этаким путешествием в новую жизнь. Наконец-то меня не будут осуждать или принижать… Я смогу с нуля построить свое окружение, найти друзей, стать частью коллектива… быть в окружении тех, кто относится ко мне как к равному себе. Я помнил ту ночь перед нашей встречей. Как было здорово знать, что я наконец-то могу раскрыть себя настоящего, без надзора родителей или бремени статуса сынка богатенькой семьи. Я хотел самого малого. Самого человеческого… Что-то случилось, и я оказался в прошлом. В той комнате, где начал свой путь.
Бэккер долго молчал.
— Я не верил в это. Не мог поверить. Думал… что это предсмертное… наваждение. Здравомыслие к тому моменту уже покинуло меня, рассудок развалился, оставив извращенные инстинкты выживания. А потом увидел его. — Бэккер указал на череп, который выпал из рук Насти от осознания следующих слов. — Я два месяца был один, ел то, что человек не должен есть, сходил с ума от непонимания и одиночества… Но когда я увидел самого себя… Что-то сломалось во мне. Родившийся двухмесячный безумец взял власть и убил Бэккера. Забил насмерть в состоянии аффекта. Потому что все это было неправильно. Я осквернил собственное существование.
Никто ничего не сказал. Все это было слишком. Бэккер кое-как собирал себя по кускам, прятал лицо в ладонях, ходил и смотрел вдаль, борясь с неким существом внутри себя. Наконец-то раскрыв себя настоящего, он предстал не предателем или безумцем, не уж тем более зазнавшимся эгоистом. Это был сломленный под натиском прошлого человек, отчаянно выживающий вопреки. Его не было смысла бить или ненавидеть. Все худшее он делает с собой сам. Но никто и не думал прощать его, пусть сочувствие и подавало признаки жизни.
— Когда ты пришла, — Бэккер стремился довести рассказ, — то я решился на второй шанс. Даже начал верить, что мне все привиделось или это был бред, кошмар, от которого я смог проснуться. Но я не любитель надежды, научился сам отвечать за свою жизнь. Так что я потребовал Андрея у тебя. Потому что в моем времени он погиб через день из-за тебя, Рода. Ты копала, случился обвал породы, связь потерялась, Андрей пошел искать и… уже потом я узнал, что и его завалило в попытках раскопать живую могилу.
Бэккер смотрел на Настю и вновь хотел поведать правду, более личную и оттого важную: тогдашняя гибель Андрея слишком сильно повлияла на нее, отчего он хотел ее уберечь в этот раз. Вновь он промолчал по личным соображениям.
— Надо было добыть Осколок, потому что я не понимал, как и что он делает на самом деле. Нужен был Петя, у меня как раз получилось принести из своего времени его дневник. Но только заполненный на два дня вперед. Это много. В моем времени он успел сделать важное открытие в понимании провокации Осколка. Так я смог открыть ему правду о грядущем. А дальше… я колебался между тем, чтобы подготовиться к грядущему, и тем… чтобы поверить во второй шанс, где не существует Варвара. Но все так быстро закрутилось, Клот, второй Я, эта хрень с Безликими и появление этой… — Бэккер впервые взглянул на Любу и увидел на ее лице свежие слезы, привлекшие внимание остальных. Взгляд ее быстро сменился на отстранение, перчатки были вновь на руках, после чего она удивила всех простыми словами:
— Я лечу с тобой. — Она осмотрела каждого. — Монолит разрушен. Если есть угроза Опусу, мы должны ее предотвратить. Иначе те, кто выжил, как и весь Опус, познают смерть.
— У меня другой вопрос. — Оскар подошел вплотную к Бэккеру, сверля злобой, схватил его за грудки и спросил: — Почему ты молчал? Если ты все знал! Если все это правда, то почему…
— Потому что вы все мертвы! — Бэккер оттолкнул его, звериное рычание пробивалось сквозь слова. — Каждый из вас — труп! Я перестал считать тела после пятидесяти! Этими руками я копал могилы день за днем, вновь и вновь! Не смей осуждать меня. Тебе не понять. Я пытался все исправить, импровизировал весь вчерашний день — я устал! Все эти смерти — кровь не на моих руках. Они бы и так умерли. Я же дал шанс спастись хоть кому-то. Мы пробудили особей, чтобы без лишних слов вы спаслись с Комы. Мы ведь говорили, чтобы вы начали эвакуацию, но никто не слушал. Пришлось уничтожить все водоснабжение, чтобы хоть что-то у вас в башке заработало! Моих слов недостаточно? Моих действий недостаточно? Невежды! Полетели со мной, сами все увидите.
— Из-за тебя мы пережили худший день нашей жизни. Мы видели смерть наших друзей. Гибель цивилизации. — Настя не скрывала своего презрения к Бэккеру, проявляя холодную, пугающую остальных силу характера.
— Вот именно, вы его пережили. Пожалуйста.
Настя ударила его по лицу кулаком, Бэккер с трудом выстоял. Петя не пошевелился, но это и не требовалось — все быстро вспомнили, как тот реагирует на нежеланное.
— Вернись сейчас и исправь все то, что ты натворил. Ты должен все исправить.
Медленный закат отнимал свет, все больше сгущая атмосферу. Бэккер долго смотрел на ее отчаяннее, радуясь тому, что ему не придется вновь убивать ее и видеть ее страдания.
— Меня все устраивает. Вы думаете, что сейчас все плохо? Ошибаетесь. И если считаете, что мы можем все исправить, вернувшись в прошлое, то советую вспомнить, чем мы занимались весь вчерашний день. Вы не видели гибель человечества, а я видел. Пережил его вместе с вашими могилами. Если кто-то считает, что у него есть право мне указывать, то оставайтесь тут.
— Какой план? — Рода говорила с ощутимым смирением.
— Я знаю, где он. У нас его оружие и факт внезапности. Приходим, готовим поле боя, убиваем.
— Если мы этого не сделаем…
— Он не будет щадить никого. Через несколько дней он проснется. У нас мало времени.
— Есть когти особи. Они могут пробить их тушу на ура. Думаю, пригодятся, раз они там могут быть. Заберу, и можем лететь.
— Рода!
— Настя, хватит. Ты помогла мне вернуть что-то хорошее. Спасибо тебе. Но здесь для меня ничего не осталось. Я не особо верю ему. Но мне интересно.
— Твой отец…
— Нет. Я хочу, чтобы прошлое осталось в прошлом. Это трудно, но честно. И не смей пытаться вернуть все назад и спасти своего отца. Иначе чем ты будешь лучше Бэккера? По его словам, все эти игры со временем принесли уже… да ты и сама посмотри вокруг, Настя. Если он прав, то мы в такой жопе, что…
