шла с ним к костру Изгримнура, чтобы послушать песни, она вела себя по-доброму и дружелюбно, хотя и была немного рассеянной. Но сегодня она весь день его избегала — или так ему казалось. Всякий раз, когда он пытался ее найти, ему говорили, что она находится в другом месте, пока у него не возникло ощущение, что Мириамель сознательно уклонялась от встреч с ним.
Сумерки закончились, наступила ночь, подобная огромной черной птице, сложившей крылья. Его встреча с Камарисом получилась короткой — старик выглядел озабоченным и с трудом сумел сосредоточиться, чтобы рассказать ему о видах сражений и правилах ведения военных действий. Для Саймона, поглощенного мыслями о собственных проблемах, длинный перечень правил показался сухим и бессмысленным. Они немного потренировались, и он оставил старика у огня, возле его скромной палатки. Казалось, Камарис обрадовался, что остался один.
После бесплодного хождения по лагерю Саймон заглянул к Воршеве и Гутрун. Герцогиня сказала, что Мириамель заходила к ним в шатер — Гутрун говорила шепотом, чтобы не разбудить спавшую жену принца, — но недавно ушла. Огорченный Саймон продолжил поиски.
Он стоял у внешней границы палаточного лагеря, где начинался широкий пояс костров отряда Джошуа и расположились те, для кого палатка являлась роскошью. Саймон пытался понять, где могла находиться Мириамель. Некоторое время назад он прошел по берегу реки, подумав, что принцесса отправилась к воде, чтобы разделить с ней свои мысли, но и там ее не нашел, лишь несколько жителей Нового Гадринсетта без особого успеха занимались ночной рыбалкой с факелами.
Может быть, она пошла проведать свою лошадь, — внезапно подумал он.
В конце концов, именно там он встретил ее вчера вечером. Возможно, она нашла уединенное место после того, как все остальные отправились ужинать. Саймон повернулся и зашагал вверх по склону холма.
Он остановился, чтобы поговорить с Искательницей, которая встретила его довольно холодно, но потом снисходительно фыркнула ему в ухо, и он стал дальше подниматься вверх, туда, где, как сказала принцесса, была стреножена ее лошадь. Там действительно двигалась темная тень. Довольный своей сообразительностью, Саймон шагнул вперед.
— Мириамель?
Тень в плаще с капюшоном вздрогнула, а потом повернулась, и сначала он увидел лишь бледное лицо под капюшоном.
— С-Саймон? — Голос прозвучал удивленно и испуганно — но это была Мириамель. — Что ты здесь делаешь?
— Я тебя искал. — То, как она говорила, встревожило Саймона. — У тебя все в порядке? — Его вопрос выглядел вполне естественным.
— Да… — пробормотала она. — Почему ты пришел?
— Что случилось? — Саймон сделал несколько шагов. — У тебя?.. — Он смолк.
Даже в темноте он видел, что силуэт ее лошади выглядит неправильно. Саймон протянул руку и коснулся набитой седельной сумки.
— Ты куда-то собралась?.. — в недоумении спросил он. — Ты убегаешь?
— Я не убегаю. — Теперь в ее голосе появились боль и одновременно ярость. — Ничего подобного. Оставь меня в покое, Саймон.
— Куда ты собралась? — Происходящее казалось ему странным сном — темный склон с одинокими деревьями, лицо Мириамель под капюшоном. — Причина во мне? Я тебя рассердил?
Она горько рассмеялась.
— Нет, Саймон. Причина не в тебе. — Она заговорила мягче. — Ты не сделал ничего плохого. Ты был другом, когда я этого не заслуживала. Я не могу тебе рассказать, куда направляюсь, — и, пожалуйста, подожди до завтра, а сейчас не говори Джошуа, что видел меня. Я тебя очень прошу.
— Но… я не могу! — Разве он мог сказать принцу, что стоял и смотрел, как его племянница уезжает одна? Саймон попытался успокоить отчаянно бившееся в груди сердце и просто подумать. — Я поеду с тобой, — наконец решил он.
— Что?! — Мириамель была поражена. — Ты не можешь!
— Но и отпустить тебя одну я также не могу. Я поклялся быть твоим защитником.
Казалось, она вот-вот расплачется.
— Но ты не должен ехать со мной, Саймон. Ты мой друг — и я не хочу, чтобы ты пострадал!
— А я не хочу, чтобы пострадала ты. — Саймон немного успокоился. У него возникло твердое ощущение, что он принял правильное решение… хотя другая часть его сознания кричала: олух, олух! — И поэтому поеду с тобой.
— Но Джошуа в тебе нуждается!
— У Джошуа много рыцарей, и я последний среди них. А у тебя, кроме меня, никого нет.
— Я не могу тебе позволить, Саймон. — Мириамель в отчаянии тряхнула головой. — Ты не знаешь, что я делаю, куда направляюсь…
— Тогда скажи.
Она снова покачала головой.
— Я все равно узнаю, потому что поеду за тобой, — решительно заявил Саймон. — Либо ты возьмешь меня, либо останешься здесь. Я сожалею, Мириамель, но других вариантов нет.
Некоторое время, рассеянно сжимая в руке уздечку лошади, она пристально на него смотрела, словно пыталась заглянуть ему в сердце. Очевидно, она никак не могла принять решение, и Саймон испугался, что животное может вырваться и сбежать.
— Хорошо, — сказала она наконец. — О, Элизия, спаси нас всех! Нам необходимо выехать прямо сейчас, и ты сегодня не должен больше задавать вопросов о том, куда и зачем мы направимся.
— Ладно, — сказал Саймон. Какая-то часть его сознания взывала к здравому смыслу, но он решил к ней не прислушиваться. Он не мог представить, как она уедет в темноту одна. — Но я должен взять мой меч и кое-какие вещи. У тебя есть еда?
— Для меня вполне достаточно… но не пытайся украсть больше, Саймон, тебя могут заметить.
— В таком случае потом разберемся. Но мне необходим меч, и я должен оставить записку, которая объяснит, что произошло. А ты это сделала?
Она посмотрела на него.
— Ты сошел с ума? — мрачно спросила Мириамель.
— Я не собираюсь писать, куда ты направляешься, но все должны знать, что ты уехала по собственной воле. Так правильно, Мириамель, — настаивал Саймон. — В противном случае это будет жестоко. Они подумают, что нас похитили норны или что мы… — он улыбнулся, когда ему в голову пришла новая мысль, — мы сбежали, чтобы пожениться, как в песне про Мундвода.
— Ладно, возвращайся за своим мечом и можешь написать записку, — сказала Мириамель, и на ее лице появилось задумчивое выражение.
Саймон нахмурился.
— Я ухожу. Но помни, Мириамель, если тебя здесь не будет, когда я вернусь, я отправлю за тобой Джошуа и все население Нового Гадринсетта.
Она гордо вздернула подбородок.
— Иди уже. Я хочу уехать до того, как рассветет, и к утру оказаться далеко отсюда, так что поторопись.
Он насмешливо поклонился, повернулся и побежал вниз по склону.
Странно, но, когда Саймон думал про ту ночь позднее, во времена ужасной боли, он не смог бы сказать, как поспешно возвращался в лагерь, собираясь сбежать вместе с дочерью короля. На него обрушивались воспоминания о том,
