она примет его слова. С недавних пор королева осыпает милостями медийского посла, и секретарю не хотелось ее сердить.
– Нельзя исключать и медийцев, ваше величество. Прочный союз между Саунисом и Аттолией им невыгоден.
– Верно. – Аттолия откинулась на спинку трона. – Посмотрим, где в конце концов объявится волшебник.
* * *
Через несколько дней после уничтожения саунисского флота пираты напали на два самых крупных портовых города на островах и сожгли их дотла. С тех пор как Эддис закрыла торговый путь через страну, пиратство расцвело пышным цветом. Груженные доверху купеческие суда являли собой лакомую добычу, и любой капитан мог в мгновение ока поднять пиратский флаг, ограбить встречного коллегу, а потом снова сменить флаг и вернуться домой уже не пиратом, а честным торговцем.
Эти новоявленные пираты действовали в одиночку и охотились на беззащитные парусники. Никто не ожидал, что они объединят силы. На многих островах еще не слышали о гибели королевского флота и не предпринимали даже простейших мер предосторожности против морских разбойников. Гавани стояли открытыми, города охранялись только ночной стражей, ловившей пьяниц да воров. Пираты высаживались без предупреждения, грабили и сжигали портовые склады, а горожане, мирно спавшие в своих постелях, проснувшись, радовались, что их не зарезали во сне. Они слали королю возмущенные крики о помощи, а в ответ слышали, что королевский флот их не защитит, потому что больше не существует, а налетчики эти, скорее всего, никакие не пираты, а аттолийские военные корабли под обманными флагами.
В отместку Саунис атаковал оставшимися кораблями небольшой аттолийский островок. Сгорело еще несколько городов. Вся надежда на союз рухнула. Аттолия стянула свой флот, чтобы защищаться от морских атак Сауниса, но оставила большую часть сухопутных сил в ущелье.
Забыв, что недавно грозился войной, Саунис пришел к Эддис на поклон и попросил древесину для верфей. Посол из Эддиса уединился с королем и поведал, что осенью Эддис наняла мастера-оружейника и за зиму переоснастила свои литейные цеха. Теперь вместо железных болванок, переправлявшихся на Полуостров, на заводах выпускаются пушки. Королева сможет обеспечить артиллерией строящиеся военные корабли Сауниса, но выражает вполне понятное нежелание продавать пушки, которые могут быть обращены против нее. Она требует недвусмысленных подтверждений того, что Саунис не станет вновь вступать в союз с Аттолией.
Не прошло и месяца после катастрофы на морском празднике, как в Эддис потянулись первые повозки, груженные зерном для истощенной страны, а ослабленный флот Сауниса захватил два самых беззащитных аттолийских острова – Хиос и Серу. Острова эти были невелики, но богаты мрамором и опытными ремесленниками. Они уже сотни лет оставались яблоком раздора между Саунисом и Аттолией и много раз переходили из рук в руки. Снова завладев ими, Саунис не собирался расставаться с добычей ради возобновления союза с Аттолией.
Аттолия, сохранив в целости свой флот, тоже не сидела сложа руки. Она нарочно не стала бороться за Хиос и Серу. Было много островов, куда более важных стратегически, и она обратила внимание на них. Завоевала Каприс, чуть-чуть не смогла взять его ближайшего соседа – Антикаприс. Саунис потерял еще два военных корабля.
По предложению медийского посла она напала на Киморену, захватила и укрепила ее восточный край. Киморена была самым большим из островов, и овладеть гористыми внутренними районами было невозможно – для этого пришлось бы перекинуть сюда армию, а большая часть сухопутных сил все еще пробивалась по ущелью к Эддису. Эддис надеялась, что Аттолия решит воспользоваться слабостью Сауниса и отведет войска из ущелья, но та упрямо продвигалась вперед. Эддис сдерживала натиск, однако не желала терять солдат – свое самое ценное достояние. Даже в Аттолии, еще не оправившейся после чумы, случившейся поколение назад, население было больше, чем в Эддисе. Аттолийцы подступали всё ближе и ближе.
Саунис предложил послать войска на помощь Эддису, но королева отказалась. Теряя остров за островом, Саунис требовал скорее поставить обещанные пушки – хотел установить их на островах для защиты, пока не построены новые военные корабли. В Эддис прибыли еще два обоза с припасами, и королеве все труднее было находить предлоги для отказа.
