мелькающий клинок чуть выше кисти, сбив саблю вниз и сопроводив своей.
Богдан отскочил назад, выдернул саблю и описал ей круг, чудом отбив укол Анджея в корпус. С кругового замаха сабля направилась бы Анджею в голову, но тот встретил столкновение клинков вскользь, тут же сделал подшаг и повторил укол.
Богдан еще раз отскочил назад, уже до края площадки, и на ходу отбил саблю левой рукой, на оттяге попортив рукав об елмань. Правой же он даже не ударил, а просто махнул саблей в сторону Анджея.
Анджей шагнул под удар, поднимая рукоять своей сабли над головой. Подставил под удар Богдана первую треть клинка и позволил его сабле проехать по лезвию своей над головой и плечами. Тут же ударил навершием по правой руке противника чуть выше локтя и кистью довернул клинок, дотянувшись острием до щеки.
— Ай! — Богдан сделал шаг в сторону, но его сабля еще оставалась внизу, а острие сабли Анджея с расстояния в ладонь нацелились ему в глаз.
— До первой крови и хватит, — сказал Атаман, — Сабли убрали, кому сказано!
Оба вложили сабли в ножны.
— Теперь руки пожали.
Анджей протянул руку, и Богдан посмотрел на нее исподлобья.
— Если дуэль состоялась, — сказал Кшиштоф, — Неважно, до смерти или нет, то считается, что вопрос чести закрыт.
Богдан нехотя пожал протянутую руку.
— Важнее всего товарищество, — сказал Атаман, — Была бы голова на плечах, да друзья рядом, а бабы будут. И жениться не обязательно. Вот еще не хватало из-за баб друг друга резать. Помните Стародуб?
— На всех хватило, — сказал Кшиштоф, и остальные одобрили.
— Эй, по чарке им и пусть выпьют друг с другом! — приказал слугам Атаман.
Слуги поднесли дуэлянтам по чарке, Анджей и Богдан чокнулись и выпили до дна.
— Был случай в Сербии, — сказал Кшиштоф, — Жил там богатырь Страхиня Банович, и была у него жена Ангелина. Однажды поехал он к тестю, а в это время на его замок напали турки и жену увели. Тесть говорит, что бабе к нехристям дорога в один конец, обещает Страхине новую невесту. Страхиня же плюнул, переоделся турком и поехал жену выручать.
Богдан вздохнул.
— Добрался Страхиня до турецкого батыра Влах-Алии, которому Ангелина досталась. Вызвал его в чисто поле и давай охаживать и копьем, и мечом, и булавой. Все оружие об поганого переломал, руками душить взялся. И тут Ангелина подбирает меч сломанный и хрясь Страхине по хребту! Тот говорит, глаза протри, дура. Она в ответ, что ничего она не дура, и Влах-Алия ее в жены берет, а дома ей отец с братьями голову оторвут за то, что с нехристем жила и семью опозорила.
— Баб из полона неохотно выкупают, — сказал Ласка, — Воинов выкупают, мужиков выкупают, а баб нет.
— Вот у сербов так же, — продолжил Кшиштоф, — Но Страхиня же богатырь, он, если на бабу глаз положил, просто так не отстанет. Додушил Влах-Алию, Ангелине вдул, через конский круп ее перекинул и галопом домой. На пороге его тесть с шуринами встречает. Говорят, давай удавим неверную, чтобы семью не позорила. Страхиня им отвечает, что справная баба ему самому нужна, и шли бы они лесом. Тесть руками развел, дескать, было бы предложено, и ушел.
— И жили они долго и счастливо? — спросил Богдан.
— Счастливо, но недолго, — ответил Кшиштоф, — Пришел потом султан Мурад, и в битве на Косовом поле все сербские богатыри полегли, а сербский князь с тех пор вассал султана.
Слуги притащили котел с мясом.
— Знаешь, что это такое? — спросил Люциус, — Не знаешь, куда тебе в твоей Москве! Это наше пячисто. Кабан, да тушеный, да большими кусками, да с майораном и кориандром и чесноком, да еще и перченый! Давай под мясо по чарке!
Выпивши чарку и закусив кабанятиной, Ласка наконец-то смог перейти к тому, зачем приехал, и рассказал о просьбе отца насчет микстуры для глаз.
— Так это тебе живой воды надо, — сказал Чорторыльский.
— В смысле аква вита, которая есть продукт перегонки виноградного вина? — уточнил Ласка.
— Нет, в прямом смысле. Бывает вода мертвая, а бывает живая.
— Правда бывает?
— Правда.
— Есть ли у ясновельможного пана живая вода?
— Могу найти. Что взамен?
— Золотом рассчитаюсь. Вот те…
— Тише-тише, — Люциус перехватил руку гостя, не дав ему перекреститься.
— Не веришь? Я в Москве водками торгую. Меня и ляхи знают, и немцы.
— У тебя деньги-то есть? — спросил Люциус.
— Серебром уже и нет. Но золото есть, — ответил Ласка.
Серебро осталось в груди Вия. Дорого ему обошлась та корчма. Не меньше половины рубля. Зато в поясе под одеждой скрывались золотые монеты. Немного, но сколько может стоить пузырек микстуры? Не на вес золота же.
— Серебро-то украли или растратил? — усмехнулся Люциус.
— Ни то, ни другое.
— Взамен за него что-то получил?
— Жизнь. Я как раз утром рассказывал.
— Ну да, ну да. Помню. Что без серебра остался, то не беда. В жизни не слыхивал, чтобы кому за серебро живой воды продали. Не одними деньгами шляхтич богат. Хочешь, на саблю твою поменяемся? Даю за нее пузырек живой воды. На два глаза как раз хватит.
— Где это видано…
— Шляхтичу без последней сабли остаться позорно, а без одной из нескольких обычное дело. Подбери себе другую.
— Я бы лучше на золото поменял, — ответил Ласка.
— Живую воду просто за деньги не купишь. Даже и за золото. За такие вещи всегда услугу просят.
— Какую? — оживился Ласка.
— Иногда достать диковину какую-нибудь.
— Например?
— Например, птица певчая из дворца императора Карла в Вене — такого уровня диковина, чтоб на живую воду менять. Чтобы птица большая, красивая и пела хорошо. Или там племенной жеребец из конюшен короля Франции.
— Это все можно за деньги купить.
— В том и дело, что у королей хранятся уникальные редкости, а за деньги короли ничего такого не продадут. Подарить могут, поменять, но не продать.
— Хорошо. Давай меняться на что-то королевское.
— Давай. Вот я хочу, например, стать виленским воеводой.
— Что же не Папой Римским? Или владыкой морским?
— Я, между прочим, двадцать шесть всадников за свой счет выставляю! Я, между прочим,
