раз Лун Ань во время постановок.
По коже прошелся холодок, несмотря на то, что на площадке всегда было довольно жарко.
Все выглядело в точности как в его сне. Ван Цин теперь отказывался называть это как-то иначе, потому что от слова «видение» так и веяло каким-то сумасшествием или спиритическими сеансами.
То ли Лун Ань настолько точно все прорисовывал, то ли сдавал досконально подробные описания, но дрожь только усиливалась с каждым шагом, пока Ван Цин двигался по направлению к центру павильона. Деревянные стены, стол со свечой, круглое старое окно. Волосы колыхнул прохладный ветер. Не было ни Хао Синя, который разбавлял бы атмосферу своей болтовней, ни Юйлань, чья улыбка прогоняла любые сомнения.
– Лун Ань? – позвал Ван Цин.
Впервые с постановки на крыше он пожалел, что они отказались от гарнитуры. Сейчас не помешало бы услышать чей-нибудь голос. Это бы помогло осознать, что все вокруг – лишь декорации. Черт, он и сам всегда думал обо всех этих постановках как о театре. Почему же теперь было такое ощущение, словно он снова провалился в медитацию?
Ван Цин коснулся кончиками пальцев шероховатой поверхности стола. Немного поодаль была покосившаяся дверь, которой он не помнил, но, наверное, ее при медитации хорошо видел Лун Ань. Как он понял, что эта хижина именно в лесу? Все выглядело таким заброшенным.
На этот раз у них не просто не было сценария – они понятия не имели, что делать. Хотя даже находиться в этой обстановке было странно и неуютно. Ван Цин вспомнил, что так и не получил ни от кого приготовленную для него еще утром флейту. Куда она могла подеваться?
Он услышал шаги и резко обернулся. В комнату через другую дверь вошел Лун Ань. Длинные волосы и серебристые одежды и без того делали его образ более возвышенным, а в таком полумраке он казался немым снежным изваянием. Ван Цин попытался улыбнуться ему, но губы не слушались.
Ему следовало собраться. Это же просто постановка – такая же, как все предыдущие. А это просто Лун Ань, к которому он уже успел привыкнуть. Тот самый Лун Ань, который стоически вынес с ним вместе гнев Фа Линя. Тот самый Лун Ань, который притащил А-Юну кучу игрушек и помогал Ван Цину обрабатывать мазью его синяки. Тот самый Лун Ань, который рисует в пустой аудитории на закате, не включая искусственный свет, и который учил его играть на флейте.
Ван Цин выдохнул и повел плечами, чтобы сбросить с себя напряжение.
– Флейта, – сказал он, встретившись глазами с Лун Анем. – Ты… не знаешь, куда они ее дели?
Лун Ань молча указал куда-то за его спину, и Ван Цин обернулся. Флейта действительно была – лежала на столе, поблескивая жемчужной змеиной чешуей. Но ведь Ван Цин всего пару минут назад смотрел на этот самый стол, и ее там не было! Он усмехнулся. У Фа Линя работали потрясающие ребята – похоже, уже успели подсунуть незаметно.
Он подошел к столу и взял ее в руки. Гладкий бамбук приятно и податливо лег в пальцы. Ван Цин задумчиво погладил белые чешуйки на ней, тронул тонкие линии, странно прохладные на ощупь. Они были другими, когда он в первый раз видел эту флейту утром. Просто изогнутый белый узор, чисто символический орнамент. Этот же четко изображал двух белых змей, которые были вырезаны так искусно, что походили на настоящих. Ладони странно покалывало, как от слабых разрядов, похожих на те, которые бывают от наэлектризованных шерстяных свитеров.
Ван Цин повернулся к Лун Аню. Тот, не отрываясь, смотрел на него, будто чего-то ждал.
Он поднес флейту к губам, понятия не имея, что будет на ней играть. У них с Лун Анем был лишь один урок, за который Ван Цин научился только нотам, но еще не был готов сыграть цельную композицию.
Он заметил, как Лун Ань сделал осторожный шаг к нему.
Ван Цин прикрыл глаза и коснулся губами края отверстия флейты.
«Ван Сяоши, пойдем со мной к Старейшинам, я смогу…»
«Что ты сможешь? Что сможешь ты, чего не могу я? Если бы хотел, я бы давно сделал это!»
«Хотя бы выслушай…»
«Нет! Я не желаю ничего слушать! Я хотел быть учеником твоего отца. Он мертв. От тебя мне не нужно ничего. В том числе это. Уходи».
Ван Цину вдруг стало так больно, что он не сдержал крика. Флейта выскользнула из его рук, когда он смял пальцами одежду у солнечного сплетения, которое будто проткнули мечом, а лезвие – провернули несколько раз. Он осел на пол.
– Ван Цин! – воскликнул Лун Ань, мгновенно оказавшись подле него.
«Ван Сяоши!»
«Лун Байхуа!»
Это были не их голоса.
Перед глазами все заволокло кровавым туманом, прежде чем погрузилось в густую чернильную тьму. Ван Цин почувствовал лишь, как заваливается на бок, но так и не коснулся пола. Последним воспоминанием было чье-то тепло и уже знакомый запах.
И боль.
Ее было столько, что хотелось только умереть.
“I can’t say no
Though the lights are on
There’s nobody home
Swore I’d never lose control
Then I fell in love with a heart that beats so slow”
♫ Troye Sivan (feat. Alex Hope) – Blue
Мир пропадал постепенно. Сначала исчез свет, словно в глаза залили густые чернила, сквозь которые не проступало ни единого оттенка. Следом отключилось ощущение пространства, как в детской игре, когда завязывают глаза плотной тканью, берут за плечи и вертят вокруг своей оси, путают, а потом отпускают – и сложно понять даже, где пол и потолок. Затем померкли запахи.
Только боль оставалась до конца. Она заменила кровь в венах, воздух в легких, мысли в голове. Словно сломались поочередно все кости, треснули, раскололись, как тонкий лед от удара.
Сердце колотилось так быстро, что невозможно было сделать вдох. Откуда-то снизу из живота в один миг поднялась раскаленная волна, окутавшая каждую клеточку.
Так сгорают заживо.
Однако даже у того, что кажется вечным, есть окончание. В какой-то момент мучительный жар отступил, но темнота так и не рассеялась. Все погрузилось в звенящую тишину, вакуум. Стало ничем. Человеку сложно представить, что такое настоящая пустота, но это была именно она. Ни граней, ни
