Город, которым мы стали - Нора Кейта Джемисин

Падмини вздыхает.

– Да, кажется, так будет лучше. И я обещаю, что не стану участвовать ни в оргиях, ни в какой-либо другой ерунде.

Айшвария весело усмехается.

– Просто смотри, чтобы остальные участники оргии были гражданами США, без серьезных заболеваний, не слишком старые и не слишком уродливые. И захвати с собой какую-нибудь одежду, кунджу [19].

– О, точно. – Падмини бойко улыбается Мэнни и Бруклин, затем направляется к дому. Однако она останавливается и хмурится, когда видит, что Мэнни и Бруклин идут следом. – Я всего на пять минут.

– За пять минут Женщина в Белом может успеть разделаться с тобой, – говорит Мэнни. – Или с нами, если уж на то пошло.

Падмини хмурится, а затем, видимо, вспоминает про бассейн миссис Юй.

– Ну ладно, – говорит она, и все идут за ней в дом.

Они проводят внутри больше пяти минут. А все потому, что, едва Падмини открывает калитку во внутренний дворик, как створка окна полуподвальной квартиры съезжает наверх, и оттуда высовывается крошечная пожилая белая женщина.

– Пэдди-ми, это ты там верещала? – требовательно спрашивает она. Падмини подходит к окну, присаживается рядом на корточки и объясняет, что, да, она действительно кричала, но лишь потому, что увидела у бассейна миссис Юй – а она была у нее в гостях – ужасно большого таракана, а Падмини просто терпеть не может тараканов. Женщину рассказ, похоже, умилостивил; она вскользь упоминает, что печет какие-то пироги и занесет один в квартиру Падмини, когда закончит.

– Простите, – смущенно говорит Падмини остальным, когда они отходят.

– Мисс Кенвик готовит отменные пироги, – говорит Айшвария, обращаясь к Бруклин и Мэнни. – Мой муж уплетает их за обе щеки.

Стоит им подняться на крыльцо и войти в здание, как происходит то же самое. На каждом этаже располагается по две небольшие квартиры. В «1А» живет молодой человек с собакой, лай которой слышен из-за двери еще до того, как он ее приоткрывает – ровно настолько, насколько позволяет цепочка. Он несколько секунд изучающе смотрит на Бруклин и Мэнни, а затем негромко спрашивает Падмини, все ли у нее в порядке. Падмини одаривает его сияющей улыбкой и заверяет, что у нее все хорошо, а эти незнакомцы – ее друзья, так что все в полнейшем порядке. Тогда молодой человек бормочет себе под нос команду, и собака – большущий питбуль – послушно замолкает. Однако оба жильца продолжают сердито сверлить Мэнни и Бруклин взглядами, пока те не скрываются из виду.

– Это Тони, – говорит Падмини, пока они поднимаются по ступеням. – Он очень милый. Каждый декабрь он готовит мне бисквит, пропитанный ромом, и меня от него так развозит! Он, наверное, фрилансер, потому что целыми днями сидит дома, и, наверное, поэтому научился так хорошо готовить. Правда, я не знаю, чем он зарабатывает на жизнь.

– Зато я знаю, – говорит Бруклин, ухмыляясь Мэнни.

Так продолжается до самого верха. Жильцов из «1B» и «2A» им встретить не удается – Падмини говорит, что они оба на работе, – но хозяин «2B», сутулый чернокожий старичок с куфи на голове, выходит поблагодарить Падмини за то, что она на прошлой неделе ухаживала за его кошкой. Когда девушка застенчиво просит его одолжить пару палочек благовоний, он радостно улыбается и протягивает ей несколько, взяв их с полки у двери.

– Мне для молитв всегда нравился вот этот запах, – говорит он, явно одобряя, что Падмини вдруг вспомнила о духовности.

– Это она-то молится? – бормочет Айшвария, но старичок в куфи ее не слышит.

– А вот и молюсь, – огрызается Падмини, но затем краснеет и спешно идет дальше по лестнице.

Весь третий этаж занят одной семьей – родственниками хозяина, как говорит Падмини. Дверь не открывается, но Мэнни слышит, как за ней резвятся маленькие ребятишки. Один из них подбегает близко к двери и кричит:

– Там Падмини! Я ее слышу! Я хочу поздороваться с Падмини! – но кто-то внутри шикает на него и отводит от двери.

