— Где ваш листраг, воины?
Те переглянулись и указали на палатку, после чего благородный господин тут же направился внутрь. Он провёл там совсем немного времени, после чего наружу вышли изумлённые арфалаги и начали организовывать общий сбор тагмы, не объясняя ничего и не отвечая на вопросы. По их приказу в центре лагеря почти сразу собрались все: солдаты, слуги, сановники при тагме. И тогда к ним вышел листарг Элай Мистурия и Патар Туэдиш.
Командир тагмы выглядел странно. Этот низенький человек, сочетавший общую худобу с округлым брюшком, казался ещё меньше, чем был на самом деле. Он словно сдулся и опал. Как пушистый пес, которого бросили в озеро. Когда они вышли, он было шагнул вперед но тут же оглянувшись на нежданного гостя смутился и замер на месте.
На мгновение всем показалось, что он хочет что-то сказать, но замешкавшись и пошевелив беззвучно губами, листарг отступил назад, указав двумя руками на Патара Туэдиша. Тот же вышел вперед и, оглядев ряды воинов, что уже готовились отходить ко сну в своих походных палатках, обратился к ним громким и сильным голосом.
— Воины, вы опора Тайлара и вы должны знать: в Кадифе заговор!
От этих слов по рядам солдат пронесся удивленный шепот.
— Воины, я прибыл к вам, чтобы сообщить: старейшины устроили заговор! Вы, те кто прошли харвенскую войну, должны меня знать. Я Патар Туэдиш, командир личной стражи вашего полководца, что бился с вами плечом к плечу не в одном десятке битв. Вы знаете, кто я такой, и чего стоит моё слово. Так вот, я говорю вам — в Кадифе заговор и нашего полководца хотят убить!
Им даже не надо было пояснять, о каком полководце идет речь. Для них существовал лишь один полководец. Их стратиг. Лико Тайвиш. Волна возмущённого рыка покатилась по рядам солдат, объединяя как ветеранов, так и набранный в городе молодняк.
— Воины, алатреи в Синклите, эти надменные негодяи, что все два года войны не давали нам подкреплений и задерживали обозы, теперь замыслили лишить нас Лико Тайвиша. Нашего стратига и нашего полководца! Они, позорно избегавшие войны, хотят низвергнуть и придать постыдному суду того, кто её выиграл! Того, кто сокрушил объединённые армии пяти племён в битве на Двух холмах. Кто брал Бурек и Ризгу. Кто привёл вас к победе в битве вдовцов. Кто одержал последнюю победу над Багаром Богряным, навсегда покончив с разбойничьим краем харвенов. И знаете, в чем именно его обвиняют эти трусливые боровы? В тирании и незаконной войне! Воины, только вдумайтесь в это, нашу великую победу над дикарями хотят приравнять к преступлению! Всех вас, что лили свою кровь, всех тех, кто гибли во славу Тайлара, хотят поставить вне закона! Неужели мы стерпим такой плевок в наших убитых братьев и нас самих?
По толпе пронесся изумленный ропот полный боли и негодования. Айдек огляделся и увидел закипающую в глазах солдат ярость. Их губы дрожали, а пальцы сжимались в кулаки. Да, фалаг не был на той войне, но он понимал, что чувствовали сейчас ветераны.
Эти слова, словно смазанные ядом стрелы, ранили каждого из них. Война, которую они вели, была тяжела. Каждый из них дорого заплатил за победу. И каждый знал тех, кто не вернулся в родные края, оставшись белеть костями в диких землях. Два года они лили кровь, терпели лишения, сражались и стирали ноги в переходах, чтобы вновь ринуться в бой. Два года они теряли не просто друзей, или знакомых, но своих братьев. Братьев по тагме — их второй, а для многих и единственной семье.
И вот теперь, после всех их побед. После всех жертв и свершений, какие-то мантии в Кадифе возомнили, что могут назвать их войну незаконной! Что они могут обозвать их преступниками!
Нет, такого они терпеть не желали.
Неожиданно вперед шагнул Элай Мистурия. Теперь он выглядел собранным, и в глазах его читалась решимость. Похоже, стоя в тени блестящего воина и командира, листарг нашел не только слова, но и своё мужество.
