по имени? Никогда ничего подобного не было, что же произошло, пока Ренэйст пыталась вернуться домой? Накрыв ладонями запястья Вороны, чьи руки до сих пор лежат у нее на щеках, Волчица прерывает это прикосновение, не сводя с Хейд выжидающего взгляда. Все ждет она подвоха, не верит, что встреча подобная может быть случайностью.
– Это ты мне ответь, Хейд. Что ты делаешь на землях Звездного Холма?
– Рассказ мой будет слишком долгим. Идем, нам лучше…
– Ренэ-э-э-э-эйст!
Вторя этому крику, имя ее отталкивается от ледяных стволов деревьев и словно бы звучит со всех сторон. Хейд тут же выхватывает меч из ножен, озираясь с опаской по сторонам, а сама Ренэйст едва ли не подпрыгивает.
Точно, Радомир! Она совсем о нем забыла!
– Что это было?
Развернувшись, хочет она вернуться к развязыванию узла, но Хейд, опередив ее, режет веревку мечом. Мгновение – и доносится до них грузный звук удара, словно бы что-то тяжелое падает в снег, а следом за ним – недовольная брань на языке солнцерожденных. Не глядя на Ворону, Ренэйст торопится вернуться обратно, к Радомиру, и Хейд спешит за ней, вряд ли понимая, что происходит.
– Мой спутник. Он попался в твои силки. Говори с ним на его языке, он солнцерожденный.
– Солнцерожденный?!
Радомира они находят все под тем же деревом; стоя на коленях, ведун ворчит недовольно, отряхиваясь от снега, и попутно пытается собрать обратно в котомку свои разбросанные вещи. Вскинув взгляд, желает высказать Радомир все свое недовольство, но лицо его искажается в то мгновение, когда за спиной Белолунной замечает солнцерожденный другую женщину.
– Ренэйст, – ровным и несколько грубым голосом спрашивает он, – кто это?
Прямо сейчас говорить о том, кем Хейд приходится Исгерд ярл, не стоит. Ренэйст даже думать не хочет, какой может быть реакция Радомира на подобную правду. Он и не видел ее никогда, да только уже ненавидит едва ли не сильнее самой луннорожденной. Не всегда может проявить ведун спокойствие, столь нужное для благополучного исхода, и до тех пор, пока Ренэйст не узнает, что Хейд делает в этих краях, Радомиру лучше оставаться в неведении. Оборачивается Ренэйст через плечо, смотрит на Хейд, чуть сощурив глаза, и отвечает:
– Ее зовут Хейд. Вместе мы проходили испытание и были в набеге на ваши земли.
Ворона изгибает брови, глядя на ведуна, вставшего на ноги и покрытого снегом. Радомир смотрит на нее в ответ и кривит лицо, ничего не сказав. Все происходящее его тревожит, и появление другой луннорожденной совсем не помогает ему чувствовать себя спокойно. Хейд такой неожиданный союз удивляет, представить ей сложно, через что они должны были пройти, чтобы его образовать. Смотрит на них внимательно, губы поджав, и, дождавшись, когда подойдет солнцерожденный ближе, словно бы хочет что-то сказать, но молчит. Открывает и закрывает рот, поджимает губы и отводит взгляд. У нее слишком много вопросов, и Ренэйст не намерена на них сейчас отвечать.
– Мы голодны, – говорит конунгова дочь, привлекая внимание исключительно к себе. – Ты можешь довести нас до Звездного Холма?
– Идемте за мной. До Звездного Холма отсюда далеко, да и на своих двоих тяжко идти. Я живу неподалеку, уж лучше добраться до моего жилища.
Живет недалеко? Ренэйст все понять не может, что же Хейд делает здесь, так далеко не то что от Трех Сестер, но и от Чертога Зимы. Что же, когда они дойдут до места, где она сейчас живет, Вороне не удастся упорхнуть от ответов. Смотрит Ренэйст на Радомира, кивает ему едва заметно, знак подавая, что все в порядке, после чего переводит взгляд голубых глаз на Хейд:
– Веди нас.
Ворона ведет их через лес, и в нем она ориентируется куда лучше, чем уставшие путники. Уже долгое время она здесь охотится, и вопросов от этого у Белой Волчицы становится только больше. Она не знает, может ли доверять Хейд, ведь матери ее уж точно никакой веры нет. Испуг Вороны при имени ярла островов был весьма очевидным, но искренним ли? Слишком много вопросов, и ничуть не меньше подозрений. Ренэйст хотелось бы вернуться в то время, когда все было просто и ясно, делилось лишь на черное и белое. Когда доверять можно было всем, кто подле тебя, не думать больше ни о чем, кроме того, как оправдать надежды своего родителя.
Где же то время, когда все, чего она хотела, это соответствовать славе своего рода? Теперь слишком много рухнуло на ее плечи, слишком много зависит от принятых ею решений. И ведь она даже не стала еще следующим правителем. Что будет, когда Ренэйст займет место отца? Когда от принятых ею решений будут зависеть не только ее, но и чужие жизни? За время путешествия Ренэйст ответственность несла лишь за себя и Радомира, и то это было невероятно тяжко.
Сможет ли она нести ответственность за жизни всех луннорожденных, что присягнут ей в верности?
Тяжелые эти мысли полностью поглощают Ренэйст, и она затихает, следуя за Хейд. Идущий позади Радомир оглядывается с тревогой по сторонам, мучается от странного чувства, словно бы за ними кто-то следит. В один момент на ветке дерева, под которым они проходят, ведун замечает птицу. Черный ворон пристально наблюдает за ними, слегка склоняет голову вбок, словно бы пытаясь рассмотреть как можно лучше. Не отличаются подобным вниманием обычные птицы, и оттого становится только тревожнее ведуну.
Птичьими глазами смотрит на них кто-то другой.
Впереди, между деревьев, маячит невысокое здание. Ренэйст всматривается в него, выглядывая из-за плеча Вороны, и, изогнув удивленно брови, смотрит на затылок Хейд:
– Охотничий дом ярла?
Не глядя на нее, Хейд кивает:
– Когда я переступила порог Звездного Холма, Сигрун выслушала меня. Я думала, она прогонит, но вместо этого велела остаться в охотничьем доме за пределами Холма, пока ярл и его сыновья не вернутся домой. Для меня это было лучшим решением. Мне не хотелось жить среди людей, видящих во мне врага, но и назад вернуться я не могла. Я слышала, что Сигрун мудра, но почувствовала это на себе.
Сигрун Ринддоттир знакома Ренэйст. Невеста Ингве, старшего сына Олафа ярла и будущего правителя Звездного Холма, слыла сильнейшей воительницей своего поколения, прошедшей испытание наравне со своим женихом. Ее называют валькирией, ведь носит она имя одной из крылатых воительниц Одина. Быть может, и она бы отправлялась с ними в набеги, но во время испытания получила сильную рану, раздробив кость в ноге. Та зажила, да только Сигрун стала хромать и потому не могла больше сражаться так хорошо, как раньше. Ренэйст нравилось проводить с ней время, когда она ребенком гостила у побратима отца. Сигрун, чья мудрость столь впечатлила Олафа, что в свое отсутствие ярл стал назначать возлюбленную