а уже оттуда скользнул в заповедную женскую заводь…
5
От любви у женщины напрочь «срывает крышу». Типичный мужчина тем и отличается от типичной женщины, что даже в момент разгула самой дикой страсти самоконтроль «до последней черты» в нём не отключается. Закономерно, что сознание разведчика Капличного уже при первой близости с Рэдклиф подавало робкие сигналы опасности. И каждый раз, по мере физиологической растраты мужских ресурсов и сексуального насыщения американкой, подавление разума половым желанием в нём ослабевало и ослабевало.
Третье рандеву с любовницей у Капличного протекало в том же ключе: от стадии животной оргии в дебюте свидания до сдержанных плотских утех перед расставанием. Изголодавшийся Евгений не давал покоя Барбаре всю ночь, и неудивительно, что перед рассветом она крепко уснула. Последний раз Капличный овладел ею не в кровати, как обычно, а на гостиничной тахте, и сейчас у него затекло плечо, на котором женщина прикорнула.
«Социологиня» пребывала в безмятежной «отключке» и даже слегка похрапывала, тогда как Евгению досаждали угрызения
совести за очередную уступку похоти.
«Давай-ка, парень, проанализируем здраво, что тебя так тянет к ней? – насмешливо делилось с ним сомнениями рефлексирующее сознание. – Живей пораскинем мозгами в фазе восстановления предстательной железы, пока она не выработала новую партию спермы, ибо сие будет означать очередное возвращение к «дерби в горизонтальной плоскости по сильно пересечённой местности». Итак, объяснение наиболее элементарное: Барбара в твоём вкусе. Это так? Конечно. Далее, она похожа на Ольгу. Что ж, и такой нюанс присутствует. Третье. Объективно говоря, внешне Барбара, пожалуй, несколько превосходит Ольгу, а в постели – существенно изощрённей твоей жены. Да? Да, водятся такие плюсы за американочкой. Теперь взвесим минусы. Барбара проигрывает Ольге в молодости и свежести. И в духовной близости – тоже. И ты, парень, у Барби далеко не первый, не единственный и не неповторимый, в отличие от Ольги…И что: здесь зарыта собака? Нет-нет, что-то не то…Эта выборка сравнений и преимуществ если и годится, то лишь по мотиву «хороша на одну поллюцию». Вряд ли она объясняет то навязчивое предпочтение, что тобой отдаётся темпераментной шатеночке.
В таком разе, попробуем зайти с иной стороны, – не унималось в Евгении рефлексирующее «я». – Барбара интеллектуалка? Несомненно. Мыслит на одной с тобой волне? В некоторых вещах, вероятно, да. Хотя, вспоминая все эти словеса и прочие турусы на колёсах позже, там, в Вашингтоне, с точки зрения чистой логики ты ничего сногсшибательного в них не находишь. Что ещё?…Да по большому счёту, перечень приоритетов социологини из Кентукки иссяк. Прямо скажем, перечень не очень впечатляющих преимуществ.
Так в чём же привязка? – всё звучал и звучал в российском дипломате глас самокопания. – Или тебя, мужик, лишает критики обожание Барбары за подвиги в постели? Нет-нет, не то. Не ново. И в студенчестве по этой части ты тоже был парень не промах – однако ж, не хмелел до дрожи в поджилках.
Или – театр одного актёра? – подкинул следующую занимательную идейку внутренний голос. – Точней, театр одной актрисы в лице Барбары Рэдклиф? Маловероятно. Так достоверно сыграть невозможно. Да и суть не в чьей-то искусной игре…Ведь твои-то ощущения никто не в состоянии подделать. Знакомство-подстава? Нет-нет, эдак не обставишь самую хитроумную мизансцену знакомства – всё было экспромтом, вплоть до того, что
в сближении инициатива исходила от тебя. Нет-нет. Исключено.
Чёрт с тобой, я сдаюсь! – обескуражено проворчало «второе я», убираясь восвояси, в глубины подсознания.
– Но ведь терзает же, терзает же меня какая-то дребедень, – уже от первого лица продолжил анализ Капличный. – Ах да! По пути сюда я думал о странностях в повадках Барбары: в гостиной номера она эдак мягко, ненавязчиво, но неизменно усаживала меня в одно и то же кресло. И отдавалась не там, где прихватит, а непременно в кровати. А уж на тахту в порыве страсти я сам её впервые затащил. Барби же на неё даже не присаживалась. С чего бы это? Умысел? Запись на видеокамеру? Или бредни расклеившегося резидента? Впрочем, впрочем…
Доверяй, но проверяй. И Евгений, страхуясь, бережно высвободил плечо из-под разомлевшей во сне Рэдклиф. Он осторожно сел на краю тахты и бдительным взором сантиметр за сантиметром исследовал спальню. Но не обнаружил чего-либо подозрительного, кроме миниатюрной решёточки вытяжной вентиляции, расположенной под потолком напротив кровати. Вскрывать её при любовнице, как будто бы и крепко уснувшей, Капличный всё же не решился. Потому он на цыпочках прокрался в гостиную и притворил за собой дверь.
В гостиной Евгений сел «в своё» кресло, откуда и повёл обзор. Здесь вентиляционная решётка располагалась в стороне от кресла, зато напротив на стене висела репродукция с картины американского художника Трамбалла «Битва при Банкерс-Хилле». С расстояния в три метра секретарь посла не заметил ничего любопытного, а вот вблизи, ощупывая и осматривая полотно в упор, он наткнулся на неровность.
То было крохотное отверстие, а за холстом прощупывался выступ. Капличный попробовал отвести низ рамы от стены, но та не подалась ни на йоту, будучи надёжно прикреплённой. Махнув на предосторожности, дипломат совсем не дипломатично продавил материю пальцами. Послышался лёгкий треск, и из-под полотна высунулось нечто, похожее на миниатюрный металлический раструб. Евгений увеличил надрыв и обнаружил, что раструб является частью прибора, прочно вмонтированного в стену. Что это был за прибор, он определить не смог, однако его функциональное назначение не вызвало никаких сомнений.
Евгений вернулся к креслу, буквально упав в него и растерянно твердя: «А за пикантной дырочкой крылась другая дырочка. А за пикантной дырочкой крылась…» Очередная фраза осталась незавершённой, поскольку его нутро буквально пронзила новая страшная догадка, навеянная последними событиями. «Сумочка Барбары! – пульсировало у него в мозгу. – Сумочка Барбары! Она же с ней ни на секунду не расстаётся, словно там бриллиант Шах. Даже когда мы примчались из «Мандалая» и я раздевал её, она удосужилась подвинуть стул к кровати и повесить на него сумочку».
Мертвенная бледность покрыла его лицо, вопреки тому, что кровь диким прибоем ударила в мозг. Он схватился за виски и застонал. В этой позе его и застала Рэдклиф, появившаяся из спальни.
– Что с тобой, Иугенио?! – бросилась она к нему. – На тебя жутко смотреть.
– Больно, – ответил тот. – Голова. Наверное, кровь сейчас порвёт сосуды…
– Этого только не хватало! – вырвалось у американки восклицание в такой интонации, в какой говорят о дизентерийном больном, прохваченного неудержимым поносом прямо на светском рауте. – Подожди…Врача?…Нет, – заметалась она по номеру. – Подожди. Я спрошу что-нибудь у горничной.
Барбара накинула халат на голое тело и выскочила в коридор. Несмотря на мучительные головные спазмы, Капличный заставил себя встать, пройти в спальню и расстегнуть замочек-молнию на дамской сумочке, висевшей на спинке стула. Так и есть, в один из отделов ридикюля был
