глаза. Даже на смертном одре король не мог обрести хоть капельку достоинства. Слуги едва сдерживали хохот, а король не только не возражал – наоборот, он, кажется, ничего не имел против.
Губы королевы сжались еще плотнее.
– Простите великодушно, – беспомощно пролепетал лекарь.
– Хватит извиняться, давай быстрей.
– Ваше величество, я… – Казалось, Петрус вот-вот расплачется.
Из-за спины лекаря послышался твердый голос Орнона:
– Ваше величество огорчает своего лекаря.
Посол подошел ближе к кровати. Он и король впились друг в друга возмущенными взглядами.
Эвгенидес отвел глаза.
– Ну хорошо, – угрюмо буркнул он. – Скажите ему, пусть продолжает. – И громко, обиженно вздохнул.
Орнон ободрительно похлопал лекаря по плечу и отошел. Лекарь снова склонился над раной. Король скривился, но промолчал. Удивленный лекарь на миг поднял глаза, но тотчас же вернулся к работе, спеша закончить, пока этот прилив умиротворения не миновал.
Король лежал без движения и не издавал ни звука. Когда Петрус затянул первые швы, король набрал полную грудь воздуха и замер. Досчитав до десяти, медленно выдохнул и вдохнул опять.
Между Костисом и королевой стояли три человека. Костис отшвырнул их всех, как кегли, и успел упасть на колени перед королевой. В тот же самый миг она без чувств рухнула в его протянутые руки.
За миг до этого он уголком глаза заметил, что она побелела как мел и покачнулась. Понял, что она вот-вот потеряет сознание, но не успел ничего предпринять – сумел лишь поймать ее.
– Королева! – встревоженно крикнул кто-то, и король взвился, как дикий зверь, пойманный в капкан.
Он хотел сесть, и все, кто был рядом, кинулись его удерживать. Он боролся. У кого-то хватило разума крепко прижать к кровати острый, как бритва, крюк. Кто-то менее разумный попытался ухватить короля за другую руку и отшатнулся, держась за лицо.
– Мои швы, мои швы! – вопил лекарь.
– Ваше величество, ваше величество!
– К черту ваши швы! – рычал король. – Дайте встать!
Высвободив одну руку, он ухитрился сесть, но на него, наперебой крича, насели сразу несколько человек. Кто-то, получив увесистый пинок, свалился с конца кровати. Лекарь снова закричал, видя, как гибнет его работа.
Костис решил не вмешиваться в схватку. Он посмотрел на Орнона. Тот вышел вперед, схватил за волосы кого-то у королевской кровати и резко дернул. Человек с размаху сел, и Орнон тотчас же занял освободившееся место. Прижал раскрытую ладонь к лицу короля и резко толкнул того на подушку. Потом, не убирая руку, наклонился и прокричал прямо ему в ухо:
– С королевой все хорошо!
Эвгенидес затих. Все вокруг тоже замерли.
– Ирена! – позвал король.
– В обморок упала, только и всего, – сказал Орнон уже тише. – Очень много крови. Она женщина, и на нее это подействовало. Ничего удивительного.
Костис опустил глаза на женщину, лежавшую у него на руках. У нее есть имя. Ее зовут Ирена. Ему и в голову не приходило, что ее зовут не только Аттолия, у нее есть и обычное имя, но ведь и правда: держа ее на руках, он вдруг почувствовал, что она не только королева, но и человек, мало того – женщина. Внезапно Костису стало очень неловко, и он был рад, когда на помощь пришел Хиларион – взял королеву на руки и отнес в кордегардию.
Костис встал на ноги.
На кровати Эвгенидес беспокойно ворочался.
– Упала в обморок при виде крови? – переспросил он. – Нет, Орнон, моя жена на такое не способна.
– Твоей крови, – напомнил посол.
Эвгенидес посмотрел на крюк у себя на руке и задумался.
– Да, – сказал он наконец и, казалось, погрузился в воспоминания. В комнате наступила тишина. Костис увидел короля и королеву с новой, неожиданной стороны и пытался это осознать. Понимал, что все остальные погрузились в точно такие же мысли. Кроме, пожалуй, лекаря – тот так и стоял с иголкой и ниткой, в тревоге ожидая указаний.
– Продолжай уж, – велел ему король. Он словно и не заметил, когда лекарь стал снова накладывать швы. Смотрел только на дверь, туда, где исчезла королева, и заговорил, обращаясь к Орнону: – Знаешь, Орнон, в будущем я лучше стану огорчать лекаря.
Глава девятая
– Ваше величество, – прошептал Костис.
Эвгенидес открыл глаза, повернул голову на подушке. Костис стоял на коленях у кровати. В комнате было темно. Свет падал только через открытую дверь, возле которой караулили гвардейцы. Они впустили Костиса, ни о чем не спросив, словно и не заметили его. Понимали, зачем он пришел.
Король поморгал.
