держать себя в руках. Вокруг стали оборачиваться.
Костис натянуто произнес:
– Можете думать обо мне что хотите, я и сам о себе ничего хорошего не думаю, но я этого не рассказывал.
– Не успел найти покупателя? В следующий раз будь порасторопнее.
Костис вздернул подбородок еще выше:
– Я никогда не опущусь до того, чтобы разглашать доверенные мне личные сведения.
– Даже если человек, личную жизнь которого ты обязан защищать, тебе не нравится?
– Тем более. – Костис как можно ярче продемонстрировал презрение к такой мысли.
– Понятно. – Король, кажется, развеселился еще сильнее. – Потренируем первую позицию? Постараюсь больше не попадать тебе по лицу. Но если ты будешь держать голову вот так вздернутой, это будет нелегко.
* * *
Костис покидал учебный плац с чувством дерзкого удовлетворения. И пусть он наговорил глупостей, зато показал королю, что еще не растерял гордости. Он был очень доволен собой – до той минуты, когда его вызвала к себе королева.
В середине дня Костис, как обычно, торопливо шел из королевских покоев. Надо спешить, иначе он не успеет поесть в казарменной столовой и вовремя вернуться к своим обязанностям. Проще было бы пронести хлеба с сыром в поясе, но это нарушало бы форму одежды. Пропустить обед? Но тогда живот будет вгонять его в краску, громко урча в тишине послеобеденных придворных мероприятий.
В коридоре к нему подошла Имения, одна из служанок королевы, и он шагнул в сторону, уступая дорогу, но она остановилась.
– Лейтенант, королева желает поговорить с тобой, – сказала она.
Костис разинул рот:
– Со мной?
Служанка ответила удивленным взглядом.
Костис, заикаясь, забормотал:
– Прошу прощения, куда я должен явиться?
Имения снисходительно кивнула и отвернулась, рассчитывая, что он пойдет следом. Так он и сделал. Костис знал служанок по именам и постепенно сопоставлял имена с лицами, которые видел на послеобеденных приемах и за ужином. Имения была не первой среди служанок королевы, однако, без сомнения, одной из старших.
С трудом преодолевая головокружение, лишь отчасти вызванное тем, что сегодня он так и не поел, Костис последовал за Именией к дверям покоев королевы. Имения кивнула стражникам, стоявшим в коридоре. Они не остановили Костиса, даже не взглянули на него. Почему-то они выглядели внушительнее, чем те, кто охранял короля. За дверями располагалась кордегардия. Ее заливал яркий свет, льющийся из окон под потолком. Да и сама комната была больше, чем кордегардия короля, деревянную обшивку стен украшали мозаичные картины. Костис застыл в изумлении.
До сих пор покои короля казались ему верхом роскоши. Но эта комната… И ведь это не приемный зал, а всего-навсего кордегардия. Стук его собственных сапог по голому, без ковров, полу напомнил ему, что он пришел сюда не стенами любоваться. Он протянул свой меч поджидавшему гвардейцу и поспешил за Именией. Она даже не сбавила шага.
Служанка вышла в одну из дверей в дальнем конце кордегардии, миновала коридор, свернула в другой, более узкий, где свет падал только из комнат по обеим сторонам. Остановилась в дверях, поманила Костиса. Королева ждала его в небольшом приемном зале. Из мебели там был только ее трон.
Королева окинула его с головы до ног бесстрастным взглядом и сразу перешла к делу:
– Что делает король, когда удаляется к себе и отсылает лакеев?
Костис пожалел, что королева не задала ему этот вопрос накануне, когда он еще не успел заявить королю, что не опустится до распространения слухов. Он чуть ли не наяву слышал, как те идеалы, о которых говорил Арис, с грохотом сыплются на землю и разбиваются вдребезги. Это было не просто сплетничание – его королева задала ему вопрос напрямик. Или, с другой стороны, попросила его раскрыть частную жизнь короля, его повелителя, но, еще раз с другой стороны, козлоногого самозванца на троне. Костис возблагодарил богов за то, что может с чистой совестью ответить:
– Не знаю, ваше величество.
– Не знаете, лейтенант, или не желаете говорить?
– Не знаю, ваше величество. Простите.
Королева задумалась.
– Ничего?
Костис сглотнул.
– Ты хочешь сказать, что, насколько тебе известно, он целыми днями только сидит и смотрит в окно и больше ничего не делает?
– Совершенно верно, ваше величество, – подтвердил Костис, радуясь, что это и есть чистая правда.
– Можешь идти.
Костис пятясь вышел и вернулся в кордегардию. Служанка, которая привела его, куда-то исчезла. Костис высоко поднял голову, но не мог отделаться от ощущения собственной ничтожности перед величием королевы. Вот каким должен быть настоящий правитель!
