— пока не сойдемся. Смотри, не запутайся в ней, он может вернуться.
— Кто?
— Хозяин!
— Может, ее просто обойти? — спросил я. Не такая уж и великая преграда был этот комок! Просто мания у всех островитян: все стричь с корня, все убирать с пути, что под ногою мешается. Тем более если у него, спутанного клубка из придаточных корней, где-то имелся хозяин! Господи, да там, где в окружности тысяча градусов, там, может, и укроп рос именной, все могло быть. — Давай обойдем… паутину-то.
Камлот удивленно вскинул брови.
— Зачем же ее обходить? — спросил он меня недоуменно.
— Чтобы тарэль собирать, — ответил я. — Мы же собрались тарэль собирать. Идем на плантацию… Нет?
— А это что такое, по-твоему? — спросил он.
— По-моему, паутина.
— По-твоему, «паутина», по-нашему — «тарэль». Это и есть тарэль! Ложка этого дерьма способна…
— Не утомляйся, — попросил я Камлота сбавить жар. Тэк-с, ну, ошибся Карсон Нейпир, бывает. Он-то решил, будто растет этот диковинный тарэль где-то за паутиной, вроде тутовника.
Прошло уже минут десять, как мы начали резать паутину, и вдруг я заслышал шорох на соседнем дереве. Камлот его тоже услышал. Ухо поднял. Замер. Взгляд у него стал такой… как у профессора токсикологии, укушенного тарантулом.
— Он идет, будь начеку! — сказал он, спрятал кинжал в ножны и перехватил копье. Я последовал его примеру.
Мне ничего не было видно в листве. Но вот послышался шелест, и ярдах в пятнадцати от нас высунулась чья-то… не знаю, как назвать. Ну скорее всего морда. Только со страшного перепоя такая могла привидеться! Цвета гнилого супешника из свеклы, в который добавили кофе. И в консистенции варева. Была совершенно ужасна и похожа на паучью, только во много раз больше. Эта тварь поняла, что мы у нее в гостях и без предварительной договоренности. Она испустила жутчайший вопль. Где-то так высоко, в том регистре, который через пару секунд человеческим ухом уже не просматривается. Ухом — да. Но глазу, наблюдающему за потугами и разверзшейся глоткой, становится больно, глаз обрастает слезой.
И тут я вспомнил, что уже слышал его однажды, этот истошный короткий звук, бьющий в голову, после которого кровь идет через уши. А затем узнал и физию. Это было то самое существо, что охотилось на моего преследователя-гастронома в мою первую венерианскую ночь.
— Будь осторожен, — предостерег Камлот. — Он сейчас нападет.
Как только мой спутник произнес эти слова, чудовище набросилось на нас. Его тело покрывала длинная щетина, а над глазами были желтые пятна величиной с блюдце. Оно дико завопило уже регистром пониже, пытаясь нас запугать.
Камлот взмахнул тяжелым дротиком, и тот глубоко вонзился в мерзкое тело разъяренного чудовища. Но это зверя не остановило. Тварь рванулась к Камлоту. Брошенное мною копье попало ему в бок, но чудовище продолжало нападение. Я с ужасом видел, как оно повалило Камлота на ветвь.
И Камлот, и паук привыкли к жизни на деревьях, но мне нигде не хватало надежной опоры — за что ни хватался, все лопалось. Конечно, ветви были очень толстые да еще и переплетались между собой, но я не чувствовал себя так, как на твердой земле. Но об этом думать было уже некогда. Над Камлотом нависла смертельная опасность. Я подбежал к чудовищу и изо всех сил шарахнул его по голове. Оно тут же оставило Камлота и повернулось ко мне. Из-за глубоких ран его движения были уже гораздо медленнее.
Нанося удары по этой твари, я с ужасом заметил, что Камлот лежит без движения, точно мертвец. Но я смотрел на него долю секунды, так как не мог отвлекаться от зверя. Тот оказался потрясающе живучим. У него из ран так хлестала кровь, что я удивлялся, как он еще не издох. И все-таки он пытался схватить меня клешнями на передних лапах и подтащить к своей страшной пасти.
У вепайянских мечей обоюдоострые клинки, которые становятся толще кверху. Они представляют собой грозное режущее оружие, хотя не очень сбалансированное, на мой взгляд. Я смог убедиться в его боеспособности, когда одним ударом отсек страшную клешню, тянувшуюся ко мне. При этом чудовище взревело еще более страшно и из последних сил прыгнуло на меня, как пауки прыгают на свою жертву. Я ударил опять, отступил и вонзил острие прямо в отвратительную морду. Но засранец, падая, подмял меня под себя. Боже, как он вонял!
От толчка я оступился и свалился с ветки. К счастью, мое падение задержало переплетение мелких ветвей. Хватаясь за них, я сумел остановиться и очутился на ровном широком суку футов на десять-пятнадцать ниже. Меч оставался у меня в руках. Я был цел и невредим и принялся изо всех сил карабкаться вверх, к Камлоту на помощь. Но мое участие больше не требовалось: этот громадный ужас, или тарго по-амториански, был мертв.
Но и Камлот тоже погиб — биения сердца не было слышно и пульс не прощупывался.
У меня самого замерло сердце — ведь я потерял одного из немногих друзей в этом мире, остался один — в общем, пропал. Дорогу к вепайянскому городу мне самому было нипочем не найти, а от этого зависела моя жизнь. Я мог спуститься по деревьям, но как определить, где находится тот уровень, который мне нужен?
Подумать только, что еще сегодня утром сбор тарэля представлялся мне однообразным и скучным занятием!
Раз уж мы отправились на сбор тарэля, надо было закончить работу, прерванную нападением тарго. Если мне когда-нибудь удастся отыскать дорогу обратно, я хоть смогу принести осязаемые плоды наших трудов. Но что же делать с Камлотом? Я не мог бросить его тела. Мы были знакомы недолго, но уже успели подружиться. Его народ принял меня гостеприимно. Самое меньшее, что можно теперь сделать для его близких, — доставить им его тело.
Конечно, выполнить это не так-то просто, но тем не менее я решил сделать все, что в моих силах. Хорошо, что я довольно крепок физически, да и сила тяжести на Венере должна была помочь мне в этом. По сравнению с Землей мне было легче фунтов на двадцать и даже еще больше за счет собственного веса, так как я был тяжелее Камлота.
Мне легко удалось пристроить тело Камлота у себя на спине и закрепить его веревкой от копья, привязав к нему оружие. Я не знал, как здесь принято поступать в таких обстоятельствах, но сделал это на всякий случай.
То, что я пережил за последующие десять-двенадцать часов, было таким кошмаром, о