И где-то между третьим и четвертым этажом – тем, где Падмини живет с тетушкой Айшварией, – к Мэнни приходит понимание. Эта четырехэтажка в Джексон-Хайтс – всего лишь одно здание среди тысяч подобных, но в ней в миниатюре воплотился весь Куинс. Люди разных культур въезжают сюда, создают свои сообщества, а затем уходят, и так без конца. В таком месте, взлелеянном присутствием и заботой своего аватара, сила боро проникла в каждую доску и каждый кирпич здания, сделав его сильнее и безопаснее, даже несмотря на то что весь остальной город держится на ногах нетвердо, ослабленный натиском врага.

Мэнни вдруг испытывает страшное желание ощутить ту же целостность по всему городу. Ведь у всех должно быть такое же место, разве нет? Он пробыл здесь всего день, а уже встретил так много запоминающихся и интересных людей, увидел столь много прекрасного и незнакомого. Он хочет защитить город, который создает такие впечатления. Он хочет помочь ему стать сильнее. Он хочет верно и преданно стоять рядом с ним и поддерживать его.

Внезапно в его душе словно начинает звенеть колокольчик. От неожиданности Мэнни останавливается на середине лестничного пролета… и Бруклин поворачивается к нему, делая негромкий вдох. Падмини уже стоит на следующей лестничной площадке, собирается идти дальше наверх – но она останавливается и на мгновение закрывает глаза. Мэнни ощущает, как между ними нарастает резонанс, который переносит его в другое пространство – и он впервые понимает, что никогда не видел его человеческими глазами. Он – город. Когда Мэнни смотрит на странные пустые улицы, на нанесенные ему повреждения (уже почти затянувшиеся, потому что они становятся сильнее), на угасающий прекрасный свет, то он словно созерцает нечто маленькое, вроде собственного пупка. И едва он осознает это, как вид перед его глазами отдаляется, Мэнни воспаряет, возносится и наконец видит себя целиком. Он – Манхэттен. И совсем рядом с ним – другие небоскребы, почти не уступающие по высоте его собственным! Это Бруклин. А по соседству с ней, так близко, что они могут взяться за руки, раскинулось новое чудо. Падмини огромна, она – бесконечные мили, застроенные малоэтажками. Когда она поворачивается, Мэнни слышит мелодии тысячи разных инструментов, видит сверкающие грани витражного стекла и промышленного стеклопластика и редкие вкрапления алмазов; он ощущает вкус соли, горькой земли и острых жгучих специй, от которых на глаза наворачиваются слезы. Вот же они! Прямо здесь! Остальные части его личности. Части города, которым они должны стать. В другом мире, в мире крошечных людей, он поднимает руки и по ритму собственного сердца понимает, что они повторяют его движение. Да, вот так, вместе, они могут стать гораздо сильнее, если просто…

Внезапно восприятие Мэнни возвращается в его тело из плоти и крови. Он спотыкается и неуклюже падает лицом на ступеньки. Кровь заливает ему рот. Проходит целых десять секунд, прежде чем Бруклин и Падмини бросаются к ему; Айшвария опережает их, ахает и сбегает по ступенькам, чтобы помочь ему сесть. Все это время Мэнни пытается понять, почему он лежит лицом вниз.

«А чего ты ждал? – бессловесно смеется кто-то в его голове. Смех добродушный, а не злой. Смеются не над ним, а вместе с ним. – Ты ведь не Нью-Йорк, а Манхэттен. Попытка хорошая, но собрать всех воедино – это его задача, а не твоя».

Внезапно Мэнни оказывается в совершенно ином месте.

Где-то в Обычном Нью-Йорке. Внизу… под землей? Там темно. Он мельком видит затененные белые стены, покрытые плиткой, и серый бетонный пол. Станция метро. Запах пыли, озона и, как ни странно, ни намека на вонь застарелой мочи, которую Мэнни запомнил, лишь единожды проехав в метро. Где-то поблизости, но не слишком близко, грохочет проезжающий мимо поезд; откуда-то сверху льется столп солнечного света, и в нем в разные стороны спешат тени пешеходов. А перед ним…

Перед ним на лежанке из старых газет, свернувшись калачиком, спит молодой человек.

Мэнни завороженно смотрит на него. Незнакомец хрупкий, болезненно худой, одетый в грязные джинсы и поношенные старые кроссовки. Его нескладные конечности расслабленно раскинуты в стороны. Мэнни не может разглядеть лица, хотя на него сверху и падают