выросшую стену нежданного сочувствия к королю.
– Еще вчера мне казалось, что он ее любит, – печально произнес Филологос.
– А я думаю, он ее и вправду любил, – отозвался кто-то.
– А она…
– А я вот что думаю, – прервал дискуссию Хиларион. – Мы тут больше не нужны, и, поскольку ночью мы не сомкнули глаз, кое-кому из нас пора в постель. – Он положил руку на плечо Филологосу и подтолкнул его к двери, ведущей через королевскую гардеробную в тесные, как камеры, комнатушки, где ночевали лакеи. – Кто знает, может быть, проснувшись, мы обнаружим, что мир еще раз перевернулся с головы на ноги. – Он обвел комнату взглядом, словно предостерегая остальных слуг, но обратил свои слова только к Филологосу: – Помни, любовь королей и королев недоступна пониманию нас, простых смертных.
Он назвал эддисского вора королем. Если кто-нибудь и заметил это, то ничего не сказал.
* * *
– Не любит она его, – с облегчением в голосе сказал гвардеец, сидевший справа от Костиса. – Все это чистейшей воды притворство.
Не успел Костис возразить, как тот, кто сидел слева, добавил:
– Конечно, притворство. Разве может королева втюриться в козлонога, похитившего ее престол? Ты что, с ума сошел?
Костис снова разинул рот.
– А если бы любила, ты бы сохранил преданность ей? – спросил кто-то на другом конце стола.
Костис закрыл рот.
Все вокруг презрительно пожимали плечами. Вопрос показался им странным. В их глазах королева была, есть и будет воплощением красоты, стоящим выше любых страстей, и их невысокое мнение о короле ничуть не переменилось. Будь на месте короля любой другой человек, его противостояние с разъяренной Аттолией сочли бы проявлением безумной храбрости.
– Я бы сохранил, – невозмутимо произнес Костис.
Товарищи взглянули на него с растерянностью. Только что заданный вопрос показался им настолько нелепым, что о нем уже забыли.
– Она моя королева. – Костис хмуро посмотрел на Лепкуса, сидевшего напротив, словно вызывая на спор. – Все остальное не имеет значения. Я буду хранить преданность ей до последнего вздоха.
Кто-то ахнул. Вопрос уже не был риторическим и не казался преувеличением ради красного словца. Их верность подверглась сомнению, и ответ был только один.
– Конечно, – послышались голоса. Кое-кто даже обиделся на такой вопрос, и все до одного подтвердили свою неколебимую преданность гвардии. – Разумеется.
– Думаю, не каждый, – произнес кто-то у края стола. Костис не видел, кто это был, и подался вперед, чтобы разглядеть. Экзис, взводный из прошлой центурии Костиса. Он был из патрициев, получил образование и считался умным. – Эддисец найдет себе сторонников, – сказал Экзис. – Не забывайте, он король и сумеет добиться от них поддержки. Мы нужны королеве.
– Если король и королева рассорятся, кто выиграет? – А в том, что они рассорятся, не сомневался никто. Разве женщина может влепить мужчине пощечину и после этого изображать любовь? Разве мужчина может получить пощечину и после этого остаться мужчиной?
– Кто выиграет? – Экзис пожал плечами. – Барон Эрондитес.
Если король и королева затеют борьбу, барон дождется, пока оба ослабеют, и нанесет удар. Непременно. Все, кто сидел вокруг стола, грустно закивали.
Костис встал.
– Ты куда? – спросили его.
– Проверю расписание. Если меня в нем нет, пойду к себе. И буду там ждать решения своей судьбы.
– Ты только не оглядывайся, но, по-моему, твоя судьба сама идет сюда. Вошел наш новый капитан, и он направляется прямо к тебе.
– Новый капитан?
– А ты не слыхал? Энкелис уже велел собрать капитанские вещи и вынести из его квартиры. Говорит, хоть королева и помиловала Телеуса, но в должность не вернула. Хотел было прогнать Аристогитона, но тот заявил ему в лицо, что его от присяги никто не освобождал и он не уйдет, пока не велит королева. Мы всё ждем, пока королева придет и назначит Энкелиса на должность, но дело уже к вечеру, а она так и не вышла из своих покоев. Аристогитон со своим взводом заперт в казарме. А где Телеус, никто не знает.
К их столу подошел новый капитан, и гвардейцы почтительно встали. Энкелис кивнул Костису:
– Тебя вызывают. Приведи себя в порядок и иди со мной.
* * *
Мимо гвардейцев Костис вошел в королевскую кордегардию. Седжанус улыбнулся:
– А вот и наш мальчик для битья. Что тебя привело, Костис? Надежда на возмездие?
– Я на службе. И останусь на службе, пока меня не освободят или пока меня не отпустит король.
