организме. Как только наступает вторая фаза (отвыкание) и организму отказывают в новой дозе, на это начинают реагировать рецепторы боли. На втором этапе у части испытуемых наблюдаются отклонения, у некоторых появляется бред.
Третья фаза (скопаминовый шторм) имеет решающее значение. После короткой фазы прояснения снова резко возрастает влияние скопамина. Общее состояние испытуемых быстро ухудшается. Смертность превышает 70 %. Еще 10 % нуждаются в госпитализации. Пока известно только о трех случаях полного очищения организма. Однако они были отмечены на ранних этапах исследований и у тех лиц, которые употребляли небольшие дозы.
Общий шанс на выживание составляет 20 %.
В следующие два дня мой мир сузился до двадцати квадратных метров. Два дня, в течение которых время тянулось так, что казалось, будто каждая минута длится не шестьдесят секунд, а сто двадцать. Два дня, в течение которых я не делала ничего, кроме того, что сидела на металлической скамейке в пустой комнате и смотрела на узкую кровать за стеклянной стеной.
Мне казалось, что я нахожусь в каком-то другом мире, не нашем.
Эллистер, Лис, Сьюзи, Хольден, Фагус и Лука по очереди сидели рядом со мной. Как будто они договорились вести посменное дежурство, чтобы не оставлять меня одну. Приносили мне еду, напитки, рассказывали о том, что происходит в Санктуме и Нью-Йорке. Сообщили, что Совет Города чудес, «Зеленый трепет» и кураториум создали альянс против «Красной бури». Со всех концов света в Санктум прилетело большое количество солдат. Санктум превратился в крепость. Корни деревьев врастали в защитную стену Нью-Йорка, стволы обшивались металлом, и все это вселяло надежду, хотя новый Скай-Сити неумолимо приближался к городу. Радары показали, что он ненадолго задержался в Мехико, вероятно, для вербовки солдат. Однако, по оценке Гилберта, до нападения оставалось девять или десять дней.
Все это так, но мой мир сжался до двадцати квадратных метров. Белые стены, белые полы, бьющий в нос запах стерильности, и здесь же – стеклянный бокс, способный выдержать удары самой сильной вихревой энергии.
Вечером в день нашего прибытия Бэйла ввели в искусственную кому и поместили в этот бокс на среднем уровне защитной стены. Он лежал на узкой койке, подключенный к различным устройствам. На нем были свободного покроя черные брюки и рубашка. Он выглядел невероятно худым и истощенным, но я знала, что это обманчивое впечатление. Я на себе испытала, насколько сильным мог быть Бэйл.
Из капельницы в вену стекала жидкость – она должна была вывести наркотик из его организма. А могла и не вывести до конца – никто не давал никаких гарантий.
Мне все это казалось каким-то абсурдным. Стеклянный бокс, в котором был заперт Бэйл, выглядел точно так же, как тот, в которой сидел Аэолус в старом Скай-Сити. Прозрачный куб с вмонтированными в него гравитационными датчиками.
Видимо, подобные боксы существовали всегда. Просто я этого не знала.
Когда Гилберт попросил у меня разрешения приковать Бэйла цепью, я согласилась. Выбора не было. Я видела, на какие действия толкнул Бэйла наркотик. Мы должны были знать, что он не сможет выбраться из бокса, какими бы мощными ни были его вихри.
Но все было спокойно. Кроме легкого жужжания гравитационных сенсоров, до меня не долетало ни звука. Это здесь, а выше, на командном пункте, велись бесконечные споры о том, что делать дальше с Бэйлом. Я сумела отстоять его жизнь, но непонятно было, как освободить его от воздействия Scope.
Гилберт и Робур за последние месяцы прочитали все, что смогли найти об этом галлюциногене, но информации было совсем немного. Какую-то ясность внесла Жулиана Канто, которая теперь занимала руководящую должность в Нью-Йорке. Она собрала конференцию медиков, где обсуждалась эта проблема. Арисса и Гилберт потом рассказали мне, что там говорилось.
Три фазы отвыкания, одна хуже другой. Если Бэйл переживет первые две фазы, то не факт, что выдержит последнюю. Самое страшное ожидало его впереди.
Пока известно только о трех случаях полного очищения организма. Однако они были отмечены на ранних этапах исследований и у тех лиц, которые употребляли небольшие дозы.
Кроме этих троих, никто не справился с последним этапом. Большинство умерли, а остальные навсегда остались пленниками Scope.
Мне не оставалось ничего, кроме как надеяться, что Бэйлу повезет стать четвертым.
Я часто ловила себя на том, что потираю кончики пальцев. Это было рефлекторное движение, доведенное до автоматизма. Когда я это делала, я чувствовала легкое щекотание, затем энергия нарастала, и в пальцах возникал вращающийся поток.
Я снова могла создавать вихри. На боксе Бэйла были установлены синие гравитационные сенсоры, но у меня получалось противостоять им, пусть всего на несколько секунд.
Энергия вихря реагировала на меня. И она была настоль сильной, невероятно сильной, что пугала меня.
Я не знала, было ли это связано с рифтом в метро, и тем более не знала, приблизит ли возвращение моих способностей то, что ждет меня в будущем. Но в принципе мне было все равно.
Я освободила Бэйла. И ни при каких обстоятельствах не позволю ему умереть. Вот что было единственно важным.
Наутро третьего дня кто-то нежно потрепал меня за плечо.
– Б… Бэйл?
Я вздрогнула, но это был не Бэйл. И не Хольден, который, сменив Сьюзи, очень долго сидел около меня. Нет, это был Гилберт.
– Боюсь, что нет. – Он вздохнул и опустился на скамейку.
От Лис я знала, что он работает круглосуточно. Под глазами Гилберта были глубокие тени, очки сидели криво. Мне трудно было простить его, но он сдержал свое слово во всем, что касалось Бэйла: привлекал меня к каждому шагу и не принимал никаких решений, не посоветовавшись предварительно со мной. Так что мой гнев стих.
– Который час? – спросила я.
В комнате, где я сидела, не было окон – только холодное искусственное освещение и мигание индикаторов на мониторах, показывающих мозговую деятельность Бэйла, данные по скопамину и частоту сердечных сокращений.
– Скоро восход солнца.
Гилберт протянул мне бутылку воды и подождал, пока я сделаю несколько глотков. Я закрутила крышку и снова посмотрела через стекло на Бэйла.
Он все еще спал, и у меня иногда возникало ощущение, что он никогда не проснется. Это ощущение я гнала от себя прочь.
– Элейн, нам нужно поговорить.
В руках Гилберта был детектор на черном ремешке. Детектор Бэйла.
Я взяла у него прибор и провела рукой по экрану. Еще перед тем, как нас доставили в Санктум, Гилберт произвел какие-то действия с системой отслеживания: детектор показывал, будто Бэйл все еще находится в Новом Лондоне. Это была
