странный объект с близкого расстояния. Это была стройная, молодая и красивая Женщина, которая под стать себе преобразовывала окружающий ее мир. Наверно, нет ничего прекраснее в мире, чем танцующая женщина. Это особый способ самовыражения, только ей присущий язык повествования. И кто понимает его или стремится к этому — теряет дар речи. Мальчик смотрел на неё, затаив дыхание, очарованный и завороженный происходящим. И тут она увидела его. Отбросив лейку и всплеснув руками, она подлетела к нему, подняла его на руки, прижала к груди, начала кружиться и приговаривать:
— Я знала, я знала, что это случится… У меня было предчувствие, я чувствовала…
Все произошло так быстро, с таким напором и таким благожелательством, что этому невозможно было противиться.
Она все кружилась и все сильней прижимала Мальчика к себе, а потом коснулась его лба своими теплыми и влажными губами. И нежность, которая переполняла ее, по закону сообщающихся сосудов, хлынула в тело Мальчика. Он почувствовал, как стал уменьшаться в размерах, становиться маленьким и беспомощным, защищенным от всех невзгод жестокого внешнего мира. Веки стали тяжелыми, глаза наполнились влагой от жалости к самому себе и он стал проваливаться в младенческий крепкий сон. Нет на свете никого милей спящего ребенка! Женщина не могла им налюбоваться. Вздернутый нос, полуоткрытый рот, легкое посапывание — это был безмятежный, доверительный сон младенца, который нельзя было побеспокоить. Тело его иногда вздрагивало — это он, наверно, куда-то бежал или летел в тех снах, которые ему сейчас виделись. Женщина принесла его в шатер, желая укрыть от посторонних звуков и яркого света. К своему удивлению, она вдруг запела монотонную, колыбельную мелодию. От этого тело Мальчика перестало вздрагивать, вообще обмякло и Женщина смогла еще сильней прижаться к нему. И чтобы ее удары сердца и учащенное дыхание не беспокоили малыша, она начала делать это в такт с ним. Теперь они стали почти единым целым — Женщина и Ребенок.
Мальчик проснулся от странных звуков. Была ночь. Ночные светила залили все вокруг серебром. В этом свете белое лицо Женщины казалось мраморным. Голова ее была вскинута вверх, к источнику этих звуков, в которые она жадно вслушивалась. Вот послышался смех ребенка, потом топот ножек и скрип дверей. Вот отчетливо слышен мужской и женский смех, звон бокалов. Все это перебила музыка, был слышен обрывок песни или стиха, а потом овации. Сейчас — мужской и женский разговор на повышенных тонах, стук двери. Опять женский смех, женское многоголосье. У себя на планете он никогда такого не слышал. Это или воображение Женщины сублимировало эти звуки, или она их ловила из космоса, усиливала и материализовывала. При этом лицо Женщины становилось все сосредоточенней и печальней. От этой картины у Мальчика начало щемить сердце. Женщина была во власти этих звуков, все поворачивала голову к их источнику. Измученная этими видениями, она положила Мальчика на подушку, сама пристроилась рядом и быстро уснула. Наступила тишина. Мальчик боялся пошелохнуться — теперь он охранял ее сон. Он лежал и думал: «Что происходит?», «Откуда эти странные звуки, что мучат бессонницей эту добрейшую и прекрасную Женщину?», «Откуда она могла знать о моем прибытии, или я один из персонажей ее ожиданий?», «Ну почему тогда видения не оставили ее в покое?», «Значит, материализация части видений не лишит ее видений в целом!».
Мальчик решил, что надо покинуть эту планету, пока Женщина спит. Пусть она подумает, что это был сон, ведь он тут не может остаться. В таких рассуждениях прошла ночь. Начало светать. Он осторожно сполз с подушки, отошел в сторону и оглянулся. Легкий утренний ветерок колыхал пологи шатра, где на пуховых одеялах сладко спала прекрасная Женщина. В красных лучах рассветного солнца ее каштановые волосы приобрели золотистый отблеск и свободно стелились на ее обнаженные плечи. Еле заметная улыбка и румянец говорили или о радости встречи с новым днем, или о замечательном сне. Свободно откинутая на подушку рука делала этот сон таким безмятежным. Теперь Мальчик не мог налюбоваться этой картиной. Нежность, которой наполнила его Женщина, теперь возвращалась к ней, но при этом сердце стало учащенно биться и болеть. Раньше он такого никогда не испытывал. Но надо было уходить. Он отошел от шатра и выложил из камней фигуру, чтобы Женщина могла сопоставлять сон и реальность. Получилось сердце.
Мальчик отправился на ближайшую планету.
«Как трогательны и нежны взрослые!»
Астероид, к которому приближался Мальчик, издали казался покрытым лесом. Ему вспомнилась планетка Охотника, Алиса и ее состояние зависимости и несвободы, которые передались и ему, когда он покидал это место. Ему не захотелось еще раз испытать подобные чувства и он пожалел, что выбрал это направление для полета. Однако с приближением стало понятно, что цвет этого леса не зеленый и состоял он не из деревьев, а из множества разных фигур. Мальчику пришлось хорошо постараться, чтобы опуститься на поверхность, а не попасть на одну из них и не повредить ее. Эти фигуры изображали людей в разных доспехах, то верхом на каких-то животных, то в каких-то машинах. Мальчику стало интересно и он начал ходить между ними, пристально их рассматривая. Эти изваяния были каменными и металлическими, примитивными и очень тщательно выполненными. Стало понятно, что изготовлены они были в разное время и разными мастерами. Причудливыми были и животные, и машины. Кто и для какой цели всех их изготовил? Кто обитатель этой планетки? Всматриваясь в лица изваяний, Мальчик обнаружил, что тут были и мужчины, и женщины, и даже дети. Так он постепенно продвигался вглубь этого леса и вышел к небольшому дому. Желая поздороваться с хозяином планетки и задать все эти вопросы, он вошел внутрь дома, но там никого не оказалось. Тут его удивило огромное количество книг, которые стояли в строгом порядке на полках. На столе лежали рукописи новых книг.
— Наверно, это все создал обитатель этой планетки, — подумал Мальчик и вышел из дома. Он понимал, что находиться в доме без его хозяина неприлично и стал ожидать его снаружи.
Когда стало темнеть, Мальчик, наконец, увидел обитателя планетки. Он шел быстрым шагом к дому, но в походке его было что-то необычное: левой рукой он как бы прижимал к ноге какой-то воображаемый предмет, а правая ходила назад-вперед, как при марше. Необычной была и одежда: высокий головной убор, очевидно, был частью формы; сама форма, расшитая золотистыми пуговицами и пряжками; высокие, сверкающие сапоги. Такую форму он видел на некоторых фигурах при осмотре этой