* * *
Луна еще не взошла, и дворцовые коридоры освещались лишь тусклыми фонарями на перекрестьях. Темные каменные стены почти не отражали свет. Каменные полы были застелены тонкими коврами. Королева Эддис шла медленно, чтобы не споткнуться о невидимые морщинки. Шла медленно, чтобы не издавать никакого шума. Шла медленно и старательно держала голову прямо, чтобы никто не подумал, будто она крадется по собственному дворцу. А ведь так оно и было. Она хотела втайне от всех поговорить с Эвгенидесом и его отцом. Эвгенидес, прочитав записку, оставленную возле его тарелки в библиотеке, мог одному ему известными путями пробраться в ее покои под покровом ночи, а вот его отца могли впустить только дворцовые слуги. Или же королева, отпустив служанок, должна будет встретить его где-нибудь еще. В итоге местом сбора была назначена библиотека.
Эвгенидес уже ждал ее. Его отец еще не пришел.
Эддис закрыла за собой дверь.
– Нас обнаружили, – горько улыбнулась она. – Надо было послушаться тебя и продолжать переписываться, а не затевать секретную встречу.
– Вид у тебя не сказать чтобы встревоженный, – заметил Эвгенидес. – Кто тебя видел?
– Тереспидес, – ответила королева. – Столкнулась с ним, когда поворачивала за угол. Даже не знаю, кто из нас сильнее удивился. Или, если на то пошло, смутился.
– Он догадался, куда ты идешь?
– В этой части дворца навещать больше некого. Думаю, он ходил к кому-то в городе и возвращался.
– Тогда почему же ты не встревожена?
Королева посмотрела на него и тепло улыбнулась. В последнее время он стал довольно суров, но иногда проявлял удивительную наивность.
– Слыхал, что лгуну всегда кажется, будто все вокруг врут?
– Да.
– А вор считает, будто все хотят его обокрасть?
– Продолжай, только не оскорбляй людей моей профессии.
– А волоките кажется, что все вокруг только и делают, что распутничают.
Эвгенидес вздрогнул и потупился.
– Практически кровосмешение. – Королева подалась вперед и поцеловала его в лоб. – И отчасти совращение младенцев. Весь двор будет судачить много недель. Надеюсь, и до Сауниса долетит.
– Я уже давно не младенец, и всякая мысль о романе между нами – чистое безумие, но Саунис, вероятно, услышит и поверит. Бедный влюбленный глупец.
– Влюблен он не в меня, а в мой трон.
– Влюбленный – не совсем то слово. Одержимый. И не только потому, что мечтает о троне. Он мечтает и о тебе, хоть я и не очень понимаю почему.
– Хорошо, Ген, что ты остался вором. В придворные льстецы ты не годишься.
– Жалеть надо не короля, а его наследника, – сказал Эвгенидес. – Если бедный Софос услышит, что ты любишь другого, его сердце будет разбито.
Эддис рассмеялась:
– Вряд ли его чувства настолько глубоки.
– Мне нечасто доводилось видеть людей, влюбленных столь же пылко, как королевский племянник. – Для убедительности Эвгенидес приложил руку к сердцу.
Эддис села в кресло.
– Нам надо скрывать наши разговоры прежде всего от Аттолии, а Тереспидес, подозреваю, напрямую связан с ее секретарем архивов.
– Как много я узнал о Тереспидесе всего за один вечер. Может, лучше вытащить его на улицу да пристрелить?
Эддис мрачно покачала головой:
– Он человек по-своему неплохой и довольно ценный. Если и подрабатывает, продавая Аттолии сплетни, я не против. Иногда он бывает полезен, чтобы донести до Аттолии неверные сведения. Тем не менее я не могу одним прекрасным утром вызвать его к трону и сказать: «Пожалуйста, никому не рассказывай, что я по ночам встречаюсь с Эвгенидесом». И говорить ему об этом с глазу на глаз тоже не хочу.
– Не хочешь, чтобы у него возникал соблазн?
– Скажем так: не хочу полагаться на него и потом разочаровываться. В нынешнем состоянии Тереспидес меня не беспокоит.
– Тебя больше тревожат другие шпионы?
– Еще как, – ответила королева. – Ее армия отступила.
– Она отступает? – Эвгенидес подался вперед.
– Не отступает, а отступила. Отпрыгнула, как кошка из ванны. – Эддис восхищенно покачала головой.
– Услышала про пушки?
– Наверное. Думаю, она знала о них даже раньше, чем мы
