лёгкие – как будто в норме. Само собой, в той норме, насколько данное выражение вообще применимо к такому заведению, как зиндан.
На войне, как известно, мелочами вроде насморка, ангины, поноса вообще не болеют. Не болеют, разумеется, настоящие воины. Вот и Тишка держался стойко: «Подумаешь, хрюнделей навесили. Превозмогём!»
А однажды Шранк и вовсе повёл себя непонятно. По окончании очередной экзекуции он, для отвода глаз вталкивая студента взашей в камеру, шепнул ему:
– Если вызовут в пыточную, а я вдруг вякну про Освенцим, будь готов ко всему…
Глава шестая
1
.
Полковнику Топтыжному из Перми поступил «груз особого назначения». Вчера нежданно-негаданно по шифрованному каналу с Иваном Сергеевичем вышли на связь из краевого управления КГБ и известили об объявившемся Листратове, который самолично запросился к нему на аудиенцию. И вот сегодня «груз-400» в виде агента Глюка прибыл «на конечную станцию», то бишь в чекистскую цитадель на Лубянской площади.
– Ну что, Глюк, явка с повинной? – спросил его полковник, когда Листратова завели в кабинет.
– Явка с повинной, – покаянно вздохнул тот.
– Выкладываем всё без утайки?
– Угу. Без утайки.
– Слушаю тебя, Жора, – сказал чекист, беря протокол и нажимая на тумблер диктофона.
И агент приступил к исповеди. Он действительно выложил всю подноготную: и про сотрудничество со «скунсами», и про аппаратуру, и про Милену. Внешне Иван Сергеевич поглощал информацию сосредоточенно и ровно. Меж тем, в мозгу у него эпизодически вспыхивало что-то наподобие протуберанцев, особенно в той части изложения, когда зазвучали предложения про резонатор, а также о Бобе Сноу.
– Кроме изобретений Сноу у тебя ничего не пытался выудить? – как бы мимоходом осведомился полковник, когда Глюк замолчал.
– Пытался, – с готовностью подтвердил тот. – В мае этого года на международной научной конференции в Доме учёных я общался с отцом Милены Кузовлёвым Андреем Ивановичем. Мы беседовали как …м-м-м…два близких человека. Это случайно увидел Сноу. Боб понял, что между нами особые отношения. И сразу же, выгадав момент, американец завёл речь о Кузовлёве и об объекте «Ост». Чего уж душой кривить, я был повязан, а потому, для отвода глаз, посулил кой-чего разнюхать. Но я ж не маленький: отличаю продажу технологических секретов невоенной тематики от прямой измены Родине. Это и ускорило мой побег. А на Западе я бы соврал, что вынужден был срочно свалить из России, так как меня раскрыли вы, Иван Сергеевич. Посему, клянусь: по «Осту» я ни грамма не слил – нечего сливать было.
Уточнив у Листратова ещё некоторые детали, Топтыжный резюмировал про себя, что на сей момент, пожалуй, он выжал из агента максимум возможного. Дальнейшее требовало проверки.
– Что ж, Жора, – раздумчиво проговорил оперативник, потирая лоб, – сам понимаешь, что твоё будущее напрямую зависит от того, как тебе удастся загладить вину перед державой.
– Моё будущее напрямую зависит от будущего Милены, – вежливо, но твёрдо поправил его тот. – И я у вас стопудово из-за неё. Ради неё я сделаю всё, что вы мне скажете. Прошу об одном: спасти её от бандитов. Христом-Богом молю, Иван Сергеевич!
– Чего молить-то? – сдержанно укорил его полковник. – С бандитами за наших людей я и так обязан воевать. О долге же перед страной я потому завёл речь, что и Милена твоя – часть её. Я, может, говорю, что называется, высоким штилем, но говорю то, что есть. Осознал?
– Осознал.
