Роберт Говард - Конан "Классическая сага"

Щель между дверьми расширилась. С натужным лязгом сдвинутый с места механизм сам привел колесо в движение, и оно завращалось, наращивая обороты. Подвешенные на пронзительно скрипящих шарнирах двери уже распахнулись довольно широко. Драконы, которые в беспокойстве озирались по сторонам и неловко топтались по пещере, после того как непривычные звуки достигли их ушей, как по команде повернулись к медленно открывающемуся проходу.

За проемом дверей вверх уходил крутой подъем, который затем резко поворачивал в сторону и скрывался из вида. Оттуда проникал яркий солнечный свет — настоящий желтоватый дневной свет, из чего Конан заключил, что в верхней части этого крутого съезда одновременно открылась еще одна пара дверей. Они должны были располагаться у подножия пирамиды или в одном из зданий, окружавших площадь.

Когда Конан, хватая воздух открытым ртом, в изнеможении опустился около вращающегося колеса, драконы, испуская восторженные вопли, затрусили в открывшиеся двери. Их когти заскребли по камням, и вскоре они исчезли из виду. Из темных туннелей появились и другие ящеры, очнувшиеся от долгой дремоты, и поспешили сюда, привлеченные скрипом механизма и счастливым ревом своих собратьев. Они присоединялись к процессии, серой рекой хлынувшей вверх по склону, пока более сорока этих тварей не скрылось за его поворотом на пути в верхний мир. Вскоре с площади донеслись отдаленные, слабые крики ужаса.

Все еще тяжело дыша, Конан лежал на полу у самых нижних спиц бронзового колеса, ожидая, когда его сердце успокоится и перестанет так гулко биться в груди. На его устах играла жестокая усмешка.

Когда Конан сдвинул с места бронзовое колесо, с наружной стороны пирамиды, в покрытой яркой известкой вертикальной стене одной из граней пирамиды, появилась трещина. Куски штукатурки пыльным дождем посыпались на булыжник площади, падая у самых ног бьющих в барабаны и заунывно поющих жрецов. Раздался пронзительный скрип и стон металла. Бронзовые двери, скрытые слоем известки, стали медленно распахиваться наружу, точно так же как и их двойники в пещере драконов.

Песня затихла, и воцарилась тишина; жрецы в недоумении и страхе отступили от раскрывающихся створок. Они непонимающе глядели друг на друга, в воздухе носились не находящие ответа вопросы. За их спинами в толпе антильцев возникло нервное движение. Люди, от беднейших ремесленников, которые толпились на площади, до знатных горожан, восседавших на длинных ступенях каменных скамей, вставали на цыпочки, пытаясь лучше рассмотреть, что происходит, и озадаченно переговаривались.

На вершине пирамиды приносивший жертвы жрец остановился посреди ритуала, как раз в тот момент, когда он собирался рассечь грудь здоровому рыжебородому головорезу из чужих земель. Он сделал шаг к краю верхней площадки пирамиды и, наклонившись, выкрикнул какой-то вопрос, потонувший во все возрастающей сутолоке на площади.

Из темного проема за раскрытыми дверями раздалось мощное шипение, и на солнечный свет выкарабкалось первое чудовище — пятьдесят футов сланцево-серого грифеля, — быстро и неуклюже ковыляющее на кривых мускулистых ногах; широко растопыренные когти металлом скребли по камням. Достигнув вершины спуска в пещеру, дракон остановился. Он поднял голову и повернул ее: сначала направо, потом налево, охватывая окружающий мир бездумным взглядом огромных зеленых глаз. Зрачки монстра от непривычного солнечного света превратились в узкие щели; из его длинной крокодильей пасти на ярд выскочил ярко-розовый раздвоенный язык.

С воплями ужаса ряды жрецов у подножия пирамиды рассыпались. Священнослужители Черного Хотли отчаянно пробивались сквозь толпу простых антильцев, которые в страхе и изумлении тоже отхлынули от ворот. В возникшей панике женщину и мужчину сбили с ног, и они тут же были затоптаны бегущей толпой.

Один из жрецов неосторожно наступил на полу своего одеяния из перьев и упал. Не успел он подняться, как челюсти дракона с глухим хлопком сомкнулись на его теле. Ящер поднял голову. Затем он несколько раз откинул ее назад, заглатывая добычу, отчего эластичная кожа на его горле то раздувалась, то опадала. С каждым рывком головы рептилии тело жреца проскальзывало все дальше в огромную пасть, пока из нее не остались торчать только ступни ног с сандалиями на толстой подошве. Дракон еще раз мотнул головой, сглатывая добычу, и вскоре его жертва полностью исчезла из виду. Было видно, как горло чудовища вздулось и опало, когда проглоченное тело проскользнуло в его желудок.

