две
недели. Они ни за что не продержат меня в живых так долго!
Никс стал тянуть сильнее. Моя рука соскальзывала с запястья собеседника.
Фейри, стоявший передо мной, освободил руку, пробормотав последнее, бесполезное напоминание, прежде чем его образ разлетелся брызгами из лужи, когда меня вытащили на поверхность:
– Ты уже провела в Аварате почти неделю, – сказал фейри. – А это гораздо больше, чем может похвастаться любой смертный.
Издав хриплый вздох, я вновь оказалась посреди леса. Я исторгла из легких грязную воду благодаря помощи Никса, легонько похлопывавшего меня по спине.
– Что ты здесь делала?
Принц лесных фейри приподнял мой подбородок и вгляделся в мое лицо, а на его собственном отразилось беспокойство. Я же оглянулась на лужу, остатки которой уже почти высохли.
Только это я и получила от звездных фейри.
– Ничего, – ответила я. – Я просто… Просто я заснула, вот.
Ложь была жалкой, и не пришлось сомневаться, что Никс что-то заподозрит, но он только сочувственно кивнул.
– Я тоже засыпал в таких лужах раньше, – поведал он, – вот только мне не приходится дышать так часто, как дышишь ты. В воде я поглощен сном лишь половину ночи, прежде чем понимаю, где нахожусь. Тебе стоит быть осмотрительнее, когда решаешь, где бы вздремнуть. В следующий раз выбери какое-нибудь дерево. Или симпатичный камень.
На этот раз я удивленно воззрилась на Никса:
– Не переживай, – сказала я, беря его за руку и ведя его обратно к тому месту, где мы спали. – В ближайшее время я больше не собираюсь засыпать ни в каких лужах.
Несколько минут Никс топтался в кустах, уничтожая все лужи, которые были, по его мнению, слишком глубоки, прежде чем снова свернулся у меня на коленях.
Это представление было настолько же милым, насколько оно могло показаться со стороны нелепым.
Ни один другой фейри даже на секунду не поверил бы моей лжи, и именно за бесконечную наивность я была благодарна Никсу. Уже дважды мне сошла с рук встреча с – как я теперь знала – звездными фейри.
Уже дважды мне давали надежду на то, что из этого всеми высшими силами забытого места можно выбраться.
Но теперь было известно и то, сколько мне придется терпеть это безумие.
* * *
Никс оказался прав: мы не заблудились в лесу, и все благодаря той единственной искре пламени, которую он извлек накануне. Едва мы тронулись в том направлении, которое он указал, как стали повсюду подмечать признаки того, что наши спутники были где-то поблизости: потухший костер, обрывки старой веревки, следы ботинок вдоль берега, все еще свежие и глубоко вдавившиеся в глину, несмотря на то, что она была сухой. Пусть ничто из перечисленного и не указывало на то, что перед нами остатки лагеря Калдамира и остальных, но в тот момент нас это не очень беспокоило.
Ровно до тех пор, пока воздух рассекающим атмосферу кинжалом не прорезал странный запах.
Никс раньше меня понял, в чем было дело. Мы уже около часа шли по неровной и неприметной тропинке, когда он его почуял. В то мгновение, когда он уловил запах, лицо его так сильно скривилось, что выглядело это непривычно забавно. Он остановился, встал как вкопанный, запрокинул голову назад и сделал глубокий вдох, издав сдавленное рычание.
Прищурившись и снова опустив голову, он вгляделся вперед.
– Нет… – отчаянно прошептал он, покачав головой. – Нет, этого не может быть.
Он не стал объяснять мне, что он почувствовал, из-за чего его идеально гладкий лоб в тревоге пересекла морщинка. Он сорвался с места, оставив меня, испуганную и ошеломленную, стоять, когда ветви деревьев, качнувшись немного назад, ударили меня по лицу.
– Никс… – начала было я, но тут же замерла. Всего на секунду.
Я тоже его почуяла.
Что-то гнилое: слишком сладкое и кислое, к тому же с нотками дыма.
Что-то впереди нас умерло, и именно на этот запах я и пошла, когда глухой стук шагов Никса раздавался уже далеко впереди. Я шла до тех пор, пока не пробралась сквозь очередной густой подлесок, где резко остановилась, споткнувшись перед этим.
Должно быть, до окраины лесов Никса был еще день пути. Или, по крайней мере, до него должен был оставаться день пути.
Что-то смело целые мили леса. Его вид, насколько хватало обзора, заставлял содрогнуться: земля покрылась чернильно-черным покровом, но нетронутая опушка еще росла стеной по обеим сторонам от мертвых акров, огибая запредельно далекую линию гор.
Впервые мне довелось увидеть обнаженный, никакими чарами не сокрытый Аварат. И это зрелище было не из самых приятных.
Причиной разрушения стал вовсе не огонь. Она лежала намного глубже.
Деревья превратились в пепел не от пламени, потому что вместо того, чтобы оставить после себя обугленные пни, они завяли, превратившись в высохшие оболочки самих себя. Трава сгнила, оголив засохшие корни, которые пытались освободиться из земли, словно ощущали яд, пропитавший почву.
Земля походила на бурлящий и тлеющий ил болота, деревья – на пленников, побег которых оказался неудачным, поэтому они, обеленные гнилью, разбухшие, лежали трупами на поверхности.
Но что уж стоило упоминать о настоящих трупах.
Олени. Кролики. Птицы. Лоси.
Нечто крупное, походившее в безобразии своем на отродье, сгнило справа от меня.
Все они неподвижно лежали, оголив ребра, будто даже мухи и стервятники отказывались есть тухлое мясо. Но запах, витавший в воздухе, был не просто гнилым. Как будто это сам воздух давным-давно испортился, а все остальное стало следствием его порчи.
– Что… Что это такое?
– Это… – отвечал Никс, застыв на месте, – это то, что происходит, когда магия действительно покидает Аварат.
На секунду он повернулся ко мне, и взгляд его остекленел.
– Я не должен был использовать магию, чтобы вытащить нас! Я должен был позволить нам умереть там, в лесу…
– Никс… – начала я, но он не дал мне закончить.
Взгляд его снова обратился вперед, он качал головой из стороны в сторону, как будто не мог поверить собственным глазам.
– Я бы никогда не стал извлекать ту искру, если бы знал ей цену!
Никс упал на землю возле окраины леса, всего в паре шагов от меня. Колени его утонули в черной, пепельной грязи. Волосы упали на глаза, скрыв лучезарное лицо, но я и так знала, что сияния теперь никто бы в нем не увидел.
Я поняла это по тому, как плечи Никса сотрясались от рыданий, как его руки кривыми когтями цеплялись за грязь. Я поняла это по тому, как он запрокинул голову, издав душераздирающий, полный сумасшествия и отвратной боли крик, от
