И я надеюсь, что никогда не проснусь.
Расплывшись в счастливой улыбке, Мэгги изучала его картинный профиль: прямой нос, длинные черные ресницы. Джонни прикусил нижнюю губу, а потом выставил в окно, под лучи вечернего солнца, левую руку и, пропуская сквозь пальцы воздух, тихо запел чуть хриплым голосом, не попадая в ноты: «Я просто дурак, дурак влюбленный…» Это была та самая песня. Они танцевали под эту песню.
– Ах, Мэгги, – со вздохом произнес он. – Куда же ты делась, крошка?
Он обращался к ней. Он произнес ее имя! Мэгги хотела ответить, сказать ему, что она здесь, рядом с ним, но не смогла. В горле у нее горело жаркое пламя. Она обхватила себя руками за шею, пытаясь унять эту боль. Горло саднило, каждый вдох давался с трудом. Мэгги застонала, а Джонни, сидевший рядом с ней, вдруг замерцал, словно изображение на неисправном экране. Мэгги охнула, почувствовав, как ей под кожу воткнулся какой-то острый предмет. Она вытянула руки перед собой и уставилась на них, не веря своим глазам. В вену на тыльной стороне левой кисти гладко вошла игла. Кто-то назвал ее по имени, что-то холодное из иглы разлилось по венам, а потом Мэгги потянуло прочь. Она изо всех сил пыталась ухватиться за Джонни, но ее уже затащило в узкий черный туннель. В одно мгновение Джонни стал светлой, все уменьшавшейся точкой в далеком конце туннеля. Он даже не повернул голову в ее сторону, даже не взглянул на нее, когда она улетела.
* * *
Жжение в горле у Мэгги прошло, по венам разлились облегчение и прохлада. Она услышала голоса, энергичные, но очень далекие. Голоса тянули ее к себе, но она отбивалась, желая нырнуть обратно в сон, подаривший ей возможность увидеть жизнь, которой жил Джонни до того, как попал в чистилище. Джонни был так реален. Она отказывалась слушать назойливые голоса, и они постепенно стихли, расплылись, стали чем-то вроде чуть слышного шума машин на далеком шоссе.
Когда сознание вернулось, Мэгги обнаружила себя в комнате, которую Айрин отвела под детскую, а позднее, когда стало ясно, что детей у нее не будет, переделала, чтобы та не напоминала ей о несбывшихся мечтах. Айрин не стала перекрашивать ярко-желтые стены, которые, как ей когда-то казалось, подходили для малышей, и лишь поставила у одной из них большой книжный шкаф, а на подоконники – комнатные цветы. К другой стене она придвинула пару одинаковых кресел, а между ними водрузила торшер. Пол покрывал толстый, добротный, но уже сильно вытертый ковер. Мэгги знала, что Айрин любила читать или вышивать в этой комнате. Она говорила, что при жизни Роджера это был ее личный оазис: здесь муж ее не тревожил.
Теперь комнату было не узнать. Если бы не расположение окон, их размер и форма, Мэгги вряд ли сообразила бы, где оказалась. Деревянный пол теплого коричневого оттенка, такой же, каким она его помнила, был покрыт розовым пушистым ковром, которым заменили тяжелый восточный ковер из рабочей комнаты Айрин. Высокие окна прятались за короткими розовыми занавесками в оборках. Под одним из окон стоял маленький белый письменный стол, под другим на белом шкафчике красовался проигрыватель, а на полу вокруг грудой валялись маленькие круглые пластинки. К дальней стене была придвинута кровать, накрытая розовым покрывалом с рюшами и вся заваленная подушечками, куклами и мягкими игрушками. На краю кровати сидела девочка лет девяти-десяти. Она тихонько разговаривала с толстым плюшевым медвежонком, которого сжимала в руках. Мягкие русые волосы, едва доходившие ей до плеч, были аккуратно заколоты над маленькими ушками. На девочке было платье цвета спелого персика; из-под юбки, укрывавшей ее скрещенные ноги, виднелись опрятные белые носочки и черные туфельки на плоской подошве.
– Ну же, Джейми. Ты ведь понимаешь, что мне нужно на ком-то тренироваться. А на ком мне тренироваться, кроме тебя? Я знаю, тебе неловко. Мне тоже неловко, но, если я когда-нибудь выйду замуж за Джеймса Дина, мне нужно уметь целоваться.
Изложив этот неоспоримый аргумент, девочка зажмурилась, забавно оттопырила губы и крепко прижалась ими к пушистой мордочке медвежонка. Потом медленно открыла голубые глаза и нахмурилась.
– Джейми, у тебя не слишком-то здорово получается. Нам с тобой придется много тренироваться.
Услышав это заявление, Мэгги хихикнула. Девочка в ужасе уставилась на нее. Веселье Мэгги мигом рассеялось. Неужели она хихикнула в голос? Неужели девочка ее видит? Но это ведь невозможно. На самом деле ее здесь нет… это все просто сон.
Глаза девочки еще больше расширились, и в них появился испуг. Она отползла подальше от края кровати, тонкими ручками прижала к груди медвежонка и снова зажмурилась, но на этот раз ее лицо исказил страх, а губы уже не тянулись вперед в ожидании поцелуя. Нет, теперь с них срывался быстрый шепот:
– Призраков не существует, призраков не существует, призраков не существует.
Повторив эти слова несколько раз, девочка приоткрыла голубой глаз, словно решив проверить, не исчезла ли Мэгги, но тут же снова зажмурилась и продолжила отрицать сам факт существования призраков.
«Интересно, это она обо мне?» – подумала Мэгги и сама изумилась этой мысли.
– Ты обо мне говоришь? – произнесла она вслух, хотя это «вслух» во сне оказалось совсем непохожим на обычную речь. Мэгги словно вытолкнула свою мысль наружу, вместо того чтобы и правда издать какие-то звуки.
Девочка нахмурилась, медленно подняла одну бровь, и Мэгги вдруг поняла, что ей знаком этот жест. Так делала ее мать… медленно поднимала вверх одну бровь, словно спрашивая: «Ты серьезно?»
– Папочка здорово рассердился на меня в последний раз, после дедушкиных похорон, когда я сказала ему, что дедушка не умер, а сидит в своем кресле. Но откуда мне было знать, что это призрак? Мне он показался обычным человеком! После этого папочка заставил меня целых два дня сидеть в этой комнате. Мне пришлось есть прямо здесь, ну и все остальное тоже. Просто ужас! Так что теперь если я вижу призрака, то притворяюсь, что на самом деле его нет. Это сложно.
И девочка, скрестив на груди руки, стала ждать, пока Мэгги ей ответит. Но Мэгги лишь ошеломленно смотрела на нее. Эта девочка видит призраков… как и она сама. Тоненькая бровь снова призывно поползла вверх. Мэгги поспешила представиться:
– Меня зовут Маргарет. Но ты можешь звать меня Мэгги. А тебя как зовут?
Мэгги подозревала, что уже знает ответ на этот вопрос, но он казался ей настолько невероятным, что она просто ждала, затаив дыхание.
– Меня зовут Элизабет. Но ты можешь звать меня Лиззи. – Девочка произнесла эти слова точно таким же тоном и в том же ритме, что и Мэгги.
Мэгги постаралась придать своему лицу спокойное, смиренное выражение.
– Твою старшую сестру
