рядом с ним, схватив револьвер, лежавший у него под рукой.
Три, четыре, полдюжины змееподобных рук, видимых в лунном свете, на мгновение зависли над головами двух часовых, которые встретились на опушке леса, и прежде чем они осознали опасность, прежде чем их успели предупредить, их схватили, оторвали от земли и крики стихли прежде, чем они достигли сумрака ветвей на высоте десяти футов.
Вейл, с ужасом, которого он никогда прежде не испытывал, казалось, схватился за горло и быстро выстрелил в дерево. Что-то упало с треском веток, настоящий хор свиста и шуршания поднялся по лагерю, а в палатках и вдоль линии часовых внезапно вспыхнули огни и началась активность, раздались крики "Что случилось?", "К оружию!" и густая нота торопливо затрубившего горна, когда его владелец был пробужден ото сна.
Мужчины выбежали из своих палаток, пытаясь понять, что происходит.
– Рауль! – крикнул американец. – Оно здесь! Пулемет! – и с пистолетом в руке, и как был в одежде для сна, бросился к дереву.
Он поднял глаза. Приглушенный шелест не давал ни малейшего представления о его источнике, стрелять было не во что, но краем глаза он уловил какое-то движение среди гигантских папоротников, и снова послышался странный свист.
Он обернулся и внезапно осознал безумное недоверие к своим чувствам. То, что он увидел, больше всего напоминало огромный зонт, стоящий на десятифутовых ходулеобразных, гибких конечностях, и в том месте, где они сходились, огромная, похожая на луковицу, голова ритмично поднималась и опускалась, когда существо издавало этот необычный, пронзительный свист. Во всем этом было что-то невыразимо отвратительное, какой-то оттенок, напоминающий о гниении и разложении.
Конечность, похожая на огромную змею, поднялась с земли и бесцельно раскачивалась под листьями. Внезапно другое животное, точная копия первого во всех отношениях, вышло из-за дерева, чтобы присоединиться к нему, и эти двое, несмотря на их неуклюжую форму и шаткие неровные движения, начали приближаться к американцу с поразительной скоростью.
Вейл очнулся с пониманием необходимости срочно ретироваться. Он помчался обратно к лагерю, где лейтенант Дюбоск, разбуженный выстрелами и криками и осознавший, что что-то надвигается, выстроил сенегальцев в неровную линию под косым углом, лицом к джунглям, в то время как позади них туземцы Диума-Мбобо пригнулись в испуганном любопытстве.
Американец обернулся, когда дошел до линии егерей. Позади него на поляну, соблюдая странное подобие порядка, вышло полдюжины, дюжина, двадцать этих ужасных зонтикообразных фигур, двигавшихся целенаправленно со скоростью бегущего человека.
За выстрелом последовал приказ, звук горна и, заставивший вздрогнуть, грохот залпа, который превратился в грохочущий барабан пулеметов. Когда его глаза снова привыкли к темноте после огня винтовок, Вейл увидел, что гигантские бесформенные звери двигались вперед так же быстро и невозмутимо, как и раньше. Неужели все пули прошли мимо?
Еще один залп превратился в неистовую и хаотичную пальбу, поскольку не было видно никакого эффекта от выстрелов на отвратительные фигуры, которые быстро приближались.
Вейл тщательно прицелился из револьвера в одну из качающихся голов, и выстрел потонул в грохочущем хоре огня, зверь шел прямо на него. Он смутно осознавал, что стреляет снова и снова в каком-то исступлении по этим ужасным зонтикам-луковицам, которые продолжали приближаться, темные фигуры ужаса в зеленом лунном свете, огромные и неприступные, возвышающиеся над маленькой группой людей, которые кричали, ругались и стреляли.
Один человек, совершенно обезумевший, даже побежал вперед, размахивая штыком, и был мягко поднят двумя из этих больших рук, как ребенок может быть поднят своим родителем.
Шеренга солдат заколебалась, один или два человека отбросили свои винтовки, как вдруг прямо у их ног рухнуло одно из чудовищ. Раздался хор из свиста, и они двинулись назад не оборачиваясь, так же быстро и бесшумно, как и пришли…
Со стороны сенегальцев понесся слабый победный крик, который мгновенно смолкл, поскольку с первого взгляда стало ясно, что половины наспех сформированной шеренги не хватает, люди исчезли бесследно, словно их никогда и не было.
Вейль понял, что он щелкает уже разряженным пистолетом, что у него пересохло в горле, что Дюперре сидит у его ног, закрыв лицо руками не в силах пошевелиться. Сенегальцы и туземцы, напуганные до безумия, лепетали вокруг него, как дети. И тут зазвучал железный голос Дюбоска:
– Молчать, дети мои!
На поляне перед ними не было никаких следов того, что люди сражались за свои жизни, за исключением одной уродливой, омерзительной фигуры, которая распростерлась на земле и слабо подергивалась во мраке.
Выжившие в этом невероятном неравном сражении пять дней спустя вернулись в форт Дофин. Один человек был совершенно невменяем, и потому крепко связан, а что касалось остальных, то у них остались лишь крохи здравого рассудка. Эмоциональные чернокожие почти теряли сознание от напряжения, и ничего, кроме бессвязного бормотания, не смогли добиться от них солдаты, которые заботились об измученных, безоружных, голодных и почти голых людей – остатков от когда-то бравой роты егерей, которая всего две недели назад выступила в поход под барабан и горн.
Вейль отказался от немедленного доклада коменданту и отправился в постель, где и проспал двадцать часов подряд. Дюперре поступил так же.
Вейл проснулся значительно посвежевшим и с облегчением от того, что все же избавился от ужаса, который терзал его разум, хотя и с огромным чувством усталости, какого он не испытывал со времен увлечения футболом в колледже. Чернокожий парень у двери услужливо принес ему свежие газеты, которым не исполнилось и месяца, и он восстановил связь с миром людей, прочитав их за легким завтраком состоявшим из кофе и булочек – все, что ему разрешал врач форта.
Что-то в одной из газет привлекло его внимание и заставило выпрямиться в кресле с радостным возгласом, что вызвало возмущенный взгляд майора Лариве, седоусого старого эльзасца, командовавшего фортом, и ухмылку Дюперре, первую с той ужасной ночи о нападении.
Статья на плохом французском языке представляла собой перевод с плохого английского нью-йоркской газеты, в которой сообщалось об отъезде Вейла на Мадагаскар. Она была наполнена возвышенной псевдонаукой, которой увлекаются газеты, и содержала много остроумно отрывочных биографических и географических данных, но ее привлекательность была очевидна.
Американец наклонился вперед над чашками.
– Есть ли в вашем форте машинистка? – спросил он. – Лейтенант Дюбоск, вероятно, уже рассказал вам об ужасном приключении, которое мы пережили. Мне не терпится опубликовать свой отчет об этом через газеты.
– Месье, – серьезно сказал майор Лариве, – он умер час назад на моих глазах. Я ничего не знаю, кроме того, что потерял много людей из своего гарнизона.
– Значит… – произнес Вейл, –
