– Это его душа! – загремел голос, который, казалось, раздавался сразу отовсюду. Тени, лежавшие на другой половине круга, против Конана, казалось, внезапно раскололись и слились в одну тень, которая приняла твердые очертания – и перед ними оказался Имхеп-Атон.
Стигийский чародей был одет в золотой венок на волосах с большим изумрудом надо лбом, в черное, строгих очертаний одеяние, которое достигало пола. Медленно приближался он к Аманару и к алтарю.
– Ты! – фыркнул Аманар. – Я должен был догадаться, когда увидел, что двое убитых с'тарра не имеют явных ранений.
– Подвеска, Конан из Киммерии, – сказал стигиец властно. – Она содержит душу Аманара, которую он хочет защитить от пожирателя душ. Уничтожь подвеску – и ты уничтожишь Аманара.
Конан поднял руку, чтобы швырнуть камень между колонн. Но он не смог выпустить подвеску. Как он ни старался, пальцы не разжимались. Наконец он снова опустил руку.
Аманар звонко рассмеялся.
– Дурак! Ты решил, что я не сумею защитить то, что мне дорого? Никто не может причинить вреда подвеске.
Внезапно он повернулся к нему целиком.
– Убей его! – крикнул он.
Наконец Конану стало ясно, что во мраке за алтарем двигалось и вырисовывалось все четче. Огромная золотая голова змеи поднималась оттуда, окруженная длинными щупальцами, которые напоминали лучи вокруг солнечного диска. Покрытое золотыми чешуями тело терялось в черноте за дымом, и рубиново-красные глаза изучающе смотрели на Имхеп-Атона.
У стигийца осталось время на прямой взгляд, затем огромная змея ударила быстрее, чем молния. Длинные золотые щупальца схватили кричащего и подняли его высоко в воздух. Они держали его осторожно, почти нежно, как это казалось, но исполненный ужаса вопль Имхеп-Атона продрал Конана до костей.
Он кричал, как будто у него отнимали самое дорогое. Пожиратель душ, подумал Конан и содрогнулся.
Щупальца ослабили хватку. Они обхватили Имхеп-Атона с головы до пят и снова крепко сжались. Его крик тянулся бесконечно страшно и долго, как показалось Конану, гораздо дольше, чем хватило бы дыхания обычному человеку. Затем щупальца выпустили безжизненное тело, и оно упало на мраморный пол с таким звуком, словно это была мокрая тряпка. Конан хотел посмотреть туда. Но вместо этого он напряженно уставился на подвеску в своем кулаке.
– Ты приказываешь мне, – зашипел голос в голове Конана. Ему не нужно было объяснений, что это говорила большая змея – бог это был или демон, в данный момент не играло роли – которая разговаривала с Аманаром. – Ты стал слишком властолюбив!
Снова Конан посмотрел на подвеску в своей руке. Кром, жестокий бог его северной родины, дал человеку только жизнь и волю. Что человек сделает с ними – или не сделает – это его личная забота. Жизнь и воля.
– Твой слуга попросил тебя заняться им, – сказал Аманар ровным голосом, но его самоуверенность исчезла, когда змея продолжила размышления вслух.
– Нет, Аманар. Твое время кончилось. Сними амулет и отдай себя своему богу, чтобы он стал сильнее.
Жизнь и воля. Воля.
– Нет! – крикнул Аманар. Он сжал пальцы на груди. – Я еще ношу мой амулет, и ты не можешь тронуть меня, Пожиратель Душ.
– Ты сопротивляешься мне? – Голова змеи двинулась к Аманару, щупальца протянулись к нему – и отдернулись.
Воля. Ловец душ. Пожиратель Душ. Воля.
– Кром! – взревел Конан. Он с трудом превозмог себя и швырнул подвеску в сторону огромной змеи.
Время, казалось, потекло медленно, словно мед, и подвеска, вращаясь на цепочке, словно повисла в воздухе.
Губы Аманара искривились:
– Н-н-нет.
Медленно двигалась золотая голова змеи. Раздвоенный язык высовывался между острых клыков. Он подхватил подвеску, втянул ее в пасть и проглотил.
Крик Аманара превратился в отчаянный пронзительный вопль. К нему присоединился второй голос – шипящий, отдающийся в самой глубине сознания тех, кто его слышал. Велита судорожно дернулась на алтаре и сникла, обессиленная. Конану казалось, что его кости превратились в студень.
