Студенты третьего курса держались отдельно. Егор смотрел поверх голов с отсутствующим видом, словно забыл, зачем явился сюда.
Костя замер напротив. Войдя в пространство между этими двумя, Сашка покачнулась – у нее закружилась голова. До двери в зал – двустворчатой, гостеприимно распахнутой – оставалось десять шагов… Пять шагов…
– Самохина!
Сашка мигнула – ей показалось, что ее окликает Лиза. Но нет: в проеме, только что пустом, стоял Дим Димыч в спортивном костюме, и на шее у него, на широкой ленте, висели свисток и секундомер.
Сашка остановилась.
– Вы делаете ровно то, чего он от вас хочет, – сказал тот, кто стоял у нее на пути. – Вы сильный боец, которого нарочно вырастили, чтобы на решающих соревнованиях разбить в котлету. Наглядно утвердить превосходство… текущего чемпиона. Простите мне эту метафору.
Его правота из соломинки на спине усталого верблюда сделалась камнем. Сашка чувствовала, как подгибаются колени.
– Есть такие бои, – тихо продолжал Физрук, – которые можно выиграть, только не ввязываясь.
– Нет, – сказала Сашка.
И он не смог не отступить с ее дороги.
* * *
Окна были наглухо зашторены – в этом помещении никому не требовался свет как поток фотонов. И зал, и сцена, и скрипучие кресла, и стол посреди пыльных кулис казались прохудившейся оболочкой, старыми декорациями, которые пора бы вынести, но никому нет до них дела. Над сценой нависала рампа с темными прожекторами и длинным рукописным плакатом из незапамятных времен. «Gaudeamus igitur, – было написано на плакате, – Juvenes dum sumus!»
– Самохина, Глагол в повелительном наклонении… Пароль.
– Пароль, – сказал другой голос, звучавший так отдаленно, будто между его источником и Сашкой прошло не меньше двух сотен лет. – Решение кафедры о досрочной защите отменено. Ваша дипломная работа аннулирована. Распишитесь в протоколе…
Сашка улыбнулась. Ей не требовалось больше ничьего разрешения.
«Тогда» и «сейчас» слились в единую точку.
* * *
Этот город когда-то открыл для нее Стерх. Город-идея, одной из проекций которого была Торпа. Воспоминание о Стерхе теперь придало ей силы.
Черепичные крыши, высокие стены, узкие окна. Поскрипывали ставни, еле слышно дышал ветер, пахло дымом и очагом. Сашка шла, чувствуя теплый камень под босыми ногами, с каждым шагом приближаясь к центральной площади, к последнему усилию, к развязке.
Фарит Коженников стоял под ратушей на площади, у стрельчатой двери, облокотившись о каменную кладку. В левой руке держал темные очки с единственным целым стеклом. Смотрел на Сашку, как много раз до этого смотрел, – задумчиво, будто прикидывая, какое ей найти применение.
– Это всё, – сказала ему Сашка. – Ты невозможен. Невозможна. Невозможно.
Он надел свои очки, один глаз сделался зеркальным и черным, другой оставался карим, насмешливым и совершенно безжалостным.
Тогда Сашка выскользнула, как из рванины, из всех наведенных границ, условностей и рамок, присвоила себе время – и вывернула наизнанку, будто шерстяной носок.
* * *
Существительным называется часть речи, которая означает предмет. Глаголом называется часть речи, которая означает действие.
Ма-ма. Мы-ла. Ра-му.
Формирование нейтрального водорода. Завершился синтез атомных ядер. Начат синтез атомных ядер. Сформированы протоны.
Ма-ма уш-ла. А-у. У-а.
Гравитационные волны. Огонь горит в центре пещеры, искаженные тени танцуют на стенах. Точка без массы и температуры. Времени нет. Всё.
* * *
«Это всё», – сказал Фарит Коженников.
