Папа оторвался от гроссбуха.
– Всё хорошо, Мина, – мягко сказала мама. – Никто на тебя не сердится. Скорее мы сердимся на себя, что отпустили тебя, хотя и прекрасно знали, что Митрис не для тебя.
Папа кивнул:
– Мы волновались… не потому, что не верили в тебя, а что тебе там может не понравиться. Мы волновались, что они не оценят тебя по достоинству. Милая, тебе необязательно возвращаться, если ты не хочешь.
Их доброта и полнейшее непонимание её самой и её желаний лишила Мину дара речи. Она ошеломлённо уставилась на родителей. Что значит «необязательно возвращаться»?
Гатон фыркнул:
– Не говори ерунды, пап. Она должна закончить обучение, стать грозовым стражем и тренироваться, пока в её «искрящем щенке» не кончится заряд.
– У каждого человека есть право выбора, – строго сказал папа.
– Да, но Мина хочет быть стражем, – пожал плечами Гатон. – Верно, Мина?
Она хотела поговорить совсем не об этом.
– Да, но…
Папа не сдавался:
– Если она там несчастна, ей необязательно там оставаться. Я никогда не буду заставлять своих детей заниматься тем, что делает их несчастными.
– Ты заставляешь меня чистить козье стойло, – пробормотал Гатон.
– Это не шутки, Гатон, – укорила мама. – Мина, ты несчастна? Ты хочешь остаться дома?
Мина откашлялась:
– Дело вовсе не…
– Я понимаю, что это не шутки! – вскочил Гатон, забыв о лежащих на коленях лентах, отчего те полетели на пол. – Знаете, сколько семей участвует в лотерее яиц? А сколько детей мечтают о своём собственном звере? Всего один из четырёх удостаивается шанса, остальные оказываются не у дел. И Мина хочет быть стражем!
Пиксит сердито заворчал и наклонился к ней. «Они тебя не слушают». По его чешуе заплясали искры. По спине Мины пробежал холодок, кожу защипало. А её родные продолжали спорить о ней, о том, чего, как им казалось, она хочет, не давая ей и слова сказать.
Она хочет быть стражем – Гатон прав. Она хочет сделать мир лучше. Хочет – всем сердцем! – поступать правильно.
Мина подняла руки и растопырила пальцы:
– Пожалуйста, хватит. Все вы, перестаньте!
И между её пальцами запрыгали искры.
Она изумлённо уставилась на крошечные электрические разряды, перескакивающие с больших пальцев на указательные, а потом на средние, безымянные и мизинцы. Мина сжала и разжала кулаки, любуюсь плясом маленьких белых молний на своих ладонях.
Все уставились на неё.
– У нас получилось, – сказала она Пикситу.
«У нас получилось!» – взревел он у неё в голове.
– Как мы это сделали?
«Попробуй ещё раз!»
Мина сконцентрировалась, и отдельные искры слились в центре её ладони в шар из шипящего света. «Я могу это делать! Я настоящий страж молнии!»
«Конечно настоящий. И всегда им была!»
«Это потому, что я наконец стала вести себя как остальные стражи молнии? Заявила о себе?»
Пиксит фыркнул: «Нет. Это потому, что ты наконец позволила себе быть самой собой. Какой я тебя знаю. Той, которой есть что сказать и которая ищет свой собственный путь достучаться до других. Не повышая голоса, но не уступая, пока её не выслушают».
Она бросилась к Пикситу и обхватила его руками. Он обвил её длинной шеей и обнял крыльями. Немного успокоившись, она повернулась к родным, улыбаясь так широко, что заныли щёки. Слова полились из неё безудержным потоком, спотыкаясь друг о друга:
– Я вернусь в Митрис и стану стражем молнии. Но прежде мне нужно вам кое-что рассказать. Я думаю, что контроль над погодой вызывает ненастья по другую сторону гор. По большей части чужаки умеют с ними справляться, но во время фестиваля мы так активно манипулируем погодой, что это порождает страшные бури, уносящие много жизней и разрушающие целые города за пределами Алоррии. Но хуже всего, что премьер-министр об этом знает, но не хочет, чтобы об этом говорили, и не собирается ничего менять. Я спросила её об этом, и она разозлилась, но она не знает, кто я, поэтому мой профессор отправил меня домой, чтобы защитить. Но мне пора назад. Я хочу что-то сделать, потому что это неправильно. А когда в мире что-то неправильно, нужно стараться это исправить.
