прийти? Чтобы оживить Сметану. Я закрыла глаза и представила себе черную шерстку и лапки-носочки с мягкими розовыми подушечками. Кошка вообще не виновата. И Антон не виноват. И Ваня.
Снова пиликнул телефон. Я не глядя выудила его из кармана и поднесла к глазам.
«Не переживай за меня, Вера:) Как ты?»
Сосредоточься. Кошка. Шкодливая черная кошка с белыми лапками, которая ворует еду со стола.
Вдруг я заметила за белым изогнутым стволом сверкающую вывеску «Осенняя Дева». Вывеска венчала фасад здания, больше похожего на лесной бревенчатый домик. Под «Осенней Девой» квадратными буквами значилось «Ателье».
Боясь, что видение исчезнет, я поспешила к домику. Не верилось, что в таком есть отопление или водопровод. От волнения я привычным жестом вцепилась в кольцо на безымянном пальце. Только не отдаляйся. Мне правда очень нужна твоя помощь.
Вокруг продолжали сновать люди, разрастался привычный гул города, но у самого домика звуки словно умерли. Я прижала раскрытую ладонь к массивному бревну, и только тогда позволила себе оглянуться. Парень с наушниками глазел на меня уже в открытую и выглядел до того сбитым с толку, что сомнений не было: он домика не видит.
Я постучала в низко посаженную дверь. Та открылась почти сразу, и, не веря в то, что делаю, я шагнула внутрь.
* * *
Внутри домик Осенней Девы оказался таким же маленьким, каким выглядел снаружи. В темных сенях повсюду висели пахучие веники трав. Окон не было, из-под потолка лился приглушенный серый свет. Мне было до странного уютно, словно кто-то укрыл тело и душу мягким одеялом.
В стене напротив распахнулась дверь, и на пороге показалась невысокая рыжеволосая женщина. Льняное платье в пол полностью скрывало ее фигуру, через плечо свесилась медная коса. В царящем полумраке я не могла разглядеть ее лица, но, кажется, по возрасту она была ровесницей моей мамы.
– Это тебе нужна помощь с кошкой? – спросила женщина и шагнула в полоску света.
Морщинки рассыпались у ее глаз, виски впустили седину, но она по-прежнему была красива той благородной красотой, которая не исчезает с годами.
Я коснулась горла и сложила ребра ладоней крест-накрест.
– Ничего, что без голоса, – мягко сказала Осенняя Дева. – Главное я уже услышала. Заходи. Помогу, чем смогу.
Я вошла за ней, не зная, куда деть руки. Комната за сенями была просторная и светлая. Окна с толстыми стеклами пропускали солнечный свет, дробя его на множество лучиков. Низкая кровать на массивных ножках в углу была застелена красным шерстяным одеялом. Рядом пристроилась колченогая табуретка. У одного окна стоял стол с шитьем, у другого под самым потолком висели ароматные веники, какие-то подвески, амулеты. Я пригляделась: большей частью керамика – колокольчики, звездочки, человечки. У стола разместился кухонный уголок: газовые конфорки, чайник, разделочная доска и хлеб с ножом.
Слава богу – эта чудесная женщина хотя бы ест.
– Садись, – пригласила она.
Я села. Стул оказался удивительно удобным, словно тот, кто его сделал, знал мое тело лучше меня самой. На массивной столешнице лежали разложенные по цвету кусочки ткани, мотки ниток, бархатная подушечка с иголками, ножницы с тонкими черными дужками и пара наперстков.
Дарина подошла к кухонному уголку, чиркнула спичкой, зажигая газовую конфорку, поставила алюминиевый чайник на плиту и задумчиво оглядела связки трав. Сняла несколько, растерла в пальцах и, удовлетворенно кивнув, высыпала сбор в белые эмалированные кружки.
– Ты новая Зима, – сказала она, не поворачиваясь. – От тебя пахнет стужей. Значит, твоя сила уже проснулась.
В том-то и проблема.
Дарина украдкой наблюдала за мной, грея руки у медленно закипающего чайника. Потом порылась в плетеной корзине в углу и достала плоское серебряное блюдо.
– Не волнуйся: голос к тебе вернется, – пообещала она. – Когда ты будешь меньше всего ждать. А пока вот. Подумай о том, что хочешь сказать, и прикоснись к нему.
Она поставила блюдо на стол передо мной, и я осторожно потрогала пальцем острый край. Если это то, что я думаю, к нему должно прилагаться катящееся яблочко. Но яблочка не было. В блестящей поверхности отражался только деревянный потолок.
Чайник засвистел. Повозившись у плиты, Дарина поставила передо мной дымящуюся глиняную кружку, а сама опустилась на стул напротив и взялась за неоконченное шитье. Что-то нежно-голубое – лента или пояс. Она вышивала каемку синими нитками.
– А кошку ты заморозила по ошибке, видимо. – Она улыбнулась своим мыслям. – Это ничего. Все мы поначалу совершаем ошибки. Ты, наверное, знаешь, что мы сменяем друг друга. Сила одна, а владелиц много. Ее берут на время, потом передают дальше. Хельга была единственная, кто не делился… Так что никто даже толком не знает, на чем ее сила основана. Но ничего. Я тебе помогу.
Я задумчиво гладила каемку круглого блюда. Тело как-то само расслаблялось – то ли от аромата трав, то ли от особого воздуха в домике. На улице день, мне еще нужно добраться до Фроси, потом – домой. Хотя домой как раз не хотелось.
– Зачем тебе Ефросинья? – вдруг спросила Дарина.
Взгляд ее переместился с шитья на идеально гладкую поверхность блюда. Кроме деревянных балок на потолке, в нем по-прежнему ничего не отражалось. Я подтянула блюдо к себе и, положив на него обе ладони, стала вспоминать о заснувшем Ване, о том, как ранила Антона, о Сметане, бросившейся на помощь хозяину. Я старалась воссоздать конкретные картинки, но мысли разбегались. Стоило Антону возникнуть перед внутренним взором, как туда добавился взрыв в метро и однообразные дни в прохладной полутемной квартире после. Там всегда пахло выпечкой…
Я зажмурилась, пытаясь прогнать лишние воспоминания.
– Это много, – не то спросила, не то сообщила Дарина, и мне послышалась грусть в ее голосе. – Очень много для такой юной девушки. Можно спросить, сколько тебе лет?
Я убрала руки с блюдца. Иногда мне казалось, что уже все сорок, а впереди только беспросветная старость. Но ей это вряд ли интересно.
Заметив мою нерешительность, Дарина заговорила:
– Ко мне часто приходят девушки твоего возраста. Все хотят узнать про суженого, и чтобы он непременно любил так, что… – Она всплеснула руками, зажав иголку в пальцах. – До луны и обратно. А ты как будто уже и отлюбила свое, и отжила.
Я сделала глоток вкусно пахнущего отвара. Не для того я пришла, чтобы меня жалели. Нужно переходить к делу.
Дарина усмехнулась.
– Я каждой что-то вышиваю с собой в дорогу. Сегодня вот начала пояс. Как чувствовала, что кто-то придет. А если так… – она собрала ткань в бантик, – не пояс, а резиночка. Как считаешь?
Я пожала плечами, завороженно
