ветер, несущий им мою силу. Голоса, звучащие за гранью слуха. Все, что было частью моей души.
Погасло.
Пустота поглотила свет, убила звуки. Пустота глухая, черная, как расщелина под горным завалом. Воздух затхлый, вдох разрушает мысли, отравляет сердце. Где свет моих звезд? Сила течет от меня к ним, но я не слышу отзвука вдалеке, не вижу мерцающих струн.
Но я вижу ее. В опустевшем небе сияет она одна – моя маленькая звезда, совсем рядом. И моя душа вновь наполняется жизнью.
Я справлюсь.
Искры темноты бегут по коже, вспыхивают на краткий миг – но одного мига достаточно. Темнота дает мне новое зрение, и я вижу – мы идем сквозь толщу незримой стены.
Я не сбавляю шаг, иду сквозь преграду. Смотрю вперед, на лагерь, открытый ветрам пустоши, заметный издалека. Вижу воинов, оцепивших шатры, помню о колесницах, оставшихся позади. Сжимаю руку Беты, пытаясь унять ее тревогу, а темнота вливается в кровь, рассказывает мне о незримой стене.
Преграда на пути магии, на пути оружия и пророчеств. Я не вижу своих предвестников, они не смогут докричаться до меня. Но свет минует преграду, и моя темнота скользит незамеченной. Она познает, принимает в себя чужую магию, и я даю ей новое имя – барьер.
Здесь не видно звезд, говорю я Бете. Но я понял, почему.
Я понял, почему, но что я должен делать? Исчезнуть вместе с Бетой в вихре темноты, вернуться к отряду? Нет, мои воины готовы к непредвиденному. И я не могу отступить сейчас.
Наш провожатый сбавляет шаг, мы останавливаемся следом за ним. Мир внутри барьера притворяется таким же, как снаружи: ветер гонит по земле сухую пыль, играет голубыми флагами, раздувает тяжелые полотнища шатров. Ветер пахнет усталостью и железом, долгими днями пути, ранами и смертью. Много жилищ – истрепанных дождем, выгоревших под солнцем, – но слишком мало воинов. Где они? Бежали, погибли или сражаются на далеком рубеже?
Переводчик отходит в сторону, и дальние обрывки речи превращаются в бессмысленный шум. Я ловлю взгляд Беты – она снова стала скрытой. Кто признал бы в ней дитя войны? Я улыбаюсь, хотя улыбаться не время. Бета оглядывается по сторонам, любопытная и растерянная, юная девушка среди чужих людей. Держит оружие бережно и неловко, словно дорогую, громоздкую игрушку. Но чувства ее, как сталь – несокрушимые и острые. Чужаки смотрят на Бету, видят ее беззащитной и хрупкой, – и лишь я чувствую смертоносную силу, готовность к атаке.
Переводчик возвращается. С ним другой воин, без повязки и шлема, с открытым лицом. Оно отмечено рубцами и морщинами, взгляд светлый и колкий.
– Посланник дальней земли, теперь я твой переводчик. Я киваю, а он продолжает: – Здесь нет женщин и нет жилищ, привычных для них, прости нас за это. Мы приготовим для твоей спутницы лучший шатер, она будет ждать тебя там.
Бета вскидывается, переводит встревоженный взгляд на переводчика, снова смотрит на меня – почти с мольбой. Но ее мысль сияет, как вечерний свет, и звучит твердо.
Если ловушка – прорвусь к тебе на помощь.
Старик-переводчик по-своему читает наше молчание и взгляды. Он смотрит мне в глаза и обещает:
– Посланник, знай – если кто-то прикоснется к твоей женщине, то будет казнен.
– Хорошо, – отвечаю я и отпускаю руку Беты.
Ее чувства еще пылают между нами – она хочет защищать меня, забыла о себе. Я приказываю: Если что-то случится, зови меня. Малейшая тревога – зови. Не жди.
Она отвечает без слов, мне легче от прикосновения ее мысли. Я отворачиваюсь и иду вслед за стариком, а Бета – единственная звезда на погасшем небе – остается среди чужаков.
Меня приводят в сердце лагеря: здесь оканчиваются ряды палаток, замыкаются в круг, обрамляют площадь. В самом центре стоит высокий шатер, над ним вьются синие и алые ленты. Шесты с такими же флагами вбиты у входа.
Я вижу лидера этих людей, его легко отличить от прочих. Он ниже ростом, чем старик, идущий со мной, но крепче, и в каждом движении – привычка повелевать, жесты скупые и точные. Он недавно вернулся или собирается уезжать – стоит без шлема, волосы запыленные, бесцветные, стянуты в косу. Я чувствую в нем силу, глухую и древнюю, корнями уходящую в эту землю и в кровь его народа. Чтобы понять больше, мне нужно прикоснуться, но эти люди избегают долгих прикосновений.
Переводчик начинает говорить, но я жестом останавливаю его, иду к предводителю. Воины расступаются, пропускают меня. Их вождь оборачивается – и я называю свое имя.
Он кивает, вскидывает руку, прижимает кулак к сердцу, к железным пластинам доспеха.
– Я Эрай, – говорит он и добавляет другое слово, но смысл рассыпается, не достигнув мыслей, исчезает из памяти.
Как у всех, чьи лица я видел здесь, его черты – отчетливые и резкие. Глаза изменчивы в солнечном свете – кажутся то серыми, то зеленоватыми, то голубыми. Цвет обманчивый, как волна в открытом море.
Он старше меня, но ненамного. Эрай, – так его зовут. Я должен запомнить это имя.
– Мне сказали, – говорит он, – что ты приплыл искать союза. Знай, сейчас не лучшее время.
– Раньше приплыть не мог. – Я смотрю ему в глаза, и он не отводит взгляда. – У нас шла война. Я должен был уничтожить врагов.
– Твоя война закончилась победой?
Да, враги побеждены. Я исполнил то, ради чего был рожден. Но этого мало. Я должен был уничтожить их всех. Чтобы даже тени их не осталось ни в одном из миров. Вот что я должен был сделать.
Но я не могу сказать это ему. И произношу только:
– Да. Я победил.
Он кивает, и теперь его взгляд говорит: «Значит, ты достоин разговора со мной».
Достоин ли ты разговора со мной, Эрай?
Гнев бурлит в глубине темноты, ярость на этих людей, считающих себя сильнее. Ярость на барьер, ослепивший меня.
Но я пришел как друг, пришел как проситель. Эта мысль успокаивает темноту, она затихает на время.
– Сюда никто не приплывал так давно, – говорит Эрай, – что чужие берега стали легендой. Почему ты направился к нам?
Мгновение я молчу, но уже знаю – нужно сказать правду. Вспоминаю книгу, которую протянул мне Эркинар, звездный узор на истертых страницах и слова – из-за которых я здесь.
«Победа, но не последняя битва. Плывите за море, ищите флейту. Золотая песня останется в небе. Мост над мирами. Голос победы».
– Меня привело пророчество, – говорю я. – О золотой флейте.
Эрай смотрит на меня долго, его взгляд теперь затянут пеленой видений или мыслей. Мне кажется – он видит и не видит меня. Наконец он кивает, произносит:
– Я должен ехать, не могу беседовать с тобой сейчас, посланник. Но завтра вернусь, мы продолжим разговор. Будь нашим гостем. Рира, – он указывает на старика-переводчика, и
