Бай, – пробормотала я, когда сяо Хуань без поклона подбежал к нам и протянул мне лягушонка.
– Подарок! – заявил он и, заметив растерянность на лице сестрицы, сам вложил в мою ладонь перепуганный дар.
– Поприветствуй господина Бая, – прошептала я.
Мальчик нехотя поклонился и недовольно пробурчал:
– Это из-за него Фэнь-цзе не останется с нами?
– Сяо Хуань! – По моему взгляду он должен был догадаться, что нужно уйти. Мальчик вздохнул и, еще раз окинув Бай Сина недовольным взглядом, убежал.
– Прошу простить его, Глава Бай, воспитанник генерала Лина все еще не выучился почтению.
Я старалась не смотреть на Бай Сина, боясь, что у меня сведет зубы от его ледяного спокойствия.
– Сяо Хуань был бы рад, если бы вы остались. – Я удивленно подняла глаза: он даже запомнил имя мальчика.
Холодный как ночной ветер, Бай Син смотрел на меня своими немыми черными глазами. С самого детства я не могла понять, как ему это удается. Зато теперь я понимала, чем он был недоволен. На секунду я даже допустила мысль, что он знал не просто о каждом слове, произнесенном в этом поместье, но и о плачущем цине вчера вечером. Но он же не мог знать. Он не мог слышать. Он не должен был. Я почувствовала, как во мне вновь поднимается злость.
Бай Син! Что-то уткнулось в мою ладонь, и я вспомнила, что все еще держу лягушонка. Это казалось абсурдным, но это и правда не снилось мне. Бай Син, я и лягушка, которую У Минчжу с радостью бы запустила в него, прежде чем убежать. Я с вызовом посмотрела на Главу и почувствовала, что моя злость исчезает. Мне показалось, на секунду показалось, что Бай Син, смотрящий на подарок сяо Хуаня, потерял свою ледяной панцирь. Мне показалось, что на секунду я вижу его – Бай Сина из моего детства.
– Вам не стоит затягивать с прощаниями, завтра мы возвращаемся в Учение. Ваше дело здесь окончено.
Всего секунда. Я и правда ошиблась. Я даже накрыла лягушонка второй ладонью, чтобы спасти его от этого холодного ледяного дыхания. Бай Син заметил мое движение и отвел взгляд.
– Вы можете забрать цинь, если хотите.
Еще холоднее. Он развернулся и пошел к выходу. Я с трудом не запустила в его спину ни в чем не повинным лягушонком. Но я сдержалась. Он ушел, и я позволила подарку сяо Хуаня увидеть свет. Я поднесла его ближе и прошептала:
– Ты слишком хорош для него!
Когда я нашла сяо Хуаня, он показал мне целую коллекцию найденных им лягушек. Мы отнесли их к пруду во внутренних покоях. Проходя мимо тех, где вчера вечером я играла для генерала Лина, я на мгновение помедлила. Холодный тон Бай Сина издевался надо мной, но я не собиралась поддаваться ему. Я протянула руку сяо Хуаню и сказала:
– Прежде чем вы с генералом покинете Шаньлу, я обязательно приеду к вам!
– Ты не можешь остаться с нами?
– Помнишь, я говорила тебе, что духи моих родителей все еще со мной. Ради них я должна уехать со своим господином.
Сяо Хуань кивнул.
– Я понимаю. – Он произнес это так серьезно, будто и правда мог понять.
Прежде чем проститься с Хуанем, я протянула ему нож, тот, которым он ранил меня и забыл на месте нашей схватки.
– Это мой тебе подарок. Если когда-нибудь я буду нужна, пришли его, и я найду тебя.
– А что ты пришлешь мне, когда я буду нужен тебе? – все так же серьезно спросил он, крепко сжимая нож.
– Я сама приду к тебе. Ты же узнаешь сестрицу?
– Сяо Хуань не забудет сестрицу Фэнь!
Генерал всю ночь о чем-то говорил с Главой, а наутро вышел проводить нас.
– Вы не дождетесь исполнения казни? – спросил он, когда я осматривала подведенную лошадь.
– Я знаю, что вы проследите за тем, чтобы справедливость была восстановлена.
Последнее, что он сказал мне:
– Я не забуду ваш подарок.
Никто кроме меня не мог слышать его слов, и все же мой взгляд отыскал одежды Главы Бая. Он не смотрел на меня.
Мы покинули Шаньлу, и чем громче бег наших коней срывал пыль, тем тише в моей голове звучала песня, сыгранная тем вечером. Моя наставница научила меня, что нет подарков драгоценнее тех, что нельзя подарить дважды.
1
Я снова тонула. Я тонула, зная, что это лишь очередной сон. Один из тысячи, что мне снились эти годы. Я знала, что после боли и темноты я все равно проснусь. Но когда мне показалось, что ноги уже касаются дна и вот-вот темнота вырвет меня из этой медленной смерти, я услышала голос:
– Чжу-эр!
Где-то надо мной, выше, не в этой воде, не в этой смерти. Это был голос отца. Он звал меня, я пыталась ответить, но вместо звука, вырывающегося из горла, скребущая вода глубже вдохнулась в легкие, и я забыла, что это лишь сон. Я пыталась выплыть, пыталась вырваться из удушающего кокона. Во мне уже не было воздуха, но я еще тянулась, голос отца все еще звал, а я пыталась ответить. Будто он мог услышать. Будто он мог прийти и отыскать мое тело здесь.
– Гао Фэнь! – Чей-то голос вырвал меня, и воздух расцарапал легкие.
Не отец, И Тан смотрела на меня, чуть прищурив глаза. Она заметила, что я очнулась, и ее руки тут же отдернулись.
– Если тебе снятся кошмары, то спи на улице! – И Тан отвернулась и вышла из комнаты.
С тех пор как мы вернулись из Шаньлу, она все еще пыталась говорить грубо, но выходило уже не так убедительно.
Я коснулась лица и облегченно выдохнула. Я не плакала. К счастью, я давно отучилась плакать во сне. Теперь это спасало меня.
– Ты еще не оделась?
И Тан зачем-то вернулась и, бросив свой обычный острый взгляд, добавила:
– Жду тебя пять минут. Не забудь меч.
Я поднялась, потирая горло. После таких снов все тело болело, будто я действительно тонула.
Когда я вышла, И Тан смерила меня взглядом и бросила:
– Иди за мной.
Рассвет только занимался, и мы первыми готовились разбудить спящий плац. Она взяла меня на свою утреннюю тренировку, но по ее почти враждебному взгляду я поняла, что она злится. Не на меня, на себя.
– Ты так хотела сразиться со мной. Так давай сразимся!
Не знаю, что с ней
