class="p1">Господа офицеры косились на Волкова и не понимали его: как можно было отдать из своих рук женщину, которая чуть не слепит всех своей красотой, из которой жизнь и сила бьют таким фонтаном, что даже старики рядом с ней молодеют.
Господа офицеры не знали, что в последний момент возле храма кавалер предпринял попытку, последнюю попытку оставить Брунхильду себе.
Граф, едва его карета прибыла к собору, где должна была состояться церемония, первым делом подошел к кавалеру и спросил, улыбаясь от нетерпения:
– Сын мой, а где же мой ненаглядный ангел?
Его улыбочка, его нетерпение, которое больше пошло бы юноше, а не седому шестидесятилетнему старику, да и весь его напыщенный вид вызывали у Волкова только раздражение. И кавалер вдруг решился, он поклонился графу и сказал негромко:
– Перед тем, как свершится таинство, решил я вам сказать то, что жениху о невесте знать должно.
Волков с удовольствием видел, как лицо графа меняется от радостного ожидания до удивленной напряженности.
– И что же я должен узнать? – медленно спросил фон Мален.
– То, что Брунхильда вовсе не моя сестра.
– Не ваша сестра? – удивленно переспросил граф. – А кто же она?
– Она дочь жалкого трактирщика из Рютте, я подобрал ее там пару лет назад.
Лицо графа стало каменным. Кавалер уже думал, что сейчас фон Мален закричит, назовет его мошенником, пообещает ему все кары Господни и человеческие.
– И все это время, – продолжал Волков, – она…
– Ни слова больше! – вдруг прервал его граф и даже поднял руку для убедительности. – Ни сейчас, ни в будущем я не желаю знать и слышать о ней ничего дурного.
– Но я должен был вас предупредить…
– И то прекрасно, – строго сказал фон Мален. – Вы меня предупредили, я все слышал. Но впредь прошу вас больше о том никому не говорить, никому и никогда. Прошу вас дать мне слово.
– Я обещаю вам, граф, – ответил Волков после паузы.
Он был разочарован, он надеялся, что граф откажется от Брунхильды, но тот готов был взять красавицу любой, какая бы она ни была. После этого разговора граф не стал нравиться Волкову больше, но кавалер стал больше его уважать.
Впрочем, он графа не винил и был ему даже признателен за то, что у Брунхильды все теперь станет хорошо. Кавалер вовсе не чувствовал уверенности, что интрига попов из Ланна против герцога Ребенрее закончится для него самого добром. Впрочем, теперь, когда Брунхильда была пристроена, ему было легче затевать войну. Как говорится, с легкой душой.
Когда немногочисленные гости, из которых Волков мало кого знал или даже видел раньше, приехали после венчания в городскую резиденцию, граф уже был там. Он встретил всех один, без молодой жены. И, поклонившись, сказал тоном извиняющимся:
– Друзья мои, со всем прискорбием вам говорю, что графиня занемогла и просит немедля отвезти ее домой в поместье. Окажите великодушное понимание и простите нас, но нам со всей скоростью надобно отъехать. Мой дом, мои повара и погреба к вашим услугам, господа.
Многие гости с удрученными лицами пошли к нему справляться о здоровье графини и выражать сочувствие. А Волков с господами офицерами остался в стороне. И после граф приблизился к нему сам.
– Друг мой, – проговорил он тихо, – уж извините меня, но я уезжаю. Простите, но послезавтра дочь мою под венец поведет мой старший сын, меня на свадьбе не будет.
– Понимаю, – спокойно ответил Волков.
– А то у ангела моего дурное расположение духа нынче, – объяснял граф.
«Ты еще не видал ее дурного расположения духа, старый дурак», – со злорадством думал кавалер и опять говорил, кивая:
– Понимаю, граф.
Так, даже не показав лика из кареты, новоиспеченная графиня уехала в поместье своего мужа. Даже рукой не помахала, дрянь, а ведь это кавалер для нее устроил. Для нее.
А повара тут, в Малене, оказались дурны. Это Волков еще в первый раз отметил, не чета тем, что в поместье. А вот винные погреба с окороками и с сырами у графа были на высоте. Только вино кавалера и утешало в тот вечер.
Глава 20
Попробуй еще подобрать доспех на такого здоровяка, каким был Увалень, а именно это прозвище и закрепилось за Александром. С утра Волков поехал по мастерским, кузням и лавкам оружейников. Но, слава богу, Мален, казалось, весь состоял из них. Тут можно было найти все, что надобно. Кавалер очень любил ходить по таким лавкам. Больше, чем девы младые любят лавки с одеждами. Это отвлекало от грустных дум, а он был рад отвлечься.
Первым делом они с Максимилианом нашли здоровяку огромную стеганку с длинными рукавами. Она закрывала тело от горла и ниже колен, толстая и крепкая необычайно. Полы и весь подол ее были обшиты войлоком, а «подмышки» так и вовсе были забраны кольчужными вставками.
– Ну, как? – спросил Волков у Увальня. – Нигде не мала?
– Нет, господин, – бубнил тот. – Но уж больно жарко мне в ней.
– К этому привыкать придется, – сказал кавалер, вспоминая, как на юге в страшную жару даже самые крепкие солдаты падали в строю без чувств. А в бою при осадах, при жарком деле, приходилось воду в бочках арбалетчикам возить, чтобы те себе могли ее за шиворот лить.
Кавалер вспомнил об этом и невольно улыбнулся: то были славные времена, бедные, но славные.
– Ладно, беру, – сказал Волков, – приказчик, а шлем, подшлемник и кираса на этого мальчугана у тебя найдутся?
Подшлемник и огромный крепкий шлем по размеру обнаружились, но больше ничего на Увальня в этой лавке не было. Пошли дальше.
В небольшой кузне отыскали на него кирасу. Как раз чтобы сверху надеть ее на стеганку, села хорошо, нашли наручи и отличные кольчужные рукавицы. Все было впору.
В следующей лавке обнаружился бувигер по размеру, горжет удачно встал под огромный шлем Увальня. Теперь в голову парню можно было даже не целиться. Тонкая щель между шлемом и бувигером являлась очень сложной целью и для арбалетного болта, и для ручного оружия.
– А ну, держи это. – Волков взял из стойки от стены отличную алебарду.
Алебарда была и не длинна, и не коротка, древко плоское, мореное, железо отличное. Секира сама невелика, но отменно остра на углах, на обухе тоже острый крюк, и трехгранная пика в локоть длиной хорошо закалена. Всем оружие было хорошо, но многим показалось бы излишне тяжелым.
– Ну, не тяжела? – спросил Волков.
– Нет, господин, – прогудел из шлема Увалень. – Даже если бы втрое оказалась тяжелее, осилил бы.
– Ты не хвастай, дурень, – говорил кавалер, осматривая его. – Иной раз такую
