до бутылки, он влил в себя живительную влагу и на глазах начал обретать форму. Тут он увидел Мальчика и начал тереть глаза, как будто наводил резкость.
— Как ты сюда попал? — спросил Поэт.
— Я путешествую, — ответил Мальчик.
— Один?
— Да!
— Хочешь познать жизнь? Значит — тебе интересно! Но от обретенных знаний люди взрослеют и страдают. Ты готов к этому? Тогда послушай мою историю. Может она тебе пригодится, — и Поэт начал свой рассказ.
Много лет назад, когда я был еще юный, ко мне случайно залетела необычно красивая Птица. Она пела прекрасные песни и распускала красивые перья. Я был ею очарован, всё хотел ей понравиться. Чтобы хоть как-то ей соответствовать, а петь я не умею, начал писать такие же мелодичные стихи и читать их в ответ не ее пение. Это получалось у меня легко — к ее утренней серенаде у меня был всегда готов новый стишок. Я и не подозревал тогда, чем это для меня обернется. С годами я стал сложней, стишки превратились в стихи и стали внутренней необходимостью. Они обретали разные формы в зависимости от моего душевного состояния. Чтобы к утру огранить свой новый стих, как алмаз, а это самый неподдающийся минерал во Вселенной, я стирал свой кожный покров до нервных окончаний, лишался сил и даже рассудка. Но Птица каждое утро пела одну и ту же песню, по-прежнему была красива и беззаботна. А я любовался ею, когда она чистила свои перья и думал, что еще немного, в следующий раз, она поймет, о чем я, откликнется, споет по-новому и мы, дополняя друг друга, превратим в высокую поэзию наше общение. Она, наверно, хотела, но у нее не получалось. Наверно, чтобы не мучить меня, в один день она улетела на планету к Торговцу, который каждое утро пел одну и ту же песню, когда выкладывал свой товар. Я уже жить не могу по-другому, по-прежнему пишу стихи по ночам и посвящаю их образу моей Птицы. На обнаженные нервы больней всего действует время, а его стало больше, когда она улетела. Чтобы убить это время, я начал пить вино. Но от этого, мне кажется, я стал хуже делать свою работу. Мне нужен слушатель. Иначе не понятно, какую грань стиха еще надо полировать.
— А что такое стихи, поэзия?
— Стихи — это язык, на котором говорит одинокая душа в надежде найти собеседника. Этот язык всегда прост и ёмок, а содержание стиха должно быть многогранным, волнующим и влекущим собеседника. И чем он просвещенней, тем сложнее его чувства и богаче воображение. Восхитительные стихи могут быть всего в три строчки! А когда они нашли отклик в собеседнике и начинается общение, то такое общение можно назвать поэзией. Поэзия невозможна на пустом месте! Давай, я тебе почитаю.
И Поэт начал читать свои стихи. Он задерживал дыхание, чтоб не мешать стихам литься, ему не хватало воздуха, вены на его горле вздувались и начинали пульсировать, его мышцы напрягались от каждого слова. Он жонглировал словами, они обретали в его стихах новые значения и смысл, и, казалось, что все это так легко и просто. Вдруг пространство вокруг него заискрилось, слова стали обретать слабую зримую форму, образовывать объемную невесомую конструкцию, которая, как голограмма, парила, вращалась и сверкала разными гранями. От этого света у Мальчика то учащенно билось сердце, то почти останавливалось; было то жарко, то холодно; то под кожей что-то шевелилось, то разливалось тепло по всему телу. Такого он раньше никогда не испытывал. Мальчику было непонятно, как из обычных слов, какими все пользуются, взрослые могут строить такие великолепные парящие замки, где может жить очарованная душа. Время пролетело незаметно и начало смеркаться. Поэта остановили его внутренние часы — к утру должен быть новый стих.
— А теперь я должен быть один. Тебе не надо на это смотреть, — Поэт побледнел и начал погружаться в отрешенное состояние.
Потрясенный услышанным и увиденным, Мальчик попрощался с Поэтом. Но тот не ответил, так как был уже где-то далеко, где он черпал свои необычные рифмы.
Мальчик отправился на рядом пролетающий астероид.
«Как чувственны и ранимы взрослые!»
Эта планета резко отличалась от того, что он только что видел. Вся поверхность ее была устлана мягким ковром из настоящей зеленой травы. Это был густой и жирный газон, который, наверно, стригли лет двести. Вредных, сорных растений вообще не было видно. Цветы росли ни где попало, а на отдельных клумбах, которые были обложены камнями в таких причудливых формах и местах, что было непонятно — искусственные это или естественные образования. Ухоженность цветов, их композиции говорили о трудолюбии и изысканном вкусе обитателя планеты. Вода в ручьях не просто текла, а журчала. Она ниспадала с небольших рукотворных водопадов, задерживалась в маленьких водоемах, где тоже были цветы, и бежала дальше, наполняя пространство однообразными и успокаивающими звуками. Недалеко находилось необычное жилище — это был шатер из полупрозрачной вуали. Шатер накрывал ложе из белоснежных воздушных подушек и одеял. Все вокруг было опрятно уложено, как будто этими вещами никто и никогда не пользовался. Мальчик понимал, какую работу надо делать каждый день, чтобы все находилось в таком порядке. Он представил себе большого и сильного обитателя планеты, который каждый день совершает эту титаническую работу. Ему побыстрей захотелось с ним познакомится. Он хотел знать, как за цветами правильно ухаживать, чтобы добиться у себя такого же результата. И Мальчик пошел вдоль ручья, любуясь этим искусственным чудом. Вдруг вдали он заметил белый порхающий объект, который совершал странные, нерациональные движения. В этих движениях объект постепенно приближался. Мальчик присел за клумбой и из-за цветов с любопытством стал наблюдать за этим необычным явлением. Вот стало понятно, что объект набирает воду в ручье и поливает из лейки цветы на клумбах. Но происходит это в виде танца, рисунок которого постоянно менялся. Хореография определялась или композицией цветов на клумбах, или мелодией, звучащей только в воображении танцующего. Было видно, что эти движения предоставляют танцующему большое удовольствие, не утомляют его, а радуют. Его белая свободная одежда струилась с полуобнаженных плечей до самой земли и скрывала мелкие шаги. От этого казалось, что танцующий либо плывет, либо парит над растениями. Открытые тонкие руки, как изгибы крыльев, придавали грациозность каждому движению и лейка не была тому помехой. Тонкая длинная шея, каштановые густые волосы, искусно уложенные на голове, белая шелковистая кожа, глаза с большими ресницами, тонкие одухотворенные черты лица — так выглядел