Листратова увели. А Топтыжный, оставшись один, подумал о
том, что коли за фигурой Глюка замаячил силуэт Сноу, то за
призраком мёртвого репортёра проступили вполне жизнеспособные шпионские круги. И новые данные склонили чекиста к новой попытке подключения к расследованию разведуправления КГБ и, больше того, – ГРУ. 19 Ведь отныне для того появилась более веская мотивировка. «Значит, придётся становиться инициативщиком, 20 – сокрушённо покачал головой Шаман. – Мало того, придётся выходить на Крутова напрямую, минуя перестраховщика Столповского. Ведь санкционирование «Трансфера» и координация действий с Минобороны – прерогатива шефа».
И Иван Сергеевич, минуя промежуточные инстанции, отправился в приёмную председателя КГБ.
2
«Эсэмэска» Дианы Лонской успешно достигла адресата. Коданский, проведя аппаратную оперативку, в пятый раз за день озабоченно полез в сейф, где у него хранился мобильный телефон конфиденциального назначения. Конь Дамский не просто соскучился по темпераментной смуглянке, а всерьёз тяготился её долгим отсутствием. Необъяснимо долгое отсутствие и молчание любовницы его насторожило, а утечка информации из стана Лонского о разладе с молодой женой панически встревожила Коданского: «Уж не убил ли её старый волчара?!»
И сейчас дисплей аппарата подсказал ему о доставке сообщения от единственно возможного абонента. Дрожащими от сексуального возбуждения пальцами Конь Дамский открыл SMS и принялся читать текст: «Топотун мой многоразовый! Меня взял в заложники
Сладенький Мерзавчик. Запер в темнице у Селигера. Держусь из последних сил от домогательств его нукеров. Жду тебя! Навеки твоя Вибромассажистка».
Коданский ни на секунду не усомнился в достоверности
послания в виду того, что в нём содержались пикантные тонкости, известные лишь двоим на планете. Да и номер этого телефона знала только Диана. Этот гаджет он завёл исключительно «под неё».
– Ах ты,…тварь щекотливозадая! – взревел Конь Дамский, вообразив, впрочем, при том при сём близ распростёртой Дианы не Рокецкого (в силу известных предпочтений последнего), а его безымянного «нукера», который подобно кентавру овладевает пленённой «одалиской». – Уморщу, паразит-наездник!
Николай Андреевич достоверно знал, где находится селигерская вотчина Рокецкого. Потому сиюминутное поползновение высокого чина выплеснулось в мысленном вопле: «Бл-лин! Я секретарь Совбеза или не секретарь Совбеза?! Щас возьму свою гвардию и разнесу селигерскую скворечню к чертям собачьим! А саму щекотливую задницу предам суду за…за самоуправное лишение свободы женщины…Тем паче, такой женщины!»
Готовый к незамедлительным действиям, Коданский по внутренней связи распорядился, чтобы экстренно вызвали командира национальной гвардии Семинянькина Андрона Гордеевича по прозвищу Вертухай. Андрон Гордеевич – давний сослуживец Коданского – в молодости также подвизался в качестве контролера в исправительной колонии для трансвеститов. Ныне Семинянькин обеспечивал безопасность высших государственных органов и подчинялся лично Коданскому. Вскоре помощник сообщил Коданскому, что командир национальной гвардии находится на выезде и обещает прибыть через четверть часа.
Пятнадцать минут составили как раз тот отрезок времени, чтобы горячий ревнивец поостыл и оценил расстановку сил хладнокровнее. Ему ли было не знать на какие выкрутасы способна его «расторможенная» возлюбленная? Ему ли было не знать, как она может накуролесить? Вдруг у Полуметросексуала свои резоны? И кто сказал, что огласка не повредит самой Диане? И кто сказал, что если вызволить Лонскую не лобовой атакой, а более хитроумным способом, то это не идеальный манёвр, чтобы заодно опорочить и рогоносца Лонского?
Не мудрено, что запыхавшийся Семинянькин получил от
высокого чиновника уже несколько скорректированную вводную. Финал установки звучал следующим образом:
– …да прежде чем посылать, Андрон, своих чудо-богатырей брать сволочной оплот, переодень их в ту же униформу, в которой щеголяют секьюрити Лонского. Тогда и
