И вот, он снова стоял у ворот родного города. И от этого Айдека бросало в крупную дрожь и сворачивало от страха.
Забавно, он был частью мятежной армии, что собиралась захватывать столицу, но по-настоящему он боялся столкнуться со своей то ли бывшей, то ли ещё законной супругой. И молил лишь о том, чтобы Ривна за дни разлуки успела покинуть город и уехать к родным, найдя защиту и приют в отчем доме. Ведь сама мысль, что ему придется посмотреть в её глаза, объясниться была для него невыносимой.
Воистину Всевышний наказывал его за малодушие.
Когда наступило утро, измученный Айдек обрадовался, что сейчас их поведут в город, а там уже не будет времени для душевных мук. Но приказ не отдавали. Солнце упрямо ползло вверх и вверх, медленно приближаясь к зениту, но воины, надев полную броню и подготовив оружие, так и сидели или стояли меж деревьев рощи. Даже разговоров почти не было слышно. Лишь изредка кто-то переговаривался или молился, одному богу, или двенадцати.
Все ждали приказа.
И за час до полудня, они его получили.
Дальний край рощи неожиданно потемнел и наполнился гулким шумом сотен марширующих ног и лязгающих доспехов. Поначалу воины повскакивали, хватаясь за оружие, но вскоре, разглядев знамена и щиты, замахали руками приветствуя своих. К ним подошла Вторая походная кадифарская тагма.
Воины выглядели замученными, взмыленными, но злыми и готовыми на всё. А впереди, верхом на грязном и потном коне, ехал и сам Патар Туэдиш.
Он проехался между рядами объединившихся солдат, в белом тораксе c оттесненным черным быком и длинном белом плаще, расшитым серебряными нитями. Остановившись, он вытащил из ножен меч, и, подняв его к небу, громко выкрикнул:
— Воины, час нашей судьбы пробил. Впереди лежит Кадиф! А внëм — клубок ядовитых змей, возжелавших погубить нашего полководца. Знайте, что ворота города открыты, а за его стенами нас ждут не только предатели, но союзники и друзья. Помните, мы не враги государства, а его защитники и мы идем защитить правду и закон от посягательств кучки обезумевших властолюбцев! Лишь они, те, кто предал нашего полководца и нашу победу, враги нам и мы сокрушим их заговор! На Синклит, воины! Да оградит нас Мифилай своим нерушимым щитом!
— На Синклит! — вторили ему тагмы, и, построившись в колонны, вышли из укрывавшей их чащи.
Едва оказавшись на тракте, они бегом достигли Прибрежных врат — огромного бастиона с могучими дубовыми створками, окованными железными полосами. Как и обещал Патар Туэдиш, ворота были открыты. И не просто открыты — перед ними стояли три десятка воинов-ветеранов, поднявших знамя с черным быком на белом полотне — то самое знамя, под которым и проходил харвенский поход. Которое стало для армии символом победы и сейчас превращалось в знамя перемен.
Увидев его, воины ликующе взревели. Тысячи глоток издали тот самый клич, которым опрокидывали порядки врагов, с которым брали штурмом укрепления и праздновали победы. Все две тагмы, во главе с одетым в белоснежный доспех Патаром Туэдишем, хлынули в город, входя прямиком на Царский шаг, по которому ещё несколько месяцев назад шли триумфальным маршем под ликующий рев огромного города.
Всё, что случилось дальше, Айдек помнил весьма смутно. Его память словно превратилось в осколок мутной слюды, по которому растекались яркие пятна. Она скомкала, смешала, а местами и просто затерла воспоминания о событиях, участником которых вроде как был и он сам.
Когда войска вошли в город, часть солдат заняла Южные ворота, другая направилась к Хайладской крепости, надеясь переманить домашние войска на свою сторону или хотя бы не дать им вмешаться. Но большая часть тагм сразу устремилась к Палатвиру и зданию Синклита. Они пошли по главной улице города, подняв боевые знамена, стуча в барабаны, дуя в трубы и подбадривая себя бодрыми криками. Людная улица пустела и расступалась перед ними, оставляя испуганных или сбитых с толку горожан стоять по краям Царского шага, наблюдая, как тысячи солдат ровным строем шагают в самый центр города.
