Как вам сказать насчет «отбоя нет», — скромно ответил Бенвенуто, — Не надо думать, что я в Риме первый красавец. Рим большой город. Самый большой, наверное. Тут интересных мужчин видимо-невидимо. На одних живописцах и фехтовальщиках свет клином не сошелся. Есть и рыцари, и студенты, и богачи, и начальники, и купцы, и моряки. На любой вкус. Некоторым дамам только духовных лиц подавай. Чем больше известности в дамском обществе, тем легче с дамой знакомство завести, в спальню к ней попасть, а дальше уже как сложится. Врать не буду, соблазняются не все, да не всех и хочется соблазнять. Никому не навязывался. Порядочных женщин в наших краях как бы не большинство. А мне и развратниц хватает.
Вольф перевел для Оксаны.
— Не вижу вокруг тебя никаких развратниц, — сказала она, и Вольф тоже перевел.
— Я имею в виду, что в среднем по жизни хватает. Но прямо сейчас мое сердце свободно. Хочешь, портрет нарисую? Краски в сундук сложены, под рукой только карандаш. Да хоть и угольком на штукатурке, — ответил Бенвенуто.
— Много у тебя было таких, как Оксана? — теперь спросил Ласка, чтобы Вольф мог на ходу шепотом переводить.
— Ни одной.
— Не прибедняйся.
— Не прибедняюсь. Были там у меня и разовые романтические встречи, и постоянные отношения. Я вообще разных дам люблю. Но таких, как Оксана, даже похожих не встречал. Не едут к нам паломницы из ваших краев. Сами понимаете.
— Как ты думаешь, она красивая?
— Красивая. Удивительно красивая, единственная такая в окрестностях на месяц пути и ни на кого не похожая. В своих краях, наверное, первой красавицей считалась.
Оксана выслушала перевод, довольно улыбнулась и стрельнула глазками.
— Слушайте, вы сами как-нибудь без слов может договоритесь? — спросил Вольф, — Мне уже неловко переводить.
— Дякую, друже, — ответила Оксана, — Сами договоримся. Рыбак рыбака видит издалека.
И они договорились.
— Ничего, что Оксана ведьма? — спросил Ласка Вольфа, когда Бенвенуто и Оксана ушли наверх.
— Нам точно ничего, да и от него не убудет, — ответил Вольф, — Оксана не такая ведьма, что из мужика все соки выжмет, а такая, что в любом деле ему на удачу ворожить будет.
— На охоту пойдет, рыбы наловит?
— Ага.
Пока компания добралась до ближних подступов к Турину, Бенвенуто более-менее восстановился и даже начал крутить мечом на привалах. Несколько дней до этого он даже разговаривал неохотно, а в седле только что не спал, доверяя лошади везти по своему лошадиному разумению.
— Научи меня вашему фехтованию? — попросил Ласка.
— Я?
— Ты хороший боец. А я за что ни возьмусь, всему учусь. Сам говоришь, быстрый, сильный. Только знаний в голову вложить и готово. У меня даже меч есть, — Ласка так и таскал за собой трофейный меч, взятый с римского дуэлянта.
— Разве я учитель? У меня отродясь никаких учеников не было.
— Почему бы и не учитель?
Начиная с Турина итальянец взялся на каждом привале давать названному брату какой-нибудь урок по фехтованию длинным мечом. В основном, насчет шагов. Русские готовились не на пешую дуэль, а на войну верхом, поэтому теорией перемещений с оружием специально не занимались.
Все учебные приемы по обучению рубке саблей Ласке тысячи раз проделывал стоя. Рубку струйки воды. Рубку гибких веток. Рубку висящих ниток. Рубку пучка соломы толщиной с человеческую шею. Рубку стоящего на столе яблока, чтобы разделить его на части, не поцарапав стол. Прицельные уколы по точкам на деревянной мишени. Умные люди придумали сделать сабле острие, потому что воины не только рубили, но и кололи друг друга.
Потом ученики все это повторяли верхом. Настоящее сражение будет верхом, в конной свалке. Западные рыцари рассчитывают на копейную атаку в плотном строю, но это хорошо против таких же всадников или против любой пехоты. Легковооруженные татары на быстрых конях крайне редко попадали под таранный удар польской или венгерской тяжелой кавалерии.
Традиций сабельной дуэли не было ни у русских, ни у татар. Все понимали, что кроме битв в чистом поле есть еще штурмы городов, где конь не помощник. Но сабля есть, удар поставлен, а чего еще надо? Защит?
Защищаться на востоке учили просто и бесхитростно. Строгий учитель брал палку и бил учеников. Впрочем, и в западных школах часто поступали так же. В первую очередь ученик должен был научиться уворачиваться от ударов, а для этого быстро соображать, в какую часть тела прилетит палка. Не просто быстро, а интуитивно быстро, рефлекторно быстро, когда вот палка уже стронулась с места, и через мгновение она встретится с телом.
Потом переходили к изучению защит клинком. Защиты клинком саблей берутся отчасти как прямым мечом. Незаточенной почти прямой нижней третью. Иногда плоскостью, иногда обухом. На востоке многие даже и опытные воины важность защит недооценивали. Часто защита сводилась к встречному удару в клинок. Легкие сабли пружинили, а не ломались. Что зазубрина будет, так исправить — дело нехитрое.
От друзей Ласка умение говорить с лошадьми не скрывал. Бенвенуто раз-другой подметил осмысленный диалог, обратил внимание, что названый брат недолюбливает мулов, и однажды после урока фехтования осторожно спросил, что это за колдовство.
Ласка здраво рассудил, что донос в инквизицию ему не грозит, и рассказал про дар Ужиного короля, который с незапамятных времен передается по мужской линии.
— У меня тоже дар есть, — неожиданно ответил Бенвенуто, — Лежит на душе и поделиться не с кем.
— Какой?
Бенвенуто начал издалека.
Во времена оны стоял к северо-востоку от Рима старинный город Феррара. Долго ли, коротко ли, основали в городе университет, а в университете факультет искусств. Преподавали там начинающим студентам грамматику, логику и риторику, а студентам постарше арифметику, геометрию, астрономию и музыку. Постигшие семь искусств могли продолжить обучение на юридическом, медицинском или теологическом факультетах. Но могли и не продолжить, а могли и не постичь.
Довелось мне провести там лучшие годы жизни. Отец мой — рыцарь, мать моя — епископская дочь. Жил я при матери как потомственный незаконнорожденный, но предки не забывали, подкармливали. Как вошел в возраст, отправили меня учиться, чтобы отцовскую законную семью не смущать. В рыцари меня, непризнанного бастарда, не взяли бы, в священники я сам не захотел. С пером и пергаментом я с детства дружил, поэтому выбрал идти в студенты. Ученые люди при знатных дворах нужны. Думал, выучусь
