с каменным лицом, развязал пояс хисты и распахнул полы.
Иаллам сделал несколько заплетающихся шагов спиной вперёд, не отрывая от него взгляда, и плюхнулся на зад.
– Ох, вот же…
– Я тебя потом убью, – сообщил Мирра царственно; взгляд у него был мутный, с поволокой. – Когда отдохну… Хотя нет, сейчас. Подай мне меч, живо.
…К большому счастью для Иаллама, наместник всё-таки лишился чувств прежде, чем его пальцы сомкнулись на рукояти.
Алаойш Та-ци, леса южнее Ульменгарма
Ещё до того, как проснуться, Алар осознал: что-то не так.
Во-первых, он был связан.
Во-вторых, кто-то сидел у него на груди и прижимал к горлу нож.
«Если б это был враг или убийца, то проснуться я бы не успел, – подумал Алар. – А значит, можно подремать ещё».
Но заснуть, конечно, больше не смог.
Он аккуратно, стараясь не привлекать внимания, стянул к себе немного морт – без помощи спутника это оказалось не так-то просто – и распределил её тончайшим слоем между чужим клинком и собственным горлом; затем немного изменил стремление, вложенное в морт – и перерезал гладкие верёвки, стягивающие его запястья над головой и опутанные вокруг щиколоток.
«А ведь искусно это провернули, – подумал он. – Я даже и не почувствовал».
И открыл глаза.
На груди у него сидела Тайра, злющая, как тысяча хадаров, и явно не спавшая несколько дней – и вот тут-то ему стало страшно.
– Говори, эстра, куда тебе пять золотых засунуть, – очень-очень тихо произнесла она, не отрывая от него яростного взгляда. – Видишь, какая я добрая – ещё выбор даю.
Земля под лопатками была пышной и тёплой; в ухо настырно лезла метёлка травы; в вышине, за густым переплетением ветвей, быстро неслись по небу облака – день обещал стать погожим и ветреным. Пахло разноцветьем, живой древесиной и самую малость рекой, которая текла поодаль, в низине…
Помирать не хотелось.
– В кошель к себе сунь, – предложил Алар миролюбиво. – Там им самое место.
– А вот я так не думаю! – рявкнула она и так тряхнула его за плечо, что если б не прослойка из морт между кожей и лезвием, то щеголять бы ему с перерезанным горлом. – Рейну до слёз довёл!
– Поплачет и перестанет – всё лучше, чем угодить на юге к работорговцам в лапы.
Тайра склонилась к его лицу низко, как для поцелуя, и прошипела:
– А это уж ей позволь самой решать.
– Выходит, ей ты это право даёшь, а мне – нет? Я-то решил, что пойду один, – спокойно ответил Алар. – Как ты меня нашла? Следов я не оставлял… – Он скосил взгляд и заметил наконец, что с Тайрой они не одни. – Здравствуй, Рейна. Значит, с простым поисковым маятником ты управляться научилась – похвально. Но за то, что от Телора убежала, хвалить не стану.
Девочка, до сих пор заплаканная и перепуганная, хлюпнула покрасневшим носом и ответила, насупившись:
– Не он мне учитель, а ты.
– А раз я учитель, зачем идёшь против моей воли? – Алар выгнул бровь. Рейна застыла, потом губы у неё задрожали. – Ну, ну, не плачь. Тоже мне горе – врозь побыть. Я ведь не навсегда уходил – да и не по своей воле; есть важное дело.
Она судорожно вдохнула, обняла собственные колени, успокаиваясь, и спросила:
– Так ты вернулся бы?
«Не знаю, – подумал он, на миг прикрывая глаза. Ветви над головой с узкими тёмно-зелёными листьями, голубое небо и перья облаков исчезли, точно их и не было. – Если б выжил, то, может, и вернулся бы… Да только вряд ли бы ты сама меня видеть захотела».
А вслух солгал:
– Конечно. Киморты ведь долго живут, непременно бы встретились – чуть позже, чуть раньше…
– Ну хватит время впустую тратить, – раздался вдруг новый голос, смутно знакомый, ласкающий слух, точно бархат. – Разве вы не видите, что совести у него нет – и что он кого хочешь заболтает?
Из подлеска выступил мужчина с мягкими, нежными чертами лица, словно бы тронутыми печалью. Глаза у него были ясные, светло-голубые, чуть вытянутые к вискам и как бы удивлённо распахнутые; губы тонкие, с капризным изгибом. Снежно-белые волосы он собрал в простую причёску: две пряди шли от висков и на макушке скреплялись серебряной заколкой в виде цветущей ветви. На нём были белые, без единого пятнышка одежды по ишмиратской моде, длинные, с широкими рукавами хисты и узкими – нижней рубахи, но при всём его изяществе и изысканности отчего-то очень хорошо представлялось, как он бранится на чём свет стоит или опрокидывает в себя вино чашу за чашей.
За спиной у него висела семиструнка; поймав чужой взгляд, он улыбнулся.
– Дёран, – опознал тотчас его Алар. – Сказитель из Беры и приятель этого чудаковатого Сэрима… Верёвкой ведь ты меня связал? – добавил он вдруг, сам себя удивив: слишком это напоминало воспоминание, а не догадку.
Дёран – а это именно он и был – улыбнулся:
– Почему ты так решил?
– Потому что ты уже заметил, что я разрубил узлы, а Тайра – нет. Значит, не её работа, – сообразил Алар быстро. И перевёл взгляд на кьярчи. – И, кстати, если б я не защитил шею от лезвия, то ты сейчас бы меня третий раз убила – слишком давишь.
Побледнев, она выронила нож – и ойкнула; затем подобрала его, перегнувшись вбок, и наконец слезла с Алара, отпуская его:
– На всё-то у тебя есть ответ, всё-то ты знаешь… И чего ж ты один пошёл, если умный такой?
– На юге нужней всего две вещи: чистая вода и надёжные друзья, – добавил Дёран, чуть прищурившись. – Уж поверь мне, я те края хорошо знаю… Ну что, не погонишь своих девиц прочь?
– Таких прогонишь, если они дюжину дней по моему следу шли, – пробормотал Алар, стряхивая верёвки и поднимаясь. – Держи. Где научился вязать такие узлы?
– В Шимре, у богатой любовницы, триста лет назад, – усмехнулся Дёран – не то пошутил, не то просто солгал. – Завтракать будешь?
– После такого пробуждения плотный завтрак не повредит…
Трапеза вышла скромная, но сытная – хлеб, сваренные вкрутую яйца и молодые стебли, хрустящие и водянистые, которые Тайра отыскала у реки и очень обрадовалась:
– Они на ярмарке в Ульменгарме по серебрушке за пучок идут! А тут ешь – не хочу, и платить не надо. И Тарри их любит, вот был бы он здесь… – Она осеклась.
Пояснений не требовалось: одно дело – расстаться на время, с уговором встретиться в определённом месте, и