Ни стона, ни писка не прозвучало в ответ, нечему было колебаться, некому было слышать.
Ничто ворочалось в иррациональном кармане – присутствие Сашки нарушало его статус, поглощало смыслы. Ничто пыталось растворить Сашку в бульоне не существующих пока идей, которые станут энергией и веществом, когда запустится время.
Если запустится время.
Сашка напряглась, пытаясь нащупать точку опоры.
Свобода – неотчуждаемое свойство Пароля, но свобода возможна только в присутствии зла. Пароль открывает макроструктуру, вечно отягощенную страхом и смертью. Ловушка.
Кто любит – не свободен. Кто не свободен – не любит. Я люблю – а значит, я боюсь…
– Не бойся!
Ошибочная формулировка. Приказ через отрицание.
– Я отказываюсь бояться!
Ошибочная формулировка. Пароль – всегда Глагол в повелительном наклонении.
– Люби!
Ошибочная формулировка. Любовь означает отказ от свободы, Пароль свободен по определению.
Точка безвременья. Изначальная черная дыра. Ни единой звезды…
…Кроме двух. Две холодные светящиеся точки смотрели на нее сверху вниз. Она узнала взгляд; она узнавала его в любых проекциях и отражениях. От холодка по коже до медвежьей болезни, все оттенки страха, отвратительного, унизительного, с запахом дерьма и пота; здесь нет запахов. Сашка заперта в первоначальной точке, ее сознание – единственное, что существует во вселенной, сознание – и подступающий ужас…
«Ты спрашивала, зачем ты нужна мне? – спросил Фарит Коженников. – Вот за этим».
Сашка забилась бы, как утопающий в трясине, но не было ни трясины, ни даже атомных ядер.
«Теперь делай то, что от тебя требуется, – прилагай свою волю, располагайся, длись. Пусть высвободится энергия, пусть возникнет материя, пусть реализуется идея. Создай меня заново, ведь без меня ничего не бывает, а без любви – запросто, Саша. Звучи».
* * *
Всё, подумала Сашка. Я омерзительна и отравлена страхом. Я не хочу снова смотреть в его темные очки, я не могу больше тушить пожары, я сама – пожар.
«Давай, Саша, – сказал Фарит. – От меня невозможно спрятаться. Сотворяй».
Проекция идеи «невозможность» – будто прореха от ластика, когда пытаешься исправить ошибку, но получается дыра – Черная Дыра.
«Ты свободна, но никуда не денешься, вот так парадокс. Не затягивай конвульсии. Сотвори мир, сотвори меня…»
Паролем называется часть речи, которая открывает новую реальность. Испорченную, отягощенную страхом, коррумпированную реальность, где добро неотделимо от зла, а жизнь невозможна без смерти.
«Сотвори атомные ядра. Отдели свет от темноты. Сотвори гравитацию, октановое число, профиль крыла. Сотвори, наконец, своего пилота…»
Он замолчал – и, наверное, осознал ошибку. Первую. И последнюю. «Спасибо, Фарит, – сказала Сашка. – Ты был близок к тому, чтобы выйти сухим из воды».
Необязательно взрывать будущую материю одним словом. Можно создать, как плацдарм, единственное место, время, пространство. Где полость, предназначенная для страха, заполнена доверием.
И только потом, опершись на него, синтезировать нейтральный водород.
Лети.
И появилась искра в темноте, где не было ни света, ни тени.
Сашка увидела себя в кресле возле иллюминатора. Мигнула – у нее были глаза. Приложила ладони к лицу – у нее были руки; тьма за круглыми стеклами. Тень белого крыла снаружи, пачка сока в кармане сиденья напротив. Ни единого человека вокруг, пустые кресла и багажные полки. Тишина.
– Граждане… пассажиры, – тихо сказал голос в динамиках.
– Лети, – сказала Сашка шепотом. – Не останавливайся. Я потом все объясню.
* * *
До чего