Тем временем появились другие ящеры; их пасти были открыты, оттуда доносилось победное рычание, тонкие языки сновали меж страшных зубов. Казалось, этой процессии не будет конца. Гигантские рептилии, царапая когтями по булыжнику площади, с разбегу врезались в толпу дико вопящих антильцев. Многие были раздавлены когтистыми лапами чудовищ, другие падали, случайно оказавшись на пути огромных, покрытых острой, жесткой чешуей хвостов. Кровь лужами растекалсь по площади, и вязкие алые ручейки стекали в водосточные канавы по краям. То здесь, то там один из драконов останавливался и поднимал голову, чтобы протолкнуть в глотку очередную жертву, а затем снова пускался в преследование.

Тем временем у самой вершины черно-алой пирамиды распахнулась маленькая боковая дверь. Конан вышел из проема, держа в руке антильский меч из черного стекла, которым был вооружен охранник из драконовой комнаты. Соленый морской ветер подхватил его волосы и затрепетал в густой черно-стальной гриве. Конан расправил плечи и с наслаждением вдохнул свежий воздух, от которого он уже успел отвыкнуть за долгие часы скитаний по насыщенным болезненными запахами туннелям подземного мира.

После того как Конан открыл ворота и выпустил стаю драконов на жителей Птаукана, он поднялся вверх по каменной лестнице, которая начиналась у платформы над драконьей пещерой и наклонно уходила куда-то в глубь стены. Местами от нее отходили горизонтальные боковые проходы, но Конан, здраво рассудив, что жертвоприношение должно было происходить на самой вершине пирамиды и, следовательно, самый крутой путь приведет его ближе всего к цели, продолжал подниматься вверх по лестнице, пока не появился из той потайной двери верхних этажей гигантского зиккурата.

Мгновение киммериец стоял неподвижно, уставившись вниз, с жесткой усмешкой наблюдая панику и опустошение на площади. Несколько драконов уже достигло каменных скамеек, где располагались знать и высшее жречество. Они, опасно накреняясь и неуклюже пошатываясь, носились вверх и вниз по рядам скамей, преследуя и хватая мощными челюстями вопивших от ужаса беглецов в ярких одеждах из перьев.

С высоты верхнего этажа пирамиды Конан мог видеть и прилегающие к площади улицы. Теперь они были заполнены обезумевшей от страха толпой бегущих людей. Они устремлялись в первые попавшиеся двери домов и тут же захлопывали их перед самым носом отставших. Другие не останавливались до самых городских ворот и за ними рассыпались по близлежащим рощам и полям.

Конан задрал голову вверх и посмотрел на вершину зиккурата. Там высился зловещий храм Хотли, и около него две группы людей сцепились в смертельной схватке. Цвет кожи мелькавших рук и голов подсказал Конану, что там сражались с охраной и жрецами члены его экипажа.

Внимание киммерийца привлекла высокая тощая фигура, которая стояла невдалеке от него на одной из площадок лестницы, ведущей к вершине пирамиды. Это был сам старый Иерарх; его легко можно было распознать по необычайному великолепию покрытых перьями одежд, вышитых золотым орнаментом, с которых местами уже свисали лохмотья. Его головной убор из перьев куда-то исчез, и струйка крови сочилась у виска. Наклонившись вперед, он неистово жестикулировал высохшими коричневыми руками и выкрикивал какие-то команды воинам и жрецам, в замешательстве скопившимся на площади внизу.

У основания пирамиды, как раз под Иерархом, один из драконов поднял голову и взглянул на верховного жреца, пробуя языком воздух. Затем чудовище начало карабкаться вверх по лестнице.

Жестокая улыбка вновь пробежала по заросшему бородой лицу Конана. Засунув прозрачный меч за пояс, он в несколько прыжков достиг следующего уровня, где грани пирамиды поднимались вверх ступенями высотой около ярда. Конан мягко и осторожно пробрался по этим ступеням к площадке, где стоял Иерарх, и оказался у него за спиной. Неслышно он шагнул вниз; его могучие руки легли на худую спину верховного жреца, и с нечеловеческой силой Конан бросил в воздух это тощее тело в одеждах из перьев.