— Он умирает? — встревожено спросила Руфина.
Словно подтверждая ее опасения, зверочеловек застыл. Но лишь на мгновение. Затем он перевернулся на спину, раскинув огромные волосатые руки. И Руфина увидела его красный, как у павиана, детородный орган. Только у павианов он маленький, у зверочеловека же был почти как у коня. Грудь зверочеловека мощно вздымалась. К исходящим от него жутким запахам прибавился еще один. Странно, но Руфина почувствовала, что этот запах ей нравится.
Зверочеловек стал любимой игрушкой Руфины. Она позабыла обо всем остальном. Она даже перестала рассматривать удивительные шелковые свитки из далекого Кхитая, которые обожала раньше. Теперь они лежали на полках и пылились.
Но новая любимая игрушка была опасна. Понимая это, Руфина велела соорудить специальную машину, в которую можно было бы поместить зверочеловека, чтобы он двигался только так, как было угодно ей. Сделать из живого существа марионетку, полностью подчиняющуюся желаниям хозяина. И мастера изготовили для царицы такую машину.
Управлять зверочеловеком теперь было легко, как куклой. Для этого имелось множество рычагов, причем все было сделано так, чтобы не нужно было прилагать усилий. Зверочеловек был прочно закреплен в жестком каркасе, как бы повторявшим его скелет снаружи. А каркас этот в свою очередь был прикреплен к полу. Единственно, чего не мог делать зверочеловек-кукла, так это ходить. Зато он вращался в разные стороны, разводил руки и ноги, потешно покачивал головой, даже становился на четвереньки.
Руфине исполнилось всего тринадцать лет, и когда царь решил осчастливить ее своим появлением во второй раз, он с удивлением обнаружил, что ее лоно с готовностью приняло его, не оказав совершенно никакого сопротивления. Он вошел в свою царицу, словно в воду. Но Руфина была неглупой девочкой. Она показала царю множество игрушек, которыми ублажала себя, и даже показала, как она это делает. С криками «О, царь любимый, царь желанный, о, царь царей!», она проявила перед царем такую страсть, что он страшно возбудился и захотел ее снова, а недоумение его испарилось, как утренняя роса.
Но нераздельная любовь царя длилась недолго. Через неделю он устал и уехал на охоту, а по возвращении не спешил показаться. Он приобрел себе где-то в отдаленной деревне новую наложницу, так что у него, конечно, не оставалось сил на жену. Пришел он только через месяц — и снова Руфина сумела возбудить в нем почти безумную страсть. Но не больше, чем на две ночи.
Так и повелось. Свидания их были недолгими, но бурными. И предоставленная в основном самой себе, если не считать редких официальных обязанностей, Руфина все больше и больше привязывалась к зверочеловеку. Но она так и не дала ему имени.
Когда никого рядом с ними не было, Руфина называла его своим царем. И постепенно страсть переросла в настоящую любовь. А потом Руфине пришла в голову мысль, что он тоже любит ее и не способен причинить никакого вреда. Что от их взаимной любви он сделался во всем, кроме облика, подобным человеку, И продолжать держать его либо в клетке, либо в машине невозможно. Он достоин свободы.
Это была глупая мысль. Но ослепленная любовью, Руфина не замечала этого. Поэтому однажды отослала из тайных покоев всех слуг, взяла ключ из ларца и вошла к нему в клетку. Он был возбужден и тяжело дышал. Руфина погладила его по груди, потом ее нежная рука стала опускаться ниже. Он зарычал, грубо схватил Руфину и взял ее, словно кобель суку. Он двигался быстрее, чем нравилось Руфине, но она ничего не могла поделать. Она кричала не столько от наслаждения, сколько от боли, но и наслаждение тоже было. Она снова чувствовала себя грязной свиньей — и это ей нравилось.
— Ударь меня! — воскликнула она и, как ни странно, зверочеловек понял ее.
И сделал то, что она хотела. От звонкого шлепка по бедрам она упала. Зверочеловек перешагнул через нее. Она схватила его за лодыжку, но он рванулся с такой силой, что потащил ее за собой, и она ударилась головой о железные прутья клетки.
Некоторое время Руфина слышала его. Он с рычанием ломал машину для любви, которая доставила ей столько удовольствия. Очевидно, ему машина удовольствия не доставляла. Скорее — наоборот, судя по злобным усилиям, которые он применял, чтобы разрушить машину голыми руками.
Руфина скорчилась на полу клетки, ощущая запахи зверочеловека, далеко не все приятные, и боялась поднять голову. Когда шум затих, Руфина решила, что зверочеловек ушел. Она полежала еще немного, потом поднялась и осторожно заглянула в комнату, где находилась машина для любви.
Хитрая игрушка представляла собой жалкое зрелище, она была растерзана на куски. И являлась теперь всего лишь бесформенной грудой деталей.
Руфина вернулась в свою зеленую спальню, окна которой выходили на север, и предалась печали. Она сидела и плакала о потерянной любви, когда снаружи послышались визгливые возгласы.
Царица подбежала к окну и выглянула сквозь резную каменную решетку.
Стражи, стоящие на башне у северных ворот, что-то азартно вопили вниз. У стен дворца творилось нечто необычное. Руфина принялась звонить в колокольчик на зеленой ленте, призывая верных служанок.
По ее приказу они отправились выяснить, что происходит. Оказалось, что поймали сбежавшего зверочеловека.
Он убил трех стражей, но попался, когда попытался стянуть черствую лепешку у юной нищенки возле северных ворот. Нищие гурьбой поднялись на ее защиту. Зверочеловек был очень сильным, он свернул шею юной нищенке и двум ее первым защитникам, которые по наивности накинулись на него с палками. Остальные, наученные горьким опытом, были не столь опрометчивы. Они поймали его с помощью рыболовной сети, двух кожаных бичей, которыми загнали в сеть, и семи крепких балок, хотя последние были скорее средством успокоения уже пойманного врага.
В тот момент Руфина люто ненавидела зверочеловека за предательство. Он предал все — ее любовь, доверие, надежду, самого себя, в конце концов. Разве он имел право вот так попадаться? Если бы он убил нескольких человек и убежал, она бы со временем простила его; Но он глупо попался горстке нищих оборванцев, которые поймали и связали его, как поросенка.
И она приказала жестоко убить его, живьем содрать с него кожу и изготовить для нее чучело, так, чтобы оно было совершенно неотличимо от живого существа. Она еще не знала, что последняя связь со зверочеловеком заронила в нее семя жизни.
— Так что ты родилась из горнила любви и смерти, — закончил Кхадес. — Ты должна была бы стать чудовищем, но твоя мать искренне любила свою игрушку-зверочеловека, по крайней мере, в момент твоего зачатия, и поэтому произошло чудо — в тебе есть все лучшие ее черты, но снаружи ничего нет от твоего черного отца-урода. Ты лучшее из моих творений, хоть я и не своими руками сотворил тебя. Но мои руки, те, которые обладали способностью творить, отобрали у меня десять тысяч лет назад. И все было предоставлено на волю судьбы. А она, злодейка, остальных сделала уродами.