– Простите, что разбудил, ваше величество, но только вы можете помочь.
– Который час? – хрипло спросил король.
– Через час рассветет.
– Рано, значит, – прошептал король, – а не поздно.
– Ваше величество, она хочет всех казнить.
– Кого это – всех? – Его глаза лихорадочно горели.
– Капитана, моего друга Ариса, весь его взвод. Она их арестовала вчера днем, сразу, как вышла отсюда, и сказала, что на рассвете их казнят.
– Через час?
– Ваше величество, она произвела в капитаны старшего лейтенанта, но люди говорят, они под его началом служить не станут. – Костис затараторил: – Если можете, ваше величество, пожалуйста, уговорите ее! Клянусь чем хотите, Арис не знал об опасности! Он думал, что в саду все спокойно.
– Почему ты не пришел раньше?
– Вы спали. Вам дали летиум.
С немалым усилием король вытащил руку из-под одеяла.
– Помню, – проговорил он. – Я не хотел его пить. От летиума я всегда словно мертвый. – Он потер лицо. – Она уже послала за ними?
– Нет еще, – ответил Костис.
– Ага.
– Ваше величество, прошу вас.
– Костис, я не могу публично отменять ее приказы.
– Но она вас послушает, – взмолился Костис.
– С глазу на глаз – может быть. Если бы на это было время. Но она очень злится, Костис. Я так и знал, что она разгневается.
Костис опустил голову. Сегодня его глазам предстало так много невообразимых событий, и он надеялся еще на одно.
– Погоди, – сказал король. – Подожди немного. – Он повернул голову. – Вода есть? От летиума в горле пересыхает.
Костис налил королю воды. Король выпил залпом. Потом еще и еще. Чтобы не пролить, он, морщась, приподнялся и сел прямее. Тяжело вздохнул, уставился куда-то вдаль. Наконец спросил:
– Ты знаешь хоть что-нибудь на архаическом языке?
* * *
Костис бегом слетел по лестнице и помчался по извилистым коридорам дворца. Надеялся, что в столь ранний час никто не попадется на пути. Срезал через кухню, где вслед ему полетели ворчание и брань кухонного люда, уже проснувшегося и приступившего к работе. Добежал до лестницы, спускавшейся в дворцовые казематы, но там пришлось сбавить шаг, подстраиваясь под неторопливое шарканье тюремщика. Обгонять его не было смысла. У тюремщика хранились все ключи, и, подобно всем людям его профессии, он ревниво относился к своей власти над темницами ее величества. Торопиться за королевским гвардейцем он не станет.
Тюремщик долго со звоном перебирал ключи, потом отпирал камеру. На этом Костис потерял терпение и распахнул железную решетчатую дверь. Сначала увидел Ариса – тот сидел на полу, подтянув колени к груди. Вокруг его ног петлями лежала цепь. Он поднял голову, взглянул на Костиса и осторожно потормошил за плечо человека, лежавшего рядом.
– Легарус, время пришло, – тихо произнес он.
Легарус плакал. У остальных глаза были сухи, но Легарус плакал. Неудивительно, подумал Костис. Ведь это он, как все полагали, невольно стал причиной их внезапного продвижения по службе, потому что это подстроил его неведомый покровитель во дворце. Но устроено это было не ради Легаруса. Протекция была всего лишь ширмой, за которой скрывался истинный замысел. Кому-то хотелось, чтобы в карауле в тот день стоял взвод новобранцев, которых по неопытности легко отвлечь от службы. Покровитель воспользовался наивностью Легаруса и бросил его на верную гибель.
Костис обернулся к Телеусу. Тот встал на ноги и ровным голосом сказал, глядя прямо в глаза:
– Надежды нет.
– Есть, – возразил Костис.
– Нет, – упрямо настаивал Телеус. – Я не должен был соглашаться на продвижение взвода Аристогитона. Если бы речь шла о телохранителях королевы, я не стал бы этого делать. И для короля не надо было.
– А взвод, который получил продвижение? Они тоже погибнут?
– Они тоже не справились.
Костису захотелось схватить его за плечи и встряхнуть.
– А как же гвардия? Вы же знаете, она поставила на ваше место Энкелиса. Люди за ним не пойдут.
– Они дали присягу поставить свои мечи на службу королеве.
– Они не просто мечи. Они люди. И идут за вами. Без вас рухнет их дисциплина, а возможно, развеется и преданность. Они – костяк армии. А вы – краеугольный камень гвардии. Королева не может лишиться вас. Это было бы слишком большим ударом.
– Думаешь, я этого не знаю? – спросил Телеус.
– Надо ее остановить.
– Костис, она тоже это понимает, – грустно сказал Телеус. – И даже если бы я мог, кто я такой, чтоб ее останавливать? Она сама приняла решение.
– А если она ошибается?
– Кто я такой, чтобы ставить под сомнение решения королевы?
– Капитан, она такой же