– И чей же это приказ?
– Моего капитана, господин Седжанус. От кого еще я бы стал принимать приказы?
* * *
Филологос встал с постели и обнаружил, что мир не перевернулся с головы на ноги, а, напротив, остался таким, как был, к вящему расстройству его и многих других. Королева не выходила из своих покоев. Они постучали к королю, он встал с постели, чтобы открыть, и велел им проваливать. Однако впустил эддисского посла, но разговор, видно, не заладился, и Орнон в бешенстве выскочил.
Служанки королевы никого не пускали к своей госпоже и отказывались передавать послания, хотя некоторые из них удалялись по каким-то тайным поручениям. Министры были предоставлены сами себе. Советники советовались сами с собой. Обычный распорядок не был нарушен, но во дворце бурлило беспокойство.
* * *
Костис поужинал в королевской кордегардии и проспал всю ночь на узкой скамейке, тянувшейся вдоль стен. Лакеи по очереди спали на скамьях пошире, стоявших по обе стороны от двери в спальню. Им полагалось быть под рукой на случай, если ночью король позовет, но он так и не позвал.
Наутро пришли новые визитеры. Костис, разрываясь и не зная, кому хранить преданность, мысленно отмечал всех, кто появлялся. Возможно, эти люди войдут во власть и станут новыми приближенными короля. Они ждали в кордегардии, пока лакеи заходили к королю и спрашивали, желает ли его величество принять посетителя. Большинству он отказывал, хотя согласился впустить Дита и разрешил немного посидеть у постели. Даме Темис было отказано. Через час гвардейцы впустили в кордегардию ее младшую сестру. Бледная, она спросила лакеев, можно ли увидеть короля.
– Его величество не…
– Впустите ее, – приказал король из спальни.
Удивленно приподняв брови, лакей подвел Хейро к двери. Она вошла в спальню и села.
Они немного поговорили вполголоса. Король, держа ее за руку, сказал:
– Надеюсь, твой отец доволен, что мы с тобой стали добрыми друзьями.
– Благодарю, ваше величество, – тихо ответила она и ушла.
Потом король уснул и проспал до конца дня.
Глава десятая
Спросонья Костис подскочил так, что скатился с узкой скамьи и упал на одно колено. Встал, пошатываясь и с трудом приходя в себя. Проспал он всего час, а после нападения на короля удалось поспать в общей сложности несколько часов. Крики. Эти крики его и разбудили. Протирая глаза, он побрел через кордегардию, распихал лакеев – чего они стоят на пути, как столбы. И, только дойдя до двери и подергав защелку, понял. Дверь заперта. Король кричит по ту сторону, а они не могут войти. Он заколотил в дверь кулаком, но она стояла неколебимо. Заорал на беспомощных лакеев:
– Ключ принесите! Где ключ?
– Нет у нас ключа! – заорал в ответ Клеон.
Костис воздел руки. Огляделся, выхватил у одного из гвардейцев ружье. Открыл кожаную пороховницу на поясе. Даже спросонья он был в состоянии зарядить ружье. Движения были автоматическими. Разорвал зубами бумажный патрон, насыпал немного на пороховую полку, закрыл, высыпал остальное в ствол, бросил туда пулю, еще завернутую в бумагу, забил шомполом, вернул шомпол в канавку на боку ствола и поднял ружье.
– Разойдись! – крикнул он лакеям, в смятении глядевшим на него. Они не шелохнулись. – Разойдись! – закричал он еще громче. Но они поняли и укрылись лишь тогда, когда он приставил дуло к замку. Грянул оглушительный выстрел. Костис проморгался после яркой вспышки и вгляделся сквозь дым. В двери зияла щербина шириной с его руку, но замок еще держался. Костис перезарядил ружье. В комнате стояли крики и гам, но никто не пытался его остановить. Он снова поднял ружье, на сей раз отвернул лицо и выстрелил. Присмотрелся – от замка осталась только груда железа, дверь приоткрылась. Он с облегчением перевел дух. Пуля от второго выстрела, срикошетив от двери, просвистела прямо возле уха. Стрелять в третий раз не хотелось.
* * *
Король сидел в кровати среди смятых перекрученных простыней. Опирался на культю правой руки, смотрел на окровавленную ладонь. На ночной сорочке темнели красные пятна. На первый взгляд в комнате больше никого не было, но Костис на всякий случай заглянул во все углы, проверил защелки на окнах и лишь потом обернулся к королю. После пережитого волнения колени подкосились, задрожали руки. К этому времени короля окружили лакеи, и все наперебой предлагали свои услуги:
– Глоток воды, ваше величество?
– Желаете бренди?
– Прочь отсюда, – хриплым спросонья голосом
