бури подальше, прижимаясь к самой дальней стене пещеры. И только Урод стоял у входа, прислонившись плечом к холодной скале. Ему отчего-то не было страшно, более того, он испытывал странные чувства, словно упиваясь зрелищем бушующей стихии. Немного погодя к нему с опаской подошла Тейя и встала перед ним, словно хотела заслонить друга от грохочущей беды. Но Урод только повел плечом, и Тейя вскинув голову, встала рядом.
– У тебя в глазах отражаются молнии, – сказала она. – Выглядит жутковато.
– Кто бы говорил, – усмехнулся он, глядя в ее разные глаза на пугающе безобразном лице.
В это время раздался такой удар грома, будто все духи собрались разом и решили выместить свой гнев на несчастных изгоях. Небо раскололось пополам, огромная ветвистая молния ударила в землю так, что стены пещеры затряслись, с потолка посыпались мелкие камни. Тейя от страха грузно осела на землю и закрыла руками уши, но Уроду сейчас было не до нее. Он смотрел вперед. Там, шагах в ста, ну, может быть, чуть дальше, тлело небольшое деревце, которому здорово досталось от удара молнией.
– Эй, Тейя, поднимайся! – затеребил Урод подругу. – И поднимай всех! Скорее! Собирайте хворост и несите сюда!
– А ты?
Он не ответил, выскочил из пещеры и, не обращая внимания на бурю и ветер, кинулся к тлеющему дереву. По дороге Урод подбирал всю сухую траву и ветки, какие попадались под руку, так что к своей цели подбежал изрядно нагруженным, – но, к счастью, вовремя. Огонь, зажженный ударом молнии, еще тлел, на черном обугленном стволе вспыхивали то там, то здесь яркие ало-оранжевые огоньки, сразу напомнившие почему-то не костры на родном острове, а всполохи в темном нутре Обсидиана. Подпалив от искр сухую траву, Урод быстро обложил ее мелкими веточками. Ветер помогал ему, раздувая огонь. Мальчик подбросил несколько веток потолще, костер вспыхнул и с явным удовольствием стал пожирать сухие дрова.
– Получилось! – торжествующе воскликнул Урод.
И тотчас, точно услышав его слова, огромная черная туча, давно висевшая над головой, внезапно разродилась чудовищным ливнем и градом. С таким трудом добытый костер чуть ли не мгновенно залило сплошным потоком воды. Урод подхватил горящую головню, рванулся к пещере и чуть не налетел на подбежавшего к нему Нома. Ни слова ни говоря, Буйвол сгреб голыми руками остатки тлеющих углей и стремглав кинулся следом за Уродом. Позже оба они, хохоча, признавали, что еще никогда в жизни не бегали так быстро. Но в тот момент обоим было не до смеха. Добежав до пещеры, и Урод, и Ном с ужасом обнаружили, что огонь у обоих погас.
Зарычав от досады, Буйвол бросив потухшие угли в бесполезную теперь кучу хвороста, и вышел из пещеры, подставив обожженные ладони под свирепый ледяной дождь. В пещере царило гробовое молчание. Все прекрасно поняли, что произошло, но не знали, что делать, и не решались не только пошевелиться, но даже издать хотя бы звук.
Урод, который уже тоже готов был отчаяться, вдруг заметил на головне, которую все еще держал в руках, маленькое красное пятнышко. Не в силах поверить, он легонько дунул, и пятнышко засветилось чуть ярче. Но оно было такое маленькое, такое хиленькое, что казалось: еще один вздох, – и оно исчезнет. Урод поднял взгляд на Тейю, которая нависала над ним, защищая его от ветра, и молча показал на кучу хвороста. Тейя поняла его без слов и немедленно протянула другу пучок высохшей травы. Осторожно приложив травинку к умирающему огоньку, мальчик снова еле-еле дыхнул на него. Показался небольшой дымок, и Урод дунул чуть сильнее. Сухая трава вспыхнула. Он кинулся к куче хвороста, подсунул горящую траву под тонкие сухие ветки, и огонь стал набирать силу. Уже через несколько мгновений в пещере уже горел небольшой костер – первый огонь за все время их существования на Острове изгоев.
Казалось, вся семья, до этого боявшаяся даже дышать, с облегчением выдохнула в один миг. Тейя издала громкий победный клич, многие засмеялась, а кто-то и вовсе заплясал от радости. Даже Ном, до этого сидевший с опущенными плечами, подскочил к Уроду и от души хлопнул его ладонью по спине. От удара обожженная плоть на его ладони лопнула, кровь потекла на землю, но Буйвол этого, кажется, не заметил. Он только охнул, улыбнулся, и снова пошел подставлять израненные руки под целебную прохладу льющейся с небес воды.
Один только Догур не разделял общей радости. Нахмурясь и глядя на водяную стену за выходом из пещеры, он произнес, обращаясь ко всем вместе и ни к кому конкретно:
– Мы успели собрать слишком мало хвороста. Его не хватит даже до утра.
Все растерянно замолчали и переглянулись. Снова наступила обескураженная тишина. Урод посмотрел на Тейю и успел увидеть, что та быстро поднялась и молча выскочила под дождь, град и шквалистый ветер.
– Куда ты? – крикнул он.
Но Тейи уже и след простыл.
Впрочем, вернулась она быстро. Собранный хворост еще не успел прогореть, яркие угли только-только стали покрываться серым пеплом, когда вход в пещеру заслонила массивная тень. Все вскочили на ноги, но это оказалась всего лишь Тейя с огромным бревном на плече. Она аккуратно положила его рядом с почти потухшим костром, а потом подсунула конец бревна в тлеющие угли.
– Оно на берегу лежало, – объяснила Тейя. – Давно его заприметила. Там еще есть, я завтра принесу.
Она села, устало прислонилась спиной к стене и тотчас задремала. Ее лицо, руки, спина и грудь – все были иссечены градом, песком и камнями, но она как будто этого не замечала. Огонь, найдя новую пищу, затрещал с удвоенной силой. Хиса сняла свою изрядно потрепанную накидку и бережно укрыла ею спящую дочь. Остальные, у кого еще оставалась одежда, последовали ее примеру. Уроду нечем было укрыть подругу, и он лишь осторожно отодвинул ее от холодного гранита и сел между нею и каменной стеной. Он согреет ее своим теплом, а завтра будет то, что будет.
* * *
С тех пор, как у семьи появился огонь, жизнь на Острове изгоев стала не в пример легче. И не только для Урода, которого теперь все зауважали, – для всех обитателей пещеры на южном склоне. Теперь по вечерам добычу всех охотников клали в общий котел с кипящей водой, и каждый получал от Хисы щедрую порцию горячей похлебки в глиняной миске, которые Медведица мастерски лепила и обжигала на костре. Даже в самые холодные ночи около обложенного камнями костра было тепло. Правда, теперь