Глава восемнадцатая
Впервые за всю свою жизнь Мина лишила родных дара речи.
Это оказалось по-своему приятно.
Но потом они взорвались криками.
Гатон: «Погоди, до вас тоже доходили эти слухи?! И ты спросила о них премьер-министра?!»
Папа: «Уверен, это какая-то ошибка. Грозовые звери предупреждают грозы, а не вызывают. И что бы ни происходило за горами, это нас не касается».
Мама: «Ты оскорбила премьер-министра? Она всенародная героиня! У неё нет секретов от своих граждан! Что за глупости!»
Гатон: «Тебе не откажешь в смелости. Мне много чего рассказывали о премьер-министре – она ненавидит быть неправой. Так ты говоришь, тебя поэтому отстранили? Я думал, это потому, что ты не умеешь искрить. Хотя именно это ты сейчас делала».
Папа: «Погода в Алоррии не приводит к смертям за границей. Мне кажется, ты преувеличиваешь. Да, какое-то время шли споры…»
Мама: «Всё ложь. Фестиваль никого не убивает. Грозовые звери оберегают нас от непогоды! В этом суть праздника! Вас что, не учат истории?»
Гатон: «Истории, одобренной премьер-министром! Вся погода взаимосвязана – небо едино! Нельзя закрывать глаза на факты только потому, что тебе не нравится, на что они указывают!»
Папа: «Ну-ну, не будем. Я уверен, правительство не стало бы намеренно нам лгать. И я также уверен, что есть другое логичное объяснение этим разрушительным бурям».
Мама: «Если они вообще существуют. Кто-нибудь видел хотя бы малейшее доказательство? Потому что по мне, так всё это глупые домыслы тех, кто никогда и шагу не ступал за горы».
Гатон: «Хочешь сказать, Мина врёт?»
Папа: «Никто этого не говорит».
Мама: «Я считаю, что она ошибается».
Гатон: «Она разговаривала с премьер-министром!»
Мама: «Но она сама не видела никаких доказательств…»
Гатон: «Кому нужны доказательства, достаточно элементарной логики!»
Папа: «Давайте все успокоимся».
Близнецы вскочили, недовольные, что о них все забыли.
Беон: «Я тоже хочу искры! Дай мне искры!»
Ринна: «А я не хочу искры! Унеси их подальше!»
Крики накладывались друг на друга, каждый говорил всё громче, желая быть услышанным. Мина прижалась к Пикситу, и тот прикрыл её крыльями как щитом. Жаль, что они не блокировали весь этот гам.
Воспользовавшись короткой передышкой, Мина тихо процитировала старый дневник:
– «Такое чувство, что чем больше мы пытаемся исправить мир, тем сильнее его ломаем». Первые стражи знали об этом. И премьер-министр боится, что правда откроется. Стоит только немного над этим подумать – и всё становится очевидным. Гатон правильно сказал: небо едино.
Папа направился к ней из другого конца комнаты, но, немного не дойдя, остановился: Пиксит всё ещё сыпал искрами.
– Мина, дорогая, эти идеи, эти мысли… Даже если в них есть доля правды, уверен, всё не так страшно. Если бы люди действительно гибли, мы бы об этом знали и что-нибудь предприняли.
Мама кивнула. Её глаза были полны тревоги.
– А если ты будешь упорствовать в этих обвинениях, то только навлечёшь на себя неприятности. Тебя и так уже раз отстранили.
Не обращая больше внимания на искры, папа приобнял Мину одной рукой:
– У Мины не будет неприятностей. Она хорошая девочка и не станет поступать необдуманно. Она ошиблась и сожалеет об этом, а что бы ни случилось с премьер-министром – это уже в прошлом.
Мина поникла. «А что, если они правы? Что, если я преувеличиваю опасность?» В конце концов, у неё нет доказательств – только слова трёх чужаков.
«И реакция премьер-министра».
Верно.
«И что ты прочла в книгах профессора Дано. Наверняка это не случайность, что он дал тебе их прочесть».
Тоже верно.
