охотники зашевелились во сне, а четвертый, не спуская глаз Нестора, попытался разжечь огонь. Провидец, увлекшись новым ощущением, которое дарило ему это место, провалился в дрему, темную и запутанную. Это было странное чувство: он знал, что спит, чувствовал оцепенелость в мышцах и жгучую боль от ран, и при этом, хотя он уже не был привязан к дереву, он чувствовал, что по-прежнему стоит, прислонившись к нему спиной в ожидании, что его потащат к тому, кто будет решать его судьбу. Во сне кандалы, которыми он был привязан к дереву, легко снимались – достаточно было пожелать. И он пожелал этого, и оторвался, и сделал несколько шагов, наслаждаясь долгожданной свободой. Но вдруг услышал во тьме какой-то движение. Он был не один. Нестор обернулся, пытаясь понять, откуда исходил шорох. Но в темноте невозможно было ничего различить, к тому же органы чувств работали во сне совершенно по-другому. Только пройдя еще немного и подойдя совсем близко, он смог рассмотреть его, и то не полностью. Высокий и темный, он стоял перед ним и странным голосом, дымным и ветреным, который Нестор сразу же узнал, произнес:
– Тебя ждет долгое путешествие.
– Азанор?
– Селена назвала меня так. Азанор означает «бессмертный» на каком-то из древних языков. – Нестор глубоко вздохнул и почувствовал такое облегчение, что во рту даже стало сладко. – Она была очень разочарована, когда я решил умереть, – продолжал Азанор.
– Я думал, что не имею права разговаривать с тобой.
– Просто раньше я не мог тебе явиться. В этом нет твоей вины, Нестор. Твоей вины вообще нет ни в чем. Тебе просто нужно всегда держаться подальше от смерти.
– Я думал, что я недостаточно мудр для своей миссии. Что делаю что-то не так.
– Если провидцы и считаются мудрыми, то только потому, что они, как правило, живут много лет, – возразил Азанор. – Существ, которые рождаются мудрыми, не существует. Так что с тобой все в порядке.
– Но то, что я наконец могу поговорить с тобой… это потому, что я умру? – спросил Нестор, и сам удивился тому, как жалко прозвучал его голос, будто кто-то сдавил его горло тонкими цепкими пальцами.
– Нет. Это место – колыбель бога, – ответил он глубоким голосом. – Или могила бога. На самом деле, это почти одно и то же. Что касается тебя, то ты уже прекрасно справился со своей миссией: твои видения это подтверждают.
– Да, но я никогда не умел их объяснять.
– Потому что у будущего нет однозначного образа. Абсолютной ясности на этот счет нет ни у кого. Мы можем видеть четко только те вещи, которые сбудутся с очень большой вероятностью. Их ты всегда легко распознаешь.
– Как было, когда я увидел, что Селена покинет небо?
– Да, – подтвердил Азанор, и в голосе его Нестор услышал горькие интонации.
– Чем мы ее обидели?
– Это знает только она сама. Единственное, что я могу сказать точно: чаще всего ею движет гнев. Селена – щедрая богиня, но она может быть очень непредсказуемой и жестокой. Боги несовершенны, но от нас, смертных, они, как ни странно, нередко ждут совершенства.
Нестор вздрогнул. Говорить так о богах было большой дерзостью. Но в голосе Азанора совсем не чувствовалось страха. С другой стороны, кого могли бояться мертвецы? Возможно, это место за пределами жизни было единственным, где они чувствовали себя по-настоящему свободными.
– Фернер сможет остановить ее, верно? – спросил Нестор.
– Если кто-то сможет, то только он.
На мгновение в душе Нестора вспыхнула надежда, но вскоре он вспомнил, что он уже не идет на пути к горе Фернера, что его поймали, что вырваться на свободу у него никаких шансов, и главное, он вспомнил, как сильно он подвел своих соплеменников.
Азанор пытался утешать его, возражая на каждый его аргумент. Но это было бесполезно. Осознание проигрыша охватило Нестора горячей волной стыда. Щеки его зарделись, он опустил голову и в этот момент почувствовал, как Азанор положил руку ему на плечо. Это было очень странное прикосновение: как будто ветерок пробежал. Но в то же время это было именно прикосновение, а не иллюзия. Те временем Азанор все продолжал успокаивать и поддерживать его. И Нестор никак не мог взять в толк, почему он это делает.
– Не все еще потеряно, – будто читая его мысли, проговорил Азанор.
– Может быть, ты не знаешь, но я совершил большую, очень большую ошибку, – сказал Нестор.
– Ты сможешь добраться до Фернера.
– Как?
– Ты не один, Нестор. У тебя есть Сьерра. К тому же я буду помогать тебе, по крайней мере, пока Селена нас не обнаружит.
– Но я выгнал Сьерру. А меня самого поймали, связали и всего изранили серебром. Я не смогу… У меня совсем нет на это сил.
Азанор положил обе руки ему на плечи, и Нестор почувствовал себя так хорошо и спокойно, как в объятиях матери. Боль и тревога вдруг ушли. Он даже перестал чувствовать холод.
– Тебе нужно быть готовым.
– К чему?
Но ответа провидец уже не услышал. Азанор вдруг растворился, и Нестор проснулся. Вокруг по-прежнему было совсем темно. Видимо, прошло совсем немного времени. Усталость давила, как будто он вообще не спал. Холод пронизывал его насквозь, раны горели. Интересно, если бы Селена забрала у него всю его магию, было бы ему еще больнее? Хуже, похоже, уже быть не могло. Никогда еще в жизни ему не было так физически плохо. Но слова Азанора, похоже, немного утешили его, и он попытался подремать еще немного. Впрочем, уже через несколько минут его разбудили голоса. Охотники проснулись и, жалуясь на холод и влажность, которые не дали им толком поспать, сменили дежурных. Нестор с радостью подумал, что наутро они тоже едва ли будут чувствовать себя хорошо. Это играло ему на руку.
Тем временем забрезжил рассвет. Сквозь низкие облака, готовые снова пролиться дождем, пробивался холодный и слабый солнечный свет. Охотники не спали: похоже, они встали еще затемно. Настроение у всех было хмурое.
– Смерть как хочу вернуться домой, – сказал один из них. – Помоюсь, отъемся, а потом буду спать целую неделю.
– У нас впереди еще больше суток ходьбы.
– Значит, буду спать две недели.
– Мелкий оборотень еще жив?
– Вроде. Ночью шевелился.
– Хорошо. Надеюсь, не сдохнет пока: труп нести тяжелее.
Нестор никогда не участвовал в битвах, но он знал, что его клан был еще более свирепым, чем человеческий. Думать об этом было неприятно. Он с тоской вспомнил слова матери об одной из пленниц, которую она планировала убить. Признавать жестокость за собственным родителем было нелегко. Особенно