Луч синего огня вырвался из груди волшебника, разорвал его одеяние и связал его с золотым демоном. Вопли, вырывающиеся у Аманара и Мората-Аминэ становились все пронзительнее и резче, они, казалось, вот-вот порвут барабанные перепонки людей и заморозят кровь в их жилах.
Аманар превратился в живую статую из голубого огня – и он все еще кричал. Золотая чешуйчатая шкура Мората-Аминэ была охвачена голубым пламенем, которое уходило в бесконечную черноту и там терялось. И его крик никак не замолкал и потрясал души.
Наконец вопли волшебника стихли. Конан взглянул и увидел, что от Аманара осталась кучка жирной золы и небольшое количество обгоревшего металла. Но Морат-Аминэ все еще горел, и та часть его огромного тела, которая была видна в этом зале, билась в страшных мучениях, извиваясь и потрясая основание горы.
На потолке жертвенного покоя образовались трещины, и пол колебался и качался, как палуба корабля во время шторма. Стараясь сохранить равновесие, Конан добрался до черного мраморного алтаря, который находился как раз перед горящим, бушующим в смертных муках демоном.
К счастью, Велита потеряла сознание. Он сорвал с нее путы, перебросил обнаженную девушку через плечо и пустился бежать. Потолок жертвенного покоя обрушился как раз тогда, когда он достиг коридора, и тучи пыли поднялись за его спиной. Гора тряслась все страшнее, она вздрагивала и колебалась. Конан мчался.
В крепости царило безумие. Колонны ломались, башни падали, широкие расселины прорезывали стены, и посреди всего этого хаоса с'тарра убивали все, что движется, – даже друг друга.
Огромный киммериец промчался к воротам. Его сверкающий клинок очищал ему путь от тех с’тарра, которые отваживались встать у него на дороге. Башня Аманара, из которой вырывалось пламя, словно из факела, наклонилась в сторону и разлетелась на тысячи обсидиановых осколков. Земля вздыбилась, словно необъезженная лошадь, когда Конан пробирался через подъемную решетку.
Она была открыта, и когда киммериец с танцовщицей, которая все еще была без сознания, на плечах хотел пробежать под ней, открылась дверь караульного помещения. Оттуда выскочил Гаранидес с мечом в руке, с окровавленным лицом, сопровождаемый полудюжиной солдат в одежде и доспехах Заморы.
– Я удерживал ворота какое-то время, – рявкнул он, перекрывая шум землетрясения и резни. – Но потом нас рассеяли. Хорошо еще, что проклятые ящерицы чересчур заняты тем, что убивают друг друга, чтобы обращать внимание еще и на нас. Какое безумие их обуяло?
– Нет времени говорить об этом сейчас! – крикнул Конан через плечо. – Побежали, пока вся эта крепость не обрушилась на нас!
Они спустились с холма, и за их спинами рухнули башня над воротами и подъемная решетка. Теперь это была просто груда мусора.
Долина была кровавым полем битвы, и хрип и крики умирающих висели в воздухе. Несмотря на гром содрогающейся горы шум битвы был слышен тем, кто спаслись из разрушающейся крепости лишь затем, чтобы быть убитыми после.
Конан увидел Ордо сидящим возле палатки Карелы, как будто ничего особенного не случилось. С Велитой, все еще лежавшей у него на плечах, Конан остановился перед одноглазым. С гор скатывались лавины. Наконец-то, подумал Конан, замолчал у меня в голове предсмертный крик демона.
– Ты нашел ее, Ордо? – спросил он негромко – настолько негромко, насколько позволял это стоявший вокруг грохот.
Что касается опасности провалиться сквозь землю из-за землетрясения, то они находились в относительно спокойном месте, где не было вероятности быть засыпанными.
– Она исчезла, – мрачно ответил Ордо. – Может быть, она мертва. Я не знаю.
– Ты будешь ее искать?
Ордо покачал головой.
– После этого землетрясения я могу искать ее годами и не найти, даже если она будет находиться под самым моим носом. Нет, я отправляюсь в Туран и устроюсь проводником караванов. А может быть, найду себе симпатичную вдовушку, хозяйку какого-нибудь трактирчика. Пойдем со мной, Конан. У меня есть еще две медных монеты, но мы можем ведь продать девушку и прожить на это какое-то время.
