Не всегда и поймешь, что за фигура с крыльями. Батюшка наш хорошо про иконопись рассказывал…
— Здесь свои каноны. Ветхий завет гласит, что ангелы выглядят как прекрасные юноши. Вспомните хотя бы, с чего началась история про Содом.
— Да помним, помним, — сказал Вольф, Но ты же рисовал только лица? Не фигуры?
— Лица. И руки еще.
— Лица молодые, чистые, румяные, без бород и усов, при длинных волосах?
— Именно так.
— Почему решили, что женские? Вот, Ласка наш под описание почти подходит.
— Да я похоже написал кое-кого. Узнали.
— Беда.
— Беда и есть. Донесли, арестовали, били, пытали, спать не давали. Но осторожно. Ждали, кто за меня заступится. У меня же заказов набрано по духовной линии.
— И как? Заступались?
— Наверное. Откуда мне знать. Но на помилование из лап Инквизиции кроме как у Папы влияния нет ни у кого. А Папа, благослови его Бог, сказал не торопиться, сплеча не рубить.
— Нас ждал, — сказал Ласка, — Извини, что задержались. Пришлось еще в Крым сгонять.
— Ты меня спас и еще извиняешься! Святой ты человек, Ласка.
Тем временем, снаружи собиралась возмущенная общественность. Накопилась до критического количества и полезла внутрь.
В таверну зашла делегация из пяти человек. Трое пузатых сеньоров, священник им под стать и мужчина средних лет с мечом на поясе.
— Еретик!
— Святотатец!
— Безбожник!
— Коварный соблазнитель!
— Выходи и сражайся!
— Мы тебя научим Господа любить!
Ласка встал и спросил:
— Можно, я за него выйду?
— Ты? Да у тебя пушок вместо усов. Не лезь не в свое дело, — сказал мужчина с мечом.
Ласка вытянул саблю из ножен до середины клинка и вспомнил, что в прошлый раз он с этой саблей только чудом отбился от противника с таким же тонким длинным мечом.
— Куда ты с саблей-то лезешь? — скептически протянул меченосец.
— Подождите, господа, — сказал Вольф, — У нас помилование от самого Папы.
— Это по ангелам?
— Да.
— У нас к нему свои счеты, у Папы свои.
— Вас устроит, если Бенвенуто Белледонне навсегда уедет из Рима?
Пузатые сеньоры задумались, а меченосец глянул на них и ответил:
— Эй, немец! Мне уже заплачено. Предложишь деньги вернуть? Я рассержусь.
— Могу перекупить.
— Я тебе перекуплю! На весь Рим ославим! — возмутились пузатые.
— Давай так. Одна дуэль и мы уходим. Тебе за одного заплатили, или за всех нас?
— За одного. К остальным претензий нет.
— Мы выставим бойца, ты сразишься. До первой крови.
— Не хитри. До смерти.
— До первой серьезной раны.
— Но решаю я, у кого какая рана серьезная.
— Хорошо. Если победишь, мы забираем своего и уходим. Если проиграешь, мы все равно уходим.
— Согласен.
Пузатые переглянулись, перекинулись парой слов между собой и решили, что их устраивает. Лишь бы Бенвенуто куда-нибудь убрался, а на тот свет, или на этот, неважно. Дуэль должна состояться просто потому, что за нее заплачено.
— Пять минут на подумать, — сказал меченосец, и вышел вместе с пузатыми.
— Что смог, — сказал Вольф.
— Ну, я пошел? — спросил Ласка.
С этой саблей тогда все-таки отбился. Может, в этот раз больше повезет.
— Ты часто на дуэли бьешься или на улице? — спросил Вольф.
— Нет. У нас как-то не принято чуть что за сабли хвататься. Лишних дворян у нас нет, чтобы просто так друг друга убивать. Мы уж, если что, так на кулаках. Или на палках. А как татары придут, тогда и возьмемся за сабли.
— Вот.
— Но ты не думай, меня и батя гонял, и братья, и воевода. Мы к войне всерьез готовимся. Татарина без подготовки не осилишь.
— Ваша с татарами война это кони и луки. С поляками — огненный бой.
— Ну да.
— Ты еще не понял? Здесь, в Риме, да и в Париже тоже, любая ссора это повод достать мечи. Каждую неделю биться насмерть для местных привычное дело. Верно, Бенвенуто?
— Верно.
— Именно на улице, пешими и без доспехов, — продолжил Вольф, — Это не считая подготовки в школах фехтования. Ты, конечно, сильный. Удивительно сильный для своего веса. И быстрый. Самый быстрый человек, кого я видел. Но опыта у тебя, извини, маловато, чтобы с первыми мечами Рима один на один выходить. Да и со вторыми я бы тебе пока не советовал.
— И что делать? — Ласка растерялся.
— Я для чего все начал? Вызывали они, выбор оружия за нашей стороной. Выбираю пистолеты. Этот, с мечом, при такой толпе отказаться не сможет. Тут за углом лавка, пару штук принесут, глазом моргнуть не успеет.
— А дальше? — спросила Оксана, — Ты хорошо стреляешь?
— Я плохо. И он наверняка плохо. Кто бы ни попал, дуэль закончится. С одного выстрела он меня не убьет, а заживает на мне как на собаке.
— Не получится, — сказал Бенвенуто, — Тебе больше не дадут спорить. Как только ты откроешь дверь, он атакует. Для всех вокруг вы уже достаточно поговорили. Вышел — принял бой.
— Да и черт с ним! — разозлился Вольф, — Выйду и подставлюсь. Если насмерть не зарубит…
— Заколет. Первый укол пойдет сразу в сердце.
Вольф вздохнул.
— Не спорьте. Я выйду, — сказал Ласка и со стуком поставил кружку на стол.
Вольф понюхал воздух.
— Это ты сейчас аквавиту допил?
— Да. Это как наша водка. Только из винограда гонят.
— Зачем?
— Батя говорит, что я проигрываю, потому что слишком много думаю. В бою думать некогда. Надо нутром чуять. Головой каждое движение не просчитать. Я его не понимал, а потом вышла одна оказия в деревне под Тулой…
— И потому ты кружку аквавиты в себя влил? У тебя же руки-ноги сейчас подогнутся.
— Я неполную. Как раз чтобы уже лишний раз не думать, а руки-ноги только ловчее зашевелятся. И мне бы можно что-то вместо сабли? Я бате обещал, что когда выпью, за саблю не возьмусь.
Вольф вздохнул.
— Вертел возьми. Не порежешься, — предложила Оксана.
Вертел, хотя и в два раза короче меча, но более-менее сойдет за оружие. Хотя бы для парирования. У него даже ручка есть.
— Ага. Ик! Началось, — Ласка скинул кафтан,