Там они разделились вновь: три отборных сотни окружили здание Синклита, а остальные войска, разбившись на знамена, вошли в Палатвир. И именно там им оказали первое сопротивление. Среди богатых улиц, утопавших в яркой зелени, их встретили несколько сотен наёмников и рабов. Алатреи, как и говорил Патар Туэдиш, готовили заговор и даже собрали свою маленькую армию, которая явно рассчитывала на лёгкую, скорую и очень денежную победу над врагами нанявшей их партии. Но готовые грабить дворцы неугодных старейшин, они были не готовы к настоящему бою. И уж тем более — бою с армией.
Когда алатрейские наёмники увидели первых солдат тагм, то было бросились в атаку, но едва скрестив оружие и пролив первую кровь, они обнаружили, что воинов не десятки, а сотни. Зайдя с двух улиц, новые знамена ударили по флангам наемников и рабов. Сомкнув щиты и ощетинившись копьями, воины начали зажимать шайки в стальные тиски, из которых было лишь два выхода — смерть или бегство. И свора выбрала последний. Едва вступив в бой, толпа наемных дикарей, этриков и уличных громил, ринулась наутек, побросав оружие.
Легкие воины первой линии бросились за ними следом, разгоняя и отлавливая, пока воины второй и третьей линии, занимали посты по всему кварталу благородных. То тут, то там вспыхивали стычки и мелкие очаги сопротивления. Кое-где домашняя стража и рабы пытались дать отпор воинам у ворот особняков и дворцов, но потеряв пару человек, или просто пролив кровь и оценив свои шансы, складывали оружие.
Только раз, возле дворца какого-то видного алатрея, им оказали настоящее сопротивление. Боевые рабы, которых набралось не меньше полусотни, забаррикадировали ворота, заняли стены и атаковали солдат градом стрел и камней из пращей. Солдатом даже пришлось брать эту импровизированную крепость штурмом, хотя командиры и запретили им входить в сам дворец, куда отступила большая часть рабов после падения внешней обороны.
Самая крупная стычка произошла у стен Лазурного дворца. Когда три знамени второй линии Первой походной тагмы вышли к дому Тайвишей, то обнаружили его в осаде. Две сотни разношерстных рабов и наемников пытались высадить ворота настоящим тараном. Увидела их, командиры построили воинов в широкую линию, и атаковали наемный сброд. Они ударили быстро, сметая и опрокидывая так и не успевших даже толком понять, что случилось врагов. А стоило бою завязаться, как ворота открылись, и на помощь вышли полсотни ветеранов, охранявших дом Тайвишей. Поняв, что окружены, наёмники и рабы тут же побросали на землю оружие, вставая на колени.
С сопротивлением было покончено.
Дальше были ещё мелкие стычки, патрули по городу, пару боев в кварталах, аресты, самоубийства, ещё аресты, охрана арестованных, самых буйных или важных из которых отводили в темницы Хайладской крепости, а всех прочих запирали в их же домах. Попытка прорыва Южных врат, бегство трёх кораблей и блокада Ягфенской гавани.
Так, к концу дня, великий город Кадиф полностью перешел под контроль тагм. Переворот удался. Старые командиры и солдаты ликовали. А когда к ним вышел сам Лико Тайвиш они, не дав сказать ему и слова, подняли возлюбленного полководца на большой щит и понесли по городу, скандируя его имя. К этому времени опустевшие улицы вновь наполнялись людьми. Горожане уже успели понять, что лично им ничего не грозит, а вошедшие в город воины пришли их защитить от некого неизвестного заговора созревших в среде благородных, а потому охотно присоединялись к шествиям солдат или устраивали собственные.
Вкус легкой победы над столь необычным врагом, что, как оказалось, жил в самом сердце государства, пьянил армию. Он кружил головы солдат похлеще любого, даже самого крепкого вина. И их радость передавалась простым горожанам, которым солдаты рассказывали наперебой о доблести и подвигах своего полководца и об ужасах заговора, который против него попытались устроить благородные. И город принимал эту новую правду.
Ближе к вечеру часть горожан даже попыталась устроить самосуд и напасть на алатрейские дворцы в Палатвире, но воины быстро и бескровно пресекали даже намеки на беспорядки. Их победа несла порядок, и они желали его защитить.
