не местные. Почему твоя сестра взялась за это?
– Чтобы дети перестали швыряться ими в пришельцев.
Джона взглянул через ущелье. Там, на юге, от покатых металлических крыш загонов отражался солнечный свет. Когда Аня видела их в последний раз, она заметила, что изгороди повалены – все ушли.
– Пришельцев, – повторила Аня. – Давно не слышала этого слова. У моего отца и большинства тех, кого я знаю, для них находятся другие, намного хуже. Отец страстно ненавидит их. Он заведовал загонами, когда я была маленькой, и я проводила там немало времени. Отец заставлял меня учиться говорить на их языке. Потом, когда я пошла в старшую школу, я попыталась тайком принести им конфеты и…
– Знаю, – сказал Джона. – Я тебя видел.
– Правда?
– Угу. Обратил на это внимание.
– Мне всегда казалось, что от мальчишек вроде вас в дрожь бросает, – вырвалось у Ани, и она тут же пожалела о своих словах. – В смысле, всегда есть младшие ребята, которые странно смотрят на нас, старших. Но может, я и сама вела себя так же. – Она подумала о Кайеке. – Мне в голову не приходило, что ты просто наслаждаешься окружающим миром, – рассмеялась она. – Моя подруга Мелл как-то раз сказала, что ты, как ей кажется, неравнодушен ко мне. – Джона отвел взгляд. Мелл была права, и Аня вновь обругала себя. – Так или иначе, хорошо, что ты продолжил дело сестры.
– Угу, – буркнул Джона. – Только все впустую. То, что казалось великим, теперь выглядит сущей мелочью.
– Обратное тоже верно. – Аня сжала его руку, поняв, как одиноко и страшно ей было бы, не будь рядом кого-то, с кем можно поговорить. – Мелочи теперь выглядят более важными, чем раньше.
– Что ты собираешься сказать отцу, когда мы нагоним его? – спросил Джона.
Они приближались к транспортным ангарам на западной стороне ущелья. Мост снова подняли, и обе его половины стояли вертикально, не давая проехать. Троих мужчин нигде не было видно.
– Даже не думала об этом. Просто не хотела, чтобы меня отправляли к незнакомым людям. И спрыгнула с поезда, постаравшись, чтобы папа меня не увидел. А потом мне стало любопытно, куда он идет. Думаю, скажу ему, что останусь дома, пока он не вернется, что ему надо беречь себя и поскорее вернуться. Или попрошу его не уезжать, найти другую работу на востоке. Не знаю.
– Посмотрим, открыта ли эта дверь. – Джона показал на боковой вход.
Там была ветрозащитная стена с несколькими табличками для рабочих: «Не курить», «Перерыв не более пяти минут», «Не блокировать дверь». Аня вспомнила школьную лабораторию, множество плакатов, предупреждавших о раздавленных пальцах и потерянных глазах. Забавно: никто никогда не предупреждал о том, что на воздух может взлететь целый город, и не давал советов на случай апокалипсиса.
– Не заперто. – Джона потянул дверь на себя. В складах на другой стороне было темно, здесь же горел тусклый свет. – Аварийное освещение, – сказал он.
– Тсс, – прошипела Аня, толкая его внутрь и закрывая дверь. В дальнем конце ангара стояли несколько мужчин, которые собрались вокруг выложенных в ряд массивных валунов, будто пытались понять, как разбить их на части и добыть руду. Высокой фигуры отца нигде не было. Аня повела Джону в место потемнее, у стены, на которой висели инструменты; рядом стоял верстак. Пригнувшись, они подобрались ближе к большим камням и стоявшим возле них людям и наконец спрятались за полуразобранным шахтным подъемником.
– Почему мы тут околачиваемся? – спросил Джона.
– Не мы. Он. Мне нужно знать, что он тут делает.
– Так давай его спросим.
– Думаю, он соврет. Думаю, он давно уже врал мне. Погоди-ка. – Она показала на камень, в боку которого вдруг открылась дыра величиной с дверь. Нижняя половина камня упала на землю, образовав нечто вроде пандуса. В дыре появился рослый человек – отец. Послышались громкие голоса: похоже, мужчины о чем-то спорили.
– Нужно подобраться поближе, – сказала она.
– Иди за мной, – велел Джона.
Он двинулся вокруг подъемника. Казалось, он направлялся к открытому отсеку, где их наверняка заметили бы, но затем спустился по ступеням, которые вели в нижние ремонтные отсеки: там можно было встать под машинами, чтобы добраться до шасси. Похоже, все они соединялись узким коридором. Аня последовала за Джоной через второй отсек. Они остановились в конце следующего прохода, рядом с отсеком, где стояли большие камни. Теперь спорщиков было слышно довольно хорошо.
– …Не для такого поворота событий. И мне не хватает рабочей силы.
– Мы – ваша рабочая сила, – раздался голос отца, в котором сквозило нескрываемое раздражение, как тогда, когда Ане не хотелось соблюдать комендантский час. – Дайте нам работу, и мы быстро оставим вас в покое.
– Прекрасно. Но мне нужны официальные предписания от вашего шефа, с подписями и печатями, прежде чем я смогу предоставить технику…
– У вас что, руда вместо мозгов? – спросил кто-то еще. Аня решила, что это один из тех, кто сопровождал ее отца, и подобралась поближе, чтобы лучше слышать. – Центр города лежит в руинах. Мы с трудом перебиваемся на аварийном энергоснабжении. Отдан приказ об эвакуации…
– Это не мой департамент. Я должен отправить весь транспорт в Каанс. Так мне приказали. Послушайте, вам, наверное, очень не хочется остаться потом без работы. И мне тоже. Знаю, сейчас все плохо, но через месяц мне зададут один-единственный вопрос: почему я предоставил этот транспорт без надлежащих документов? Я не хочу терять будущую работу лишь из-за того, что вы стоите тут и грозите мне кулаком.
– Документы? – спросил отец. – Все документы превратились в пепел. Здание, в котором они находились, разрушено. Люди, которые могли бы их оформить, мертвы. И эта техника принадлежит моему департаменту. Я – ее владелец. А вы лишь меняете масло…
– И у нас есть коды доступа к дизельным насосам. Иначе вы бы просто угнали транспорт.
– Верно, черт побери, – сказал кто-то.
– Слушайте, давайте договоримся.
Аня услышала, как ее отец расхаживает туда-сюда. Присев и вжавшись в тень, она смогла разглядеть нижнюю часть каменной машины, которая была прямо над ней, – толстые резиновые колеса, оси и шпиндели. Вместе с другими колесными машинами она образовывала нечто вроде небольшого поезда.
– Вы хотите прикрыть свою задницу, – сказал отец. – Я понимаю. Дайте мне лист бумаги, и я возьму на себя полную ответственность за свою жизнь.
Наступила тишина. Ане вдруг показалось, что мужчины наверняка слышат дыхание – ее и Джоны. А может, и биение сердца, отдававшееся в ее ушах. Вспомнилось, как мальчишка Пикеттов прятался на крыше, как загрохотали жестяные листы, когда его обнаружили и он бросился бежать. Пришел азарт, давно знакомый по играм: теперь она выслеживала отца и не давала ему отправить ее прочь. Хотелось выскочить, замахать руками и с криком «сюрприз!» броситься в его медвежьи объятия, представляя, как он засмеется от радости, снова увидев ее. Но
