верховным судьей хотя бы поцеловаться, как в спальню вновь со всех ног влетела горничная: за порогом-де ждет встречи с хозяйкой сам Автарх! Делать нечего, отправился под кровать и верховный судья, чувствительно стукнувшись лбом о лоб конюшего.
Что ж, Автарх наш – не мужчина в обычном понимании этого слова, однако нехватку мужской доблести восполнил страстью, в то время как шатлена всем сердцем стремилась ему угодить, а сноровкой в любовных играх, сам понимаешь, обладала изрядной. Добрых полночи резвились они, дразня, лаская, целуя и снова дразня друг дружку, пока Автарх не испробовал на вкус всех до одной частей ее тела, а шатлена не изведала на вкус каждой части Автархова тела, по меньшей мере, дважды.
Наконец, донельзя утомившиеся, взмокшие от пота, улеглись оба рядышком, рука об руку, не в силах хотя бы послать горничную за свежими простынями. Но вот отдышался Автарх, пришел немного в себя и говорит:
– Послушай, любезнейшая из шатлен. Знаю, любовников у тебя множество…
– Нет, нет, о Светоч Нашей Сферы! Ни единого, кроме тебя!
– А я говорю, множество, – непреклонно оборвал ее Автарх. – Или ты полагаешь, будто за тобой не следят день и ночь? Я желаю знать лишь одно: позволяешь ли ты мне все те вольности, какие позволяешь им?
– Да, о Светоч Нашей Сферы! Все до единой и даже более!
На это Автарх лишь вздохнул и надолго умолк. Умолкла и несчастная шатлена, чувствуя, сколь непрочно держится ее голова на плечах.
– Все до единой, шатлена?
– Да, о да, драгоценнейший мой, Дыхание Моей Жизни, Дыхание Жизни Всех Подданных! Все до единой, и даже более – даже те, каких и не помышляла позволять кому-либо из остальных!
Автарх вновь тяжко вздохнул.
– Тогда почему же ты ни разу не отсылала меня под кровать?
Доктор Талос
Были некогда муж с женой, и вечно они между собою ссорились. И вот как-то раз начался у них спор о сотворении новой жизни: муж говорит, будто вся честь тут принадлежит ему, но жена твердо стоит на том, что весь труд приходится брать на себя ей. Спорили они так день, неделю, месяц, другой – едва обо всех прочих предметах для ссор не забыли, и, наконец, придумали, как им сей спор разрешить. Уговорились они два года кряду спать по отдельности: за первый год пусть жена постарается породить на свет дитя одна, без чужой помощи, если сумеет, а за второй год пускай то же попробует проделать муж.
Весь первый год жена обнимала деревья, посещала святые места, изрядно потратилась на мзду жрецам, но ничего у нее не вышло.
Настал второй год. Принялся муж, выдаивая из чресл своих семя, мешать его в плотно закупоренных бутылках да фляжках с мясным бульоном, хлебом, солью, кровью и прочими веществами, какие ни придут в голову. Увы, из этого тоже ничего не вышло, и по истечении года предстал он перед женою, пристыженный.
Каково же было его изумление, когда жена, взвизгнув от радости, пала перед ним ниц и поцеловала его стопы!
– Что с тобой? – удивился он. – Ты же сама видишь, жена моя: я преуспел нисколько не более твоего.
– Нет, нет! – воскликнула в ответ жена. – Нет, о хозяин моего дома и сердца, победа за тобой: я ведь в тягости!
Иона
Однажды три морехода отправились в увольнение, и только ступили на поверхность новой планеты, подошла к ним девица, проводившая опрос прибывающих. Подошла, остановила их, планшет для письма приготовила и спросила, чего каждому из них хотелось бы больше всего.
Первый – бравый, самодовольный здоровяк с рыжиной в бороде – отвечает:
– Да вот, не думал я, знаешь ли, о таком повороте, как сказал один пес, когда хозяин спросил, отчего б не отсечь ему хвост. Но раз уж зашел у нас такой разговор, пожалуй, хочу я власти. Да, точно, власти! Вот стать бы мне капитаном, а потом адмиралом: ведь адмирал – он-то особа важная, уважаемая, у него власти хоть отбавляй!
Второй – с виду мягкий, вкрадчивый, скользкий, как угорь – говорит:
– Дражайшая моя госпожа, я тоже ни о чем подобном прежде не думал, как сказал один дипломат перед самым началом войны… по крайней мере, еще чего-либо о нем после никто не вспомнил. Но раз уж зашел у нас такой разговор, мне бы хотелось блеска да элегантности. Желаю я, понимаешь ли – так себе, будь добра, на планшетке и запиши – вращаться в самом блестящем, в самом изысканном обществе.
Третий же – симпатичный юный парнишка – ответил так:
– Я, как и мои друзья, над такими вопросами тоже раньше не думал, однако, пока они говорили с тобой, поразмыслил и понял: наверное, мне больше всего хочется любить и быть любимым.
Расхохоталась над ними девушка и говорит:
– Да ведь вы же, все трое, роботы!
(Тут нужно заметить, что слово «робот» происходит от чешского «robotnik», означающего человека, занятого тяжелым трудом, а жители той планеты переняли от чехов многое.)
– Тут ты, почтенная, – говорит первый из моряков, – попала в самую точку, как сказал один шкипер портовой потаскухе, спросившей, не своею ли деревянной ногой он орудует. Но как ты об этом узнала? Допустим, насчет меня и вот этого вахлака – дело ясное, так как власти да блеска хочется всякому роботу. Но дьявол меня побери, как говорит один ирландец, когда ему недосуг выговорить «жена», если я понимаю, каким манером тебе удалось раскусить нашего молодого товарища!
– Все просто, – отвечала девица, оказавшаяся изрядно находчивой. – Я сама начала жизнь со стремления к власти и блеску, но в итоге пришла к тому же, к чему и он.
Тут они с молодым моряком отправились выпить, а если хоть один из двоих вернулся на борт своего корабля, я об этом не слышал.
Абдиес, архонт Тракса
Одного юношу из наших мест угораздило влюбиться в одну из отцовских рабынь. Но вместо того, чтоб попросить отца отдать девчонку ему, он завел с нею связь за его спиной. Затем старик умер, а вместо внятного, честь по чести оформленного завещания оставил только записку с указанием разделить его имущество между двумя сыновьями по справедливости.
Случилось так, что старший брат терпеть не мог младшего и отказался уступить ему девушку. Тогда отправился младший к лучшему в нашей округе легисту – а кто это, я по велению скромности умолчу, – и пообещал ему половину унаследованного, если только легист сумеет оставить рабыню за ним.
– Дело, дражайший мой юный клиент, яйца выеденного не
