class="p1">Ну и ночь – тепло, звезды, летучие мыши, а ночная фиалка так распахлась, словно завтра конец света. Для полного счастья только любовника не хватает, но о любовниках пора забыть, какие любовники в ее годы! Разве что за деньги, но до такого она не докатится. Выпить, что ли? Уж всяко не помешает. Матильда плеснула в кубок мансая, отпила пару глотков и выбралась на террасу. В детстве она обожала Сакаци и злилась, что отец отдал замок тетке, тем более что Шара не хотела сюда ехать. А потом привыкла и прожила чуть ли не сто лет. Матильда попыталась вспомнить, на кого походила жена дяди Зо́лтана, и не смогла. Она прекрасно помнила горы и стены, но не людей.
Кажется, Шара была маленькой и пухленькой, но Матильде с ее ростом другие женщины вечно казались мелкими, а в пятнадцать лет Матишка Мекчеи была худа как жердь и ни в чем не сомневалась. Что бы она тогдашняя сказала про себя теперешнюю? Лучше о таком не думать! Молодость беспощадна. Как и старость. В пятнадцать уверен, что тем, кто старше тебя на десять лет, пора на кладбище, в шестьдесят двадцатилетние кажутся дурачками. Старичье пытается водить молодость на веревочке, та срывается и хорошо, если шею себе при этом не ломает.
Принцессу Матильду выперли в Агарис, чтоб разлучить с Фереком Лагаши, который был ей почти братом. До Золотой Ночи… Альберт, зараза такая, подглядел, как они целовались, и донес. Как был дрянью, так и остался, только оплешивел! Теперь у Ферека прорва внуков и внучек, а сам он не спешит повидать былую подружку. Может, и правильно, зачем портить память морщинами? Матильда залпом допила мансай и вернулась в спальню. Тетка Шара скончалась в нижних комнатах, куда перебралась лет за пять до смерти, а раньше жила здесь. Играла на мандоле, смотрела на горы, вышивала, писала. Матильда читала ее записки, написанные мелким ровным почерком. Шара Алати не была глупа, о нет. Она не верила, что ее муж умер своей смертью, но вдовствующая герцогиня не была бойцом и не имела детей, вот и доживала свой век среди дикого винограда и голубых елок. Долгая, никому не нужная жизнь, хотя парку, который разбила Шара, позавидовал бы любой король. А теперь ей предлагают стать второй Шарой и заодно запереть в Сакаци Альдо с Робером.
Внук вовсе помешался на осенней охоте, даже странно. Она-то боялась, что Альдо со скуки начнет кусаться, а он то носится по окрестным лесам, то возится с охотничьей снастью. Братец грозился приехать на снежные ловы и привезти гостей. Надо полагать, будет десятка три невест. Ракан – неплохая добыча для тех, кому не светит король или правящий герцог и кому гонор мешает родниться с вассалами.
Мнения Альдо братец не спрашивает, а зря: внучек устроит сватам и невестам веселую жизнь. С него станется, а она поможет! В любом случае здесь зимой будут люди, и среди них наверняка найдется кто-то, с кем можно иметь дело. А будут союзники – будут и интриги. Она не даст затянуть Альдо в болото, парень не создан для того, чтоб жрать в четыре глотки и ныть о прошлом, ему нужны хорошая драка и достойное дело. О Талиге лучше забыть, но в Золотых Землях есть и другие страны.
3
На окне дрались голуби. Один символ кротости и милосердия колошматил другого. Летели перья, хлопали крылья, скребли цепляющиеся за подоконник лапки. Склочники они, эти голуби. Склочники, обжоры и нахалы. То ли дело крыса! Милейшее создание, не то что птички божии.
Робер подмигнул восседавшему на подушке Клементу, потянулся и встал. Жизнь, несмотря на голубей, казалась замечательной. Сон, впрочем, тоже был очень даже ничего. Эпинэ засмеялся и вышел на залитую солнцем террасу. На мозаичном полу валялся камзол, Робер его поднял и бросил на балюстраду.
Альдо и Матильда наверняка еще спали, это его подняло ни свет ни заря. И все из-за голубей, которых в Сакаци расплодилось вовсе немерено. И куда только здешние коты смотрят?
Раздалось шуршанье, его крысейшество решил проверить, чем занят хозяин. Эпинэ позволил взобраться себе на плечо, любуясь окрестностями замка – сегодня Черная Алати была особенно хороша. Иноходец вообще любил горы, хотя окрестности Сакаци не напоминали ни Сагранну, ни Торку. Здесь не было ни острых, прорывающих облака пиков, ни ледников. Мягко очерченные горы покрывали леса, у самых вершин сменявшиеся разнотравьем. И люди здесь, не в пример бириссцам и бергерам, казались веселыми и открытыми, хотя понимать их было непросто.
Обитатели Сакаци говорили на чудовищной смеси ни на что не похожего местного языка с талиг, впрочем, алатский местами напоминал бири. Так, чуть-чуть, отдельные слова, а вот значение не совпадало.
Думать о «барсах» и сакацких соколах помешал Клемент. Его крысейшество был возмущен – зачем вставать, если не для еды?! Робер погрозил разбуянившемуся крысу пальцем и спустился вниз. Первой навстречу попалась хорошенькая Вицушка, внучатая племянница жены коменданта. Девушка поспешно присела, мило покраснев:
– Гици что-то желает?
– Желает, – Робер на всякий случай прижал Клемента рукой, еще побежит здороваться, а у женщин с крысами как-то не ладится, – вина и сыра.
Вица стрельнула глазками и убежала. Его крысейшество, сообразив, что все идет как надо и скоро здесь будет еда, успокоился и принялся чистить усы, то и дело задевая Робера по щеке. Иноходец ругнулся, снял пискнувшего приятеля с плеча, водрузил на стол, а сам сел в кресло, рассматривая резные фигурки, покрывавшие огромный буфет, – в Алате обожали резное дерево.
– Ваше вино. – Вица подошла ближе, чем было нужно, ее даже Клемент не испугал. Наверное, ее полагалось шлепнуть или ущипнуть, но Роберу этого не хотелось, по крайней мере сейчас. Талигоец сам налил себе вина и сунул Клементу под нос изрядный кусок сыра. Вица не уходила.
– Что еще желает гици?
Уважающий себя дворянин тут же бы и показал, чего он желает, но нынешним утром Роберу девчонки не требовались. Талигоец замялся, припоминая подходящую шутку, выручил толстый Янош, исполнявший в Сакаци обязанности старшего слуги.
– Гици, – усы толстяка и те показывали, что он нипочем бы не помешал господину тискать девчонку, когда б не крайняя нужда, – прощения просим.
– Что такое? – с облегчением откликнулся Робер.
– Тут дело такое… Гость приехал, а хозяйка не вставали… И молодой гици не вставали… А гость не нашенский, мало ли…
– Что за гость?
– Кобыла просто загляденье, а сам дерганый.
– Хорошо, я с ним поговорю. – Робер поставил бокал и взглянул на крыса. Клемент, выбирая между дружбой и сыром, на сей раз предпочел сыр, и Робер его не осудил, тем более в закрытой комнате приятелю ничего не грозило. Иноходец хмыкнул и вышел вслед за слугой.
– Янош!
– Слухаю, гици.
– На что вам тут столько кошек?
– И, гици…
