было выбить ногой. Опустившись на пол, он заглянул в тайник. Если бы утром он был умнее и осторожнее, они сейчас укладывали бы туда три или четыре чемодана, раскладывая повсюду добро, смеясь, подсчитывая добычу. Протянув руки, он вытащил чемодан, ощутив тяжесть в груди.
Лилия возбужденно хлопнула в ладоши:
– Как думаешь, там есть платье?
– Было бы, Вик наверняка продала бы его, – ответил он. – Полагаю, там сувениры, или… – Он присмотрелся к защелкам. – Странно.
– Что странно?
Палмер положил чемодан на кухонный стол, сел и наклонился, разглядывая замки «самсонита».
– Видишь ржавчину? Поперек защелки? Вряд ли его хоть раз вскрывали.
– Почему? – спросила Лилия.
– Понятия не имею. Не похоже на Вик. Мне нужно то, чем его можно открыть.
Лилия подошла к одному из ящиков, в которых копалась, и вернулась с черным металлическим стержнем. Вик обычно носила его в ботинке и размахивала им, когда была не в духе. Отогнав воспоминания, Палмер приставил стержень к защелке.
– Ботинок, – сказал он, протягивая другую руку. Лилия подошла к скамейке у двери и принесла его ботинок. – Подержи чемодан.
Она навалилась на чемодан всем своим весом. Палмер ударил каблуком ботинка по концу стержня, и защелка подалась. Затем он проделал то же самое со второй, для чего потребовалось несколько ударов. Лилия рассмеялась, когда чемодан покачнулся под ней.
– Если его никогда не открывали, там может быть платье, – заметила она, когда Палмер сказал ей, что можно отпустить чемодан.
– Возможно. Но не надейся заранее. Я усвоил этот урок на собственном горьком опыте.
Он поднял крышку. Сердце лихорадочно билось, как всякий раз при виде новой добычи. Первое, что он увидел, – черный шерстяной пиджак, помятый, но в невероятно хорошем состоянии. Открыв крышку полностью, он достал пиджак.
– Ого. – Палмер принюхался. Никакой плесени, отличная сохранность. Развернув пиджак, он сунул в рукав одну руку, затем другую. Пиджак выглядел не слишком модным, мерцающей подкладки не было, зато имелись наружные и внутренние карманы. В один из них был вшит кожаный клапан с золотой звездой необычной формы. Такой одежды Палмер никогда не видел, но знал, что за пиджак наверняка дадут восемьдесят монет, а может, и девяносто. – Как я выгляжу? – спросил он, широко расставив руки и поворачиваясь вокруг своей оси.
– Что это? – спросила Лилия.
Палмер снова повернулся к сестре, собираясь посмотреть, что она нашла.
Лилия смотрела на него в упор, держа пистолет.
Часть 5
Погребенные боги
Мы движемся не потому, что вынуждены. А потому, что должны.
Король кочевников
Каждая душа способна
породить десятки иных, и каждая
смерть может кормить целое племя.
Старое каннибальское хайку
21
Ярость тысячи солнц
Аня
Тремя неделями раньше
Аня смотрела на спящего Джону, жалея, что не может последовать его примеру. Они уже несколько часов сидели в шкафу ее отца. Вагон, катившийся по неровной земле, подпрыгивал и покачивался. Колеса то и дело натыкались на камень или выбоину – трудно было понять, что есть что, – и взлетали, приземляясь затем на твердый пол. Аня взяла с полок часть одежды отца – ничего похожего она никогда раньше не видела: завязывавшиеся на поясе рубашки, штаны без молний и пуговиц с такими же завязками – и попыталась застелить ею пол. Несколько минут спустя Джона уже крепко спал, положив голову на узел из одежды, из которого он соорудил подобие подушки. Но Аня никак не могла заснуть: мысли в голове лихорадочно сменяли друг друга. Она сама толком не понимала, о чем думала, решив спрятаться в шкафу. Как долго она могла оставаться незамеченной? Рано или поздно потребуются еда и вода – у нее уже урчало в животе. На ночь они остановятся: самое подходящее время, чтобы показаться. Она раз за разом воспроизводила в уме будущий разговор. Начало всегда было примерно одним и тем же: «Папа, ты только не сердись…»
Вагон снова наткнулся на выбоину. Джона потянулся, застонал и снова заснул. Что с ним делать? Похоже, вся ответственность за мальчика легла на нее. Он смотрел на нее как на старшую сестру, которую потерял. Аня уже пугалась не так сильно, видя, что он постоянно следует за ней. Понемногу стало понятно, что он вовсе не пытается флиртовать. Вероятно, ему понравилось, что Аня тайком приносила конфеты обитателям загонов, в то время как он утаскивал камни. А может, Джона пару раз видел, как она разговаривала с его сестрой, и решил, что их связывала дружба.
Аня тут же вспомнила о подругах и ощутила мощный прилив тоски по Мелл – как удар ногой, нанесенный без предупреждения. Под ложечкой засосало, в груди появилась тяжесть, едва не вызывавшая тошноту. Захотелось обхватить колени и расплакаться, но Аня взяла себя в руки. Жизнь не подготовила ее к такому горю, не дала времени, чтобы осознать потерю целого города, всех друзей, той жизни, которую она вела. Губы задрожали, и Аня закусила их, чтобы тоска сменилась болью. Сидеть в темноте и думать об этом было невыносимо. Она выскользнула в спальню и взглянула в дальний конец коридора: там сидел ее отец и – в другом кресле, спиной к ней – еще один мужчина. Третьего нигде не было видно. То ли он остался возле ущелья, то ли был в другом помещении. Интересно, эти двое спали, пока вагон, или как его там, двигался? В голове крутилось множество вопросов.
Подойдя к койке, Аня взяла подушку. От нее пахло моющим средством, но Ане показалось, будто сквозь мыльный аромат пробивается запах отца. Забрав подушку в шкаф, она закрыла дверь и попыталась соорудить постель для себя. Если она заснет, то не будет чувствовать голода, мысли перестанут ходить кругами, пустота в груди исчезнет. Надо заснуть, думала она, а когда поезд остановится, показаться отцу и объяснить, почему она не захотела, чтобы ее отправили прочь.
Только бы заснуть…
Но это казалось невозможным.
Нужно было подумать о стольких вещах.
А потом…
Ане приснились горящие люди с угольно-черной кожей, которая трескалась и сползала с них. Она тут же проснулась, не понимая, где находится. Вокруг царила кромешная тьма. Она попыталась нащупать кровать, но обнаружила лишь жесткий пол, а рядом – чье-то тело и руку. Джона. Помещение продолжало двигаться. Они находились в поезде, внешне напоминавшем скопление громадных валунов. Постепенно вернулись воспоминания о вчерашнем дне, включая последнее: чувство, будто ей никогда не удастся заснуть.
Как долго она спала? Непонятно. По ощущениям, была середина ночи, а может, раннее утро. И хотя они продолжали двигаться, поверхность здесь казалась иной, более гладкой. Шорох шин стал мягче и ровнее – теперь он больше походил на хруст и вздохи, чем на скрежет камня и гравия. Приоткрыв дверь шкафа, она увидела в тусклом свете, сочившемся из коридора, что отец спит на койке.
Она постаралась как можно тише закрыть дверь