* * *
Однажды утром в гвардейских банях прислужник, надевая Костису поножи, тихо проговорил:
– Один мой друг недавно услышал интересную вещь.
Костис, насторожившись, так же вполголоса спросил:
– Какую?
– Два человека разговаривали. Знаешь, как это обычно бывает в бассейнах: людям кажется, что они говорят тихо, и вдруг каждое их слово звучит будто у тебя над ухом.
– Да, – подтвердил Костис. Всем было известно, что сводчатая крыша бань создает причудливое эхо и разносит голоса на неожиданные расстояния. – Со мной тоже такое случалось. Но обычно это бывают ветераны, болтающие об оставшихся где-то девчонках.
– Эти двое говорили не о девчонках.
– Продолжай, – велел Костис.
– Гм, продолжу, – сказал прислужник. – Потому что эти слова мучают меня и я бы хотел передать их кому-нибудь и выбросить из головы. Один спросил другого, хорошо ли идут дела, и другой ответил, что да, все идет по плану и через несколько недель дело увенчается успехом. И добавил, что первый будет очень доволен результатами. Таковы были его слова: «Очень доволен результатами».
– Ну и что? – сказал Костис. – Они могли говорить о чем угодно: об управлении фермой, о выездке лошадей.
– Вряд ли. – Прислужник закончил пристегивать поножи и встал лицом к лицу с Костисом. – Эти двое были барон Эрондитес и Седжанус.
Ну как же без Седжануса, подумал Костис. И медленно произнес:
– Барон Эрондитес служил в гвардии при старом короле, а Седжанус был гвардейцем, пока не перешел в лакеи к королю, поэтому они оба имеют право пользоваться гвардейскими банями. И они пришли сюда, потому что не хотели, чтобы кто-нибудь при дворе увидел, как они разговаривают.
– Вот именно, – подтвердил прислужник. – А теперь я постараюсь забыть это навсегда.
Он отошел. А Костис, погрузившись в раздумья, направился во дворец.
Дит всегда стоял особняком от своего семейства. Отец хотел было лишить его наследства, но передумал. Должно быть, лелеял надежду, что парень рано или поздно возьмется за ум. А Седжанусом барон, напротив, восхищался во всеуслышание, назначил ему содержание и предоставил свой городской дом. Но Седжанус заявил, что он верный и преданный гвардеец, и держался поодаль от отца. Многие подозревали, что он питает преданность скорее к самой гвардии и собственной карьере, нежели к королеве. Однако желание ставить собственную карьеру превыше всего остального – это ведь не преступление, иначе в королевских тюрьмах сидело бы гораздо больше народу. Седжанус явно разделял отцовское мнение о своем старшем брате, и Дит платил ему той же монетой. Они открыто демонстрировали это при каждой случайной встрече. Седжанус называл Дита хлыщом и трусом. Дит насмехался над Седжанусом и считал его потным неотесанным кабаном. Но однажды вечером Диту пришлось в бессильной ярости смотреть, как Седжанус безжалостно перерезает одну за другой струны на его лире, а их друзья лишь посмеивались или сочувственно вздыхали – в зависимости от того, на чьей стороне были их симпатии. И так как в случае, если отец откажется от Дита, наследником должен будет стать Седжанус, то неприязнь младшего брата к старшему была вполне понятна и не предполагала никакого предательства по отношению к Аттолии.
Однако тихая беседа в укрытом от глаз уголке очень даже предполагала. Это весьма походило на заговор, а заговор, в котором участвует барон Эрондитес, не сулил королеве ничего хорошего.
Вопрос в том, как поступить с этой информацией. Прислужника она явно тревожила, вот он и передал ее Костису. В какой-то мере это было разумно, хотя Костис предпочел бы, чтобы прислужник выбрал для откровений кого-нибудь другого. Теперь владельцем этих сведений стал Костис, и что ему с ними делать?
Рассказать Релиусу, главному шпиону королевы? При этой мысли губы Костиса брезгливо скривились, однако такой выход казался самым очевидным. Релиус был в курсе всех дворцовых интриг. Может быть, знал и об этой, и она не станет для него новостью. В любом случае это не пустые сплетни, поэтому никакие правила чести здесь не применимы. Действиями Костиса должны руководить только верность престолу да еще инстинкт самосохранения. Подобно прислужнику, Костис передаст эту информацию и постарается как можно скорее выкинуть ее из головы.
В тот день он внимательнее присматривался к Седжанусу. Теперь, когда мотивы лакея стали более понятны, его шутки уже не казались такими смешными. Костис решил поговорить с Релиусом –