— Солдаты, — выкрикнул командир тагмы. — Защищать Тайлар наш святой долг и почетная обязанность. Мы защитили его в недавней войне, и теперь должны защитить и наши завоевания. Все два года войны Лико Тайвиш вёл нас и доказал нам, что он истинный защитник государства и его верный и доблестный сын. И мы не сдадим его судилищу учиненного трусами!
— Не сдадим Лико Тайвиша! — взревел громоподобным басом огромный, похожий скорее на дикаря чем на тайларина воин, стоявший рядом с Айдеком.
— Не сдадим! — подхватили сотни и сотни солдатских глоток.
— Воины! — прервал их голос Патара Туэдиша. — Пойдете ли вы со мной на Синклит, чтобы защитить нашего полководца и нашу победу?
— Пойдем!
— Поможете ли вы мне очистить Кадиф от предательства и измены?
— Да!
— Тогда тушите костры, бросайте палатки и пакуйте в заплечные мешки свои вещи. Надевайте доспехи, берите в руки копья и мечи. Нас ждет марш всю ночь, ибо мы идём на Кадиф!
Весь лагерь пришел в движение. В мгновение ока воины ринулись исполнять этот простой и понятный каждому приказ. Они были верны своему полководцу. И они хотели доказать эту верность.
Оставив обозы, груженные боеприпасами и продовольствием, оставив походный скот, слуг и сановников, они пошли обратно. Каждый солдат брал лишь то, что мог унести в заплечном мешке. И это придало им скорости.
К столице тагма вернулась за полтора дня — хотя Патар Туэдиш повел их и не по Прибрежному тракту, а обходным путем. И пусть бешеный марш через поля и рощи изматывал солдат, никто даже и не думал просить об отдыхе. Каждый в тагме понимал, как важно сейчас время.
Они остановились в отдалении от Кадифа, в густой роще, послужившей для них надежным прикрытием. Айдек неплохо её знал — находясь всего в двух верстах от Прибрежных врат Кадифа, она обычно была безлюдной. Живности тут считай, что не было, а если местные крестьяне и забредали за ягодами или дровами, то редко уходили дальше подлеска. Поговаривали, что где-то тут есть даже тайные тропы, ведущие в сам Кадиф, но вероятно всё это было не более чем пустыми разговорами заскучавших мальчишек. По крайней мере, сам Айдек, знавший про некоторые настоящие тайные ходы, не очень-то верил в существование скрытых от гарнизона.
Ближе к ночи с ними соединилась вторая походная тагма, также выдернутая из своего марша на север. В ту ночь им дали немного поспать и отдохнуть, запретив разводить костры и ставить палатки. Но вымотанные и смертельно уставшие солдаты и так падали на землю, едва постелив циновки, и проваливались в сон. Они знали, что завтра их ждёт испытание. И они должны быть к нему готовы.
Нет, не испытание боем, но испытание верностью. Ведь если они не успеют или не смогут спасти своего полководца, то и сами окажутся в числе мятежников, перечеркнув все свои победы и свершения. Так что у них не было права на неудачу.
В ту ночь Айдек спал плохо. Он ворочался и просыпался, терзаемый дурными снами. И дело тут было совсем не в жесткой циновке или холодной земле. Просто он возвращался в Кадиф.
Забавно, он оказался невольным участником настоящего военного переворота, ведь две походных тагмы всерьез собирались защитить своего стратига от самого Синклита. Синклита! То есть от самой власти. Пойди хоть что-то не так — и всех их, ну или хотя бы командиров, тут же объявят мятежниками и прилюдно казнят. А это весомый повод для тревоги. Но единственное, что по-настоящему заботило и пугало Айдака, так это то, что он возвращался в Кадиф. В свой родной город. Туда, где осталась Ривна — его, вероятно, все ещё законная супруга, брак с которой он попытался разорвать письмом.
В тот, уже такой далекий день, это показалось ему недурной идеей и уж точно самой простой. Он так и не смог заставить себя произнести вслух нужные слова, и потому решил доверить их пергаменту, думая, что расстаётся с Ривной навсегда. Между ними обещали встать надежной преградой сотни и сотни верст. Бескрайнее пространство, которое отделяло Кадиф от новых северных рубежей, охране которых он должен был посвятить свою новую жизнь. И когда тагма вышла из стен Кадифа, и после двух шестидевий ожидания задержавшихся обозов, начала свой путь, он всерьез решил, что навеки порвал с прошлым.
