в ожидании шагов на лестнице. Вскоре Джикс, Ферро и Зек полуслезли-полуспрыгнули в люк.
– Угх! – возмутился Ферро. – Здесь пахнет хуже, чем носки моей бабушки!
– Здесь пахнет хуже, чем твоя бабушка, – сказал Зек.
– Серьёзно? Ты оскорбляешь мою бабушку?
– Прости. Само вырвалось.
Джикс ворвалась в крошечную каюту, но затормозила за несколько футов до койки Мины:
– Мина! Выглядишь ужасно!
Мина постаралась не обижаться, учитывая, что на самом деле она не больна. Она слабо махнула им, будто ни на что большее у неё не хватает сил, затем поморщилась, схватила ведро и принялась усиленно в него кашлять. К тому моменту, как «приступ» прошёл и она подняла глаза, её друзья уже съёжились у самой двери.
– Хочешь… э-эм… мы оставим тебя одну отдыхать? – предложил Зек.
Мина завалилась на спину, изображая крайнюю степень измождённости. Она знала, как притворяться больной: Гатон много раз проделывал этот фокус, чтобы увильнуть от обязанности ехать на ярмарку.
– Думаю, мне станет легче, если вы расскажете, что я пропустила, – жалобным голосом попросила Мина.
Просияв, Джикс стала подробно описывать правительственное здание и все репетиции, которые им удалось посмотреть. Ферро вклинился со своим восторгом насчёт премьер-министра и процитировал несколько фраз из её речи о величии Алоррии.
«Величии Алоррии, – повторила про себя Мина, пока он разглагольствовал. – А какова его цена? Неужели никто об этом не задумывается?!» Профессор Дано сказал, что слухи курсируют уже какое-то время. «Но почему никто ничего не предпринимает?!»
Она смотрела на друзей, с таким нетерпением предвкушающих фестиваль, и думала, что бы они почувствовали, узнав, что их празднества оборачиваются для кого-то страшными бурями.
«Скажи им», – предложил Пиксит.
«Нельзя. Если они проболтаются не тем людям…»
Но как же встреченные ею чужаки? Она вспомнила слова Варли, прижавшего кончики пальцев ко лбу: «Благослови нас звёзды и луна, когда придут десятилетние бури». Разве можно молчать, зная это?!
С другой стороны – что хорошего будет в том, если она обо всём расскажет? Один невинный вопрос уже едва не обернулся для неё кучей проблем – и ещё неизвестно, чем вся эта история закончится. Её слова принесут больше вреда, чем пользы. Премьер-министр не станет отменять фестиваль только потому, что один ребёнок считает, что она должна это сделать.
«Прости, Пиксит. Я не могу. Нужно придумать что-то другое».
На корабле из Митриса назад к фермам Мина то и дело возвращалась к одной и той же мысли: фестиваль необходимо отменить.
Если премьер-министр не уверена на сто процентов в ложности слухов, зачем рисковать жизнями и домами ради праздника? До фестиваля остаётся ещё пара недель – его не поздно отменить.
«Ты должна рассказать людям правду. – В устах Пиксита это звучало так просто. – Это просто». Он жевал картофель и даже не смотрел на неё. Всё плавание он пребывал в расстроенных чувствах, и Мина знала, что в этом виновата она. – Ты и сама прекрасно понимаешь, что так будет правильно. Мы нашли проблему – мы должны её исправить».
Она разочаровала его своим молчанием. Но если бы она открыла рот, то её бы исключили – и какая тогда бы от неё была польза? Фестиваль всё равно пройдёт, и десятилетние бури всё равно ударят по заставе Дерн и всем живущим по другую сторону гор.
«Я знаю тебя, Мина. Я знаю, на что ты способна. Ты искришь. Ну или будешь, если дашь себе волю».
Ей было ненавистно это ощущение: от его досады на неё она вся будто чесалась изнутри. «Прости меня, Пиксит», – огорчённо подумала она.
«Я очень надеюсь, что ты всё же решишься на то, что, как я точно знаю, тебе хочется сделать».
Наконец они причалили к знакомой пристани. Забросив за плечо рюкзак, Мина сошла с корабля вместе с Пикситом, но остановилась в начале лестницы и обернулась к нему: «Тебе придётся спускаться пешком. Думаешь, протиснешься?»
Врачи сказали, что к возвращению в Митрис он снова сможет летать, но до тех пор запретили напрягать мышцы крыльев. Этим Мина и объяснила друзьям их внезапный отъезд домой: мол, Пикситу нужно отдохнуть и восстановиться. Жаль, профессор Дано не воспользовался этой версией, и теперь в её личном деле красовалась пометка о временном отстранении от учёбы.
Пиксит высунул нос за край склона и чирикнул:
«Я вижу папу!»
Она тоже выглянула. Далеко, очень далеко внизу стояла крошечная повозка с впряженной лошадью. На месте кучера сидел мужчина в широкополой синей шляпе – папа!
Не в силах сдержать восторга, Пиксит втиснулся на узкую лестницу, сильно растянув своим громоздким туловищем верёвку, служащую перилами. Ему пришлось расправить здоровое крыло для равновесия – но зато сейчас он уже был достаточно взрослым, чтобы контролировать искры и ничего не сжечь.
«Можно я сегодня его обниму?»
«Да!» Она это устроит. В этот раз она молчать не станет. Мина улыбнулась: от его искренней радости ей стало чуточку легче на душе.
Спустившись, Пиксит прямым ходом бросился к повозке:
«Скажи ему, что со мной безопасно!»
Папа спрыгнул с сиденья и, подбежав к Мине, подхватил её вместе с рюкзаком и другими вещами и прокрутил полкруга.
– Ты… – начал он, опустив её назад на землю. – Ну, ты совсем не выросла. Зато Пиксит вырос! Привет, Пиксит, – широко улыбнулся он зверю.
Тот, возбуждённо подпрыгивая с лапы на лапу, быстро слизнул скопившуюся в уголке пасти слюну и продолжил нетерпеливо пританцовывать на месте.
– Он хочет тебя обнять.
Папа отшатнулся:
– Если мне память не изменяет…
Ей передалось разочарование Пиксита, безвкусное, как переваренные овощи, и она вспомнила, как сразу после его появления на свет мама запретила ему ночевать в спальне Мины. Мина всё время его обижала. «Не в этот раз».
– Он тоже по тебе скучал, – твёрдо сказала она. – После тех двух лет в яйце, когда я постоянно с ним разговаривала, ты для него тоже стал родным. – С каждым произнесённым словом её пульс ускорялся. Она ещё никогда вот так не перебивала папу. – Он научился контролировать искры и будет страшно счастлив – и я тоже, – если ты дашь ему себя обнять.
– О, что ж, в таком случае… – Папа развёл руки в стороны, и Пиксит, подпрыгнув как щенок, встал на задние лапы и прижался к нему. Папа обнял его и похлопал по спине, и Мину затопила чистая радость зверя.
Действительно, раньше к Пикситу было опасно прикасаться, но Мина всё же жалела, что тогда не встала на его сторону. Может, её родные отнеслись бы к нему добрее, если
