голову монстра… но в этот момент сварт ударил хвостом по балке, поддерживающей крышу, Гаус потерял опору и упал на сухие лианы, которыми был завален пол чердака. Сварт раскрыл страшные челюсти и повернулся, почуяв рядом присутствие живого существа. Между ним и Гаусом оставалась всего пара шагов, когда две стрелки вонзились в спину хищника. Обе попали под выступы чешуи — большая удача, событие поистине невероятное. Гаус вскочил на голову поникшего хищника:
— Зачем!?
* * *
— Зачем вы стреляли? — повторил он свой вопрос пилоту первого звена, когда все двенадцать машин вернулись в свои ангары.
— Он бы тебя пополам перекусил. Чудом успели — а он спрашивает!
— Я бы успел выстрелить!
— Неизвестно.
— Известно! Я никогда не проигрываю!
— Да что ты упёрся в этого сварта. Вы и так больше всех подстрелили, вас похвалили — иди, рисуй новые крылья на планере и успокойся, — пилот похлопал товарища по левому плечу. Гаус проводил его хмурым недовольным взглядом, дёрнул ушами и пошёл вниз. Говорить ни с кем не хотелось. Внутри оставалось ощущение какой-то не совсем полной победы, не идеальной.
Ночью 2 Гаусу снова и снова снилось, как он пытается удержать равновесие на узкой досочке и снова и снова падает с неё в бездну, похожую на воды Чёрного озера. В этой бездне воды не было, и вообще не было ничего материального, только вспышки света и ощущение присутствия кого-то очень-очень сильного, древнего настолько, что вся жизнь Вселенной для него словно один день.
— Благодарю вас от имени всех горожан! — старик, назвавшийся Бекерелем, протянул Гаусу и Ленцу большую красную шкатулку. — Наша скромная благодарность. Передайте теплейшие слова магистру!
Гаус не разобрал, кем является замотанный в странные одежды Бекерель — должно быть, кем-то важным. Они с Ленцем прилетели в город через два дня: здесь теперь в три смены дежурили старшие пилоты, и требовалось привезти мощные сигнальные лампы для связи со Старой башней. К тому же Гаус хотел навестить своего дядю, жившего в маленькой хижине у самой стены.
Дядя Балт слыл нелюдимым, неразговорчивым, странным хапи: шил одежду, мастерил украшения из чешуи свартов, точил ремесленникам инструменты, никогда не посещал праздников, не заводил друзей. Он удивился, увидев на пороге племянника.
— Дядя Балт, я хотел узнать, всё ли у тебя в порядке после нападения свартов.
— В порядке, в порядке. Чешуи набрал. Заходи, не стой как истукан.
Внутри, в крохотной гостиной с круглым столом, было темно: окна занавешены плотными шторами, дверь в спаленку-мастерскую затворена. Дядя Балт откинул одну штору влево, сел на скрипучий старый стул:
— И ты садись. Значит, вчера тоже летал?
— Позавчера, — поправил Гаус. — Да, мы всех одолели. Легко! И это странно. Дядя Балт, меня мучает один вопрос… Почему сварты не нападают на наши планеры?
— Боятся.
— Оружия?
— Нет конечно. Хоть обвешайся мечами и арбалетами, но если ты отойдёшь от планера — он тебя прожуёт и выплюнет.
— Но планер же такой хрупкий! И не выглядит страшным. Сварты бывают и вдвое больше.
— Они боятся не самих планеров. А одной чёрной коробочки, без которой вы бы не летали.
— Подкидыватель? Это потому, что его нам дают инопланетяне?
— Да, инопланетяне. Дело в них. Всё это сложно, Гаус. Тебе не надо искать правду — правда не принесёт нам добра.
— Я и не собираюсь. Инопланетяне сделали нам защиту — отлично! Они всегда помогают.
— Да? Почему перед нападением все торговцы ушли из города? Почему не использовали свои машины, чтобы нас защитить? Они не так просты. Что-то дают нам, что-то продают, а чего-то мы не получим, как бы ни просили.
Дядя Балт замолчал, затем протянул руку к глиняному кувшину, налил мутной синеватой жидкости в кружку, подвинул её в сторону Гауса:
— Сок. Пей.
— Не хочу, — Гаус с сомнением посмотрел на всплывающие и лопающиеся на поверхности жидкости пузыри. — Командиры объясняли нам так: у инопланетян есть какой-то закон, запрещающий помогать больше необходимого. Чтобы мы сами развивались. Становились сильнее.
— Пускай будет так. Понимаешь, инопланетян много. Они все разные. Тысячи миров. Кто-то может быть хорошим. Кто-то… — дядя Балт взял кружку, отхлебнул сока, поморщился, посмотрел в окно. — Учись, постарайся стать лучшим и попасть на космический корабль. Наш народ должен стать одним из них — это будет обретением справедливости.
Принимая шкатулку из рук важного горожанина с белыми волосами и полосатым бело-серым хвостом, Гаус вспомнил слова дяди о справедливости. «Не вижу я несправедливости. Как будто всё устроено хорошо». Они с Ленцем, смущённые двумя дюжинами одобрительных возгласов собравшейся на площади небольшой процессии, поклонились, снова поклонились и направились к планерам.
— Отвезёшь сам? — Гаус вручил шкатулку удивлённому приятелю.
— А ты куда?
— Нам всё равно надо две машины перегнать. Я ненадолго в деревню загляну. Сейчас тебе все вещи закинем, и полечу.
— А что там, в деревне?
— Проверю, как сигнальный фонарь поставили. Вряд ли они в этом разбираются!
— Ну да, лучше проверить. Только не опаздывай: мы вроде как на хорошем счету. Не хочется этого растерять.
— Не опоздаю! — улыбнулся Гаус.
«Где же эта девочка, Риша?»
Гаус не хотел спрашивать о ней — он хотел появиться внезапно, пригласить её полетать на планере. Но когда он вышел на главную улицу Южной деревни, его сразу окружили шумные дети, улыбающиеся взрослые, и не было никакой возможности от них отделаться. Для порядка он прошёл вместе со старейшиной к сигнальному фонарю, заглянул в зрительную трубку, проверяя наведение: да, вот сонное лицо дежурного их башни — всё в порядке. Ничего больше придумать не выходило — надо было возвращаться. Выходя за ограду, Гаус резко мотнул хвостом: ото всего, что можно было назвать поражением, у него портилось настроение, и ничего нельзя было с этим поделать.
— Гаус! — услышал он сзади знакомый голос.
Риша спрыгнула с опутанного лианами ярусника на мягкий мох, отряхнула шорты, поправила растрёпанные волосы:
— Мне Кюри сказала, что ты прилетел. Кюри — это моя лучшая подруга.
— Надо было настроить сигнальный фонарь, — сделав серьёзное лицо и ничем не выдавая своей радости, ответил Гаус. — Собираюсь возвращаться.
— Говорят, над городом был такой жуткий бой! Это правда? Ты тоже участвовал?
— Да, проучили мы этих букашек. Ничего опасного.
Блеск в больших глазах девочки, её взгляд, направленный прямо на него, безотрывный, заинтересованный, вызывали желание улыбнуться, даже рассмеяться, но Гаус играл свою роль слишком хорошо, чтобы поддаться этому желанию.
— Хочешь, прокачу на планере?
— Шутишь?
— Не шучу.
— А можно? Наверное, у
