то ли вокруг стала твориться настоящая чертовщина. Колосья пшеницы почернели и осыпались. Над погибшими стеблями поднималась серая хмарь. Бредил ли он кошмарным сном или взаправду забрел на бескрайние просторы ада?
Недалеко, посреди дороги, возникла тень. Как наваждение, она появилась из ниоткуда. Нарочный закрыл глаза и стал молиться всем богам, чтобы тень исчезла, но черное пятно неотвратимо приближалось. В голову пришла идея схорониться в пожухлых зарослях пшеницы, но вид их был до того мерзок, что путник сразу отказался от этой мысли. Тем более, тень, скорее всего, уже заметила его.
До слуха донеслись гулкие удары копыт. Пока неизвестный не предстал перед бедным парнем, тот успел возомнить о всаднике невесть что. В голову путника пришел ужасный образ. К счастью, ожидания, приукрашенные разгулявшейся фантазией, не оправдались. Правда – перед ним восседал на могучем коне доблестный воин, но его глаза не светились красными огнями преисподней, и голова у него была не о четырех рогах, а самая что ни на есть обыкновенная. Конь хоть и выглядел крайне недружелюбно и зло косился на испуганного посыльного, клубы дыма и пламени вовсе не изрыгал.
Блеклый свет луны отразился от полного доспеха. Диковинные латы заискрились в ночной дымке серебряным сиянием. На нагрудном панцире проступило рунное письмо, но разглядеть все знаки не получилось из-за широкого белого плаща.
Попона столь же белоснежная, как и плащ, покрывала могучего скакуна. Под накидкой виднелась тяжелая броня, будто наездник не ехал по мирным нивам, а мчался по бранному полю. От нетерпения животное стало рыть копытами землю, но стоило всаднику положить латную перчатку ему на шею, как конь тут же успокоился.
– Что одинокий путник делает ночью посреди полей?
От сурового голоса, донесшегося из-за забрала, закрывавшего большую часть лица, у посыльного по спине побежали мурашки. Из резной смотровой щели за ним внимательно следили строгие серые глаза.
– Сэр, в нашей деревне случилось несчастье, – проговорил нарочный, непонятно откуда набравшись смелости. – Староста срочно послал меня с важным поручением в окружной город, но сегодня днем я сбился с пути.
– По какому делу отправили в Фьюгрейв? – властно потребовал рыцарь.
– Видите ли, – заикаясь от грозного голоса собеседника, промычал нарочный. – Некоторое время назад у нас в деревне стали твориться престранные вещи! Но что Вам пустые сельские басни? – всадник повелительно повел рукой, и вдохновленный этим жестом рассказчик как на духу выложил незнакомцу все, что знал про странные события последних недель и двух охотников, прибывших на помощь.
Чем больше слушал воин, тем темнее становился его взгляд.
– Довольно! – прервал рыцарь не на шутку разошедшегося гонца. Он узнал уже достаточно и теперь медленно сжимал и разжимал поводья окованными в железо пальцами.
– Письмо! – резко бросил рыцарь, поравнявшись с посыльным. Бедному юноше и в голову не пришло отнекиваться. Дрожащими руками он расстегнул сумку и вытащил оттуда кусок пергамента, запечатанный сургучом. Всадник нетерпеливо выхватил свиток. Конь поднялся на дыбы, готовый к резвому ночному переходу. Путник в ужасе отпрыгнул в сторону; на миг ему показалось, что жеребец хотел втоптать его в землю.
– Город в паре миль вверх по дороге, – сказал рыцарь на скаку и кинул нарочному несколько монет.
Всадник ураганом унесся на север вместе с порывом ночного ветра, взъерошивая дорогу серыми клубами пыли. Если бы не несколько монет, зажатых в руке, гонец вполне мог принять все произошедшее за тревожный сон. Он разжал ладонь и присвистнул:
– Ого! С такими деньжищами можно погулять на славу!
Желтые и серые монетки подчас ослепляют людей сильнее самых ярких солнечных лучей. Завороженный драгоценным блеском гонец не заметил, как резко изменилась картина вокруг. Он снова оказался на золотистой пшеничной ниве, темневшей вдали, но теперь просто из-за скудного лунного света. Волнения и тревоги развеялись прохладным ночным ветром, который гнал его вперед, туда, где забрезжили манящие огни трактира и пьянящие брызги темного эля.
Гонцу и в голову не пришло, что все перипетии закончились, стоило ему повстречать загадочного всадника и передать послание. Он не обратил внимание, как благородный рыцарь держался чуть в тени, не желая приближаться к человеку. На самом деле молодой путник был вовсе не глуп, но этой ночью вел себя непривычно рассеянно. Его словно одурманили пьянящим нектаром. Мысли летали высоко в небе вместе с юркими ночными птицами и не желали возвращаться на свои места. Он никак не мог отвести взгляда от огромной луны, не заметил камня и больно ударился о него израненной ногой.
– Черт побери, как же мне надоел этот старикан-староста! – выругался юноша, неясно почему вспомнив о своем начальнике. – Скажу ему, что сумку стащили на улицах Фьюгрейва, пока я шел к бургомистру. Пусть хоть лопнет от злости! Ну потерял я послание – с кем не случается, – продолжил он оправдывать себя, неловко подпрыгивая на одной ноге. События, случившиеся этой ночью, быстро исчезали из его памяти, и когда он добрался до таверны, то уже не смог вспомнить, откуда у него взялась такая куча денег. В конце концов, он был обычным человеком. Не стоит его за это сильно попрекать.
Сам же всадник, будь он злодей или герой, не жалея коня, несся по залитому блеклым светом полю. Тын маленькой деревушки вот-вот должен был показаться среди нив. Скоро рыцарь мог встретиться лицом к лицу с силой, превосходившей многих виданных им доселе противников. Путешествие, начавшееся простой миссией, могло закончиться смертельной схваткой. Отбросив все сомнения, он со странной улыбкой пришпорил жеребца.
Вот уже, огибая каменные надгробия, его конь медленно вышагивал по молчаливому кладбищу, но среди могил не ощущалось присутствия древних чар. Зло лязгнула сталь меча, извлекаемого из ножен, конь сделал огромный прыжок и остановился посреди небольшой поляны. У рыцаря вырвался возглас досады и разочарования. Вместо ожесточенного отпора его встретили лишь бедные останки когда-то могущественного противника. Не веря своим глазам, всадник спрыгнул на землю и осторожно нагнулся над грудой тряпок.
Придание оживало прямо у него на глазах. Если так вообще можно было сказать про останки, воскресить которые едва ли могло хоть какое-то из существовавших заклинаний.
Были времена, когда рыцарь не верил в магию прокаженных – так ее называли в манускриптах.
– Если она и существовала, то принадлежала к эпохе первородных, драконов и левиафанов, – рассуждал он, беседуя с мудрецами и братьями. В старых рукописях колдовство это выглядело до абсурда могущественным, слишком невероятным, чтобы быть правдой. Может быть, ему
