Первым скинул нахлынувшее оцепенение Ант. Морской воевода подбежал к краю зубчатой башни, так чтобы все видели, и громко закричал:
— Слава Росмале! Боги за нас! Боги послали нам перемогу великую! — Ант перевел дух. — Очнись Коростень! Забытые Светом гоблины почти забрались на наши стены! К оружию! Отбросим нечисть поганую от кремля!
Пламенные слова воеводы привели гарнизон и ополченцев в чувство. Люди встряхнулись и ахнули. То тут, тот там гоблины перемахнули через зубцы и перебили тех немногих, кто не впал в панику. Промешкали бы еще чуток, и было бы поздно, гоблины смели бы коростеньцев неудержимым потоком.
Кровавая сеча вспыхнула с яростной силой. Хвала богам, на стены взобралось лишь малое число нелюдей, и, несмотря на озверелое рычание и взмахи чудовищных секир, их быстро изрубили.
Руслану не давала покоя мысль об источнике защитившего их волшебства.
— Глядите! Глядите, — услышал он. — На храм, что у Ямской площади глядите!
Над главным городским храмом Деллеи парил огромной символ богини, фиолетовое сияние которого разгоняло последние ночные лохмотья. Мерцающий свет источали полдюжины плавно изогнутых линий, перехваченных тонкой перевязью. Знак Деллеи! Держательницы Нитей Судьбы.
На башню взбежал взмыленный гонец, вытянулся пред морским воеводой и оттараторил:
— Послание от настоятеля Соборного храма.
Ант протянул руку.
— Письмена не имеются. Велено передать на словах.
— Говори, — воевода выжидательно посмотрел на гонца.
— Вохат, протожрец Деллеи, посвященный второй ступени, наказал передать, что черное колдовство гоблинов способно изничтожить град. Но богиня не оставила чад своих. Вохат и восемь жрецов второй и третей ступеней объединились в круг и сберегут град от вражьего колдовства.
В подтверждение послания Вохата от фиолетового знака отделился маленький волчок того же цвета и молнией метнулся навстречу очередному смертоносному шару. Не долетая двух локтей до кроваво-пламенного колобка, фиолетовая точка вспыхнула и исчезла. Миг спустя под оглушительный треск огненный шар рассыпался мириадом искр.
— Стоял и стоять будет град Коростень, — молвил воевода Ант.
На верхнюю площадку Изумрудных врат примчался новый гонец.
Срочное донесение воеводе. У Старокняжей башни гоблины вот-вот прорвут оборону, своими силами не совладать. Тысяцкий Оглай, тамошний старшина, просит подкрепления.
Ант тот час отдал распоряжение. Две сотни латников из запасного полка споро отмаршировали к Старокняжей башни и, сходу вступив в бой, опрокинули наседавшую нелюдь.
Городские часы пробили шесть. Совсем рассвело.
Руслан давно сбился со счета, сколько отразили атак. Много коростеньцев сложило головы сегодня, но их число не идет ни в какое сравнение с убитой нелюдью. Мертвые тела гоблинов валами лежали под крепостными стенами, однако, не взирая на горькую участь сотен соплеменников, новые отряды гоблинов вновь и вновь карабкались по штурмовым лестницам.
— Словно очумелые, — охарактеризовал атакующую рать Свенельд.
Колдун в черно-сером плаще тоже не унимался. Как железный, не знающий усталости, стоял он на одном месте. Упрямое чародейство Катон'нерга, не переставая, порождало полыхающие снаряды, которые раз за разом разбивались о фиолетовую преграду.
— Княже, чего такой хмурый? — Свенельд огрел дружеским тычком углубившегося в раздумья Березина.
— Не знаю, — Руслан оторвался от созерцания бушующей у подножья башни битвы.
— Да брось ты! — куябец излучал благостное настроение. — Буде тебе страшиться неизвестно чего.
Взгляд Руслана неожиданно остановился на одной точке и замер. Понял!
— Гляди! — взволнованно воскликнул он.
Свенельд непонимающе посмотрел на то, как очередной огненный шар вдребезги разбился о фиолетовую стену.
— И что? — пожал плечами куябец.
— Разве не видишь? — Руслан оглянулся.
Никто не видит!
Свенельд молчал, не в силах уразуметь в чем дело.
— Посмотри, воевода, где останавливается магия гоблинов! Вначале Вохат и его жрецы уничтожали вражье колдовство в ста шагах от башни, а теперь до Изумрудных врат шагов тридцать вряд ли будет.
Свенельд проследил за полетом следующего шара и посерел. Руслан-то верно подметил, таким макаром час или два — и огненные шары доберутся до города.
— Смекнул? Да и фиолетовая стена уже не та. Она потускнела, и вместо прямой глади теперь какая-то изогнутая. Волхвы теряют силы, и кто знает, сколько они продержатся.
— Где Ант? Необходимо рассказать ему всё, — Свенельд искал глазами морского воеводу. — На башне он или нет?
К друзьям подошел десятник, облаченный в цвета коростеньского полка:
— Морской воевода ждет князей на военный совет.
— Господаре, я только что от Вохата, — каменное лицо Анта не предвещало добрых вестей, — и волхв поведал мне следующее. Мощь вражьего колдовства оказалась сильней объединенной магии наших жрецов. Уже сейчас они обессилены до крайности. Вохат сообщил, что мы можем рассчитывать самое большее на два часа. По истечении оных град окажется беззащитен пред черным колдовством.
Морской воевода оглядел членов совета:
— Какие предложения?
Ответом ему были вытянутые лица и гробовое молчание. Для всех, кроме посланцев царевны, сказанное Антом явилось полной неожиданностью.
— Не узнаю я вас! — рассердился Ант. — Храбрые мужи вы иль в штаны наложили? Али первый день на войне?
— Но что мы можем супротив волшебства, — робко возразил голос недавнего завистника Руслана.
— Так что, белый флаг? А? — морской воевода совладал с собственной вспышкой ярости, но вид у него был куда как грозен.
Военный совет поежился под суровым взглядом Анта, вздохнул и решил проблему. Теоретически.
— Иного выхода у нас нет, — подвел черту Ант. — Нужна вылазка.
В резервном полку ждут своего часа две сотни тяжеловооруженных витязей — кованая рать, они и станут острием вылазки. Их задача — пробиться через порядки гоблинов и убить колдуна черно-сером плаще. Конников прикроют пешие латники, коим должно будет оттеснить гоблинов как можно дальше от распахнутых Изумрудных врат.
— Рискованная затея, — заметил потертый жизнью тысяцкий гарнизонного полка. — Стены кремля наше единственное преимущество пред пятикратно превосходящей нелюдью. С открытыми воротами… Ох, не знаю.
— Конечно, опасность велика, — сказал Ант. — Но что нам остается?
Тысяцкий признался, что ничего другого.
