обратился к народу Юстин. – И тогда я первый раз увидел Эверок. И вас. Добродушных и гостеприимных людей. Вы приняли меня так же, как и Адер с Иолой Бартлетт. Воспитали и показали, что мир может существовать без жестокости и зла.
– Фу-у-у… – скучающе протянули наемники, охраняющие толпу.
– Я знаю, что мои слова ничего не стоят. Я предал вас и знаю, что никогда не смогу вернуть ваше доверие, но!
За спиной Юстина раздались шаги. В сад заходили наемники и занимали места поудобнее, будто к чему-то готовясь. Руп, схватив Юстина за локти, потащил его подальше от балкона, однако тот продолжал кричать.
– Но я знаю пророчество, что скрыто в летописи королевской семьи! И если вы отпустите меня, то я обещаю все исправить!
Юстин запутался в собственных ногах и упал. Руп теперь волок его по земле, через клумбы с увядающими цветами.
– Народ Эверока, хватит бояться! Вас больше, и вы сильнее. Добро всегда побеждает! – Юстин кричал, боясь, что люди его не услышат, а сэтхи, недовольные его словами, неприятно скреблись где-то внутри. – Свергните Ренриса Бада! Остановите беззаконие!
Но люди молчали. Им было плевать на Юстина, ведь в их глазах он был таким же жалким, как и Ренрис. Таким же спятившим ублюдком, которому каждый в этой толпе желал смерти. И он ее заслужил. Хорошо, что сэтхи так и не взяли над ним верх и сейчас молчали, вместо того чтобы дразнить за никчемную попытку сохранить себе жизнь. Тщеславие наградило его бесстрашием, и потому, когда Руп подтащил Юстина к петле, сердце не сжалось от ужаса. Душа уже давно была готова покинуть этот мир. Жаль только, что Юри он так и не успеет найти.
В саду Далии росло высокое дерево. Под ним Юстин целовал ее щеки и сладкие губы. Под ним признавался в любви и клялся в верности. А сейчас под ним умрет. Наемники перекинули веревку через толстую ветку и поставили бархатный стул. Они облизывались и с нетерпением ждали, когда выбьют его у Юстина из-под ног. Ренрис стоял, облокотившись на перила, и наблюдал.
– А ведь все могло закончиться иначе, – сказал он.
– Ты бы все равно меня убил, – ответил Юстин, когда Руп поднял его на стул. – Ну а ты, здоровяк? Я думал, мы успели подружиться.
– Не пойму, говорят ли в тебе сэтхи? Или же ты сам так смело смотришь в глаза смерти? – спросил Ренрис.
Юстин лишь ухмыльнулся. Руп продел его голову в петлю и как следует затянул.
– Ну что ж! Да начнется представление! – Ренрис толкнул в бок наемника, который стоял рядом с ним, и тот загоготал. – Вы готовы? – Ренрис повернулся к толпе. – Готовы увидеть мертвое тело предателя?
Толпа молчала, молчали даже наемники.
– Тимс? – удивился Ренрис, увидев рыцаря в толпе. – Поднимайся сюда, бестолковая псина. Понаблюдай за казнью с первых рядов. Тимс…
Ренрис шагнул назад.
– Тимс, Незримый тебя ослепи, что ты…
И тут со свистом в грудь наемника, стоявшего рядом с Ренрисом, впилась стрела. Он, схватившись за древко, плашмя упал на спину, ударившись головой о камни.
– Хочешь правосудия? – закричал Тимс. – Так получи его.
Новая стрела пронеслась рядом с головой Ренриса, но он успел увернуться. Люди внизу завопили. Они разбегались по сторонам, но наемники быстро настигали их. Тимс успел скрыться в толпе.
– Тебе повезло, Юстин. – Ренрис лежал на земле. – Сама судьба даровала тебе еще один шанс и время, чтобы подумать и в следующий раз принять верное решение. Завтра я приду, и ты отдашь мне сэтхов. А сейчас. – Он встал, и наемники на балконе засуетились. – А сейчас, Руп, в темницу его. Живо!
Руп, расстроившись, что зрелища не будет, вытащил голову Юстина из петли.
– Остальные – за Тимсом! – командовал Ренрис. – Он нужен мне живым!
Юстин опять оказался в темнице. Руп швырнул его в угол клетки и, захлопнув решетку, торопливо ушел калечить безобидных эверчан.
«Это отличная возможность сбежать!» – вдруг шепнула Похоть.
«Схиала ждет…» – добавило Тщеславие.
Юстин понимал, что больше шанса у него не будет, и сквозь боль поднялся с пола. Он дошел до замка, висящего на прутьях, и, просунув руки, попытался дотянуться до него. Но цепи на запястьях сковывали движения. Тогда Юстин ударил прутья плечом. Он разгонялся и бросался на них, надеясь, что хоть чуть-чуть сможет их погнуть, а после и вовсе сломать. Но они не поддавались.
Сил не осталось, но Юстин не готов был сдаться. Он схватил миску с водой и с размаху ударил по двери, но и это не помогло – только миска пришла в негодность. Он злился и начинал бить кулаками по стене еще яростнее, пытаясь достать оттуда камень. Но все было тщетно.
– Так и будешь дурью маяться? – раздался голос Лирасы, когда Юстин обессиленно упал на сено. – Все смотрю на тебя и сомневаюсь, что хочу помочь.
Она подошла к клетке, перебирая между пальцами ключом. В другой руке она держала черный плащ.
– Я долго думала над твоими словами. Про мою силу. Помнишь?
– Лираса, прошу… – пытаясь отдышаться, заговорил Юстин. – Помоги мне молча. Моя голова сейчас лопнет, и твоя болтовня лишь ускорит процесс.
– Так вот. – Она не послушалась. – Я поняла, что лучше мне уже не стать. Мир не изменить. Себе не помочь. Но все мы рано или поздно умрем, и я хотела бы попасть в иной мир к святой Эвер, а не иссохнуть в пустыне с изгнанным Сэтилом.
– Я передам олхи твое желание, потому что, видят святые, я умру от головной боли прямо сейчас.
– Ты хороший человек, Юстин, – вставив в замок ключ, сказала Лираса. – И я хочу, чтобы ты остановил Ренриса. Я делаю это только потому, что в постели ты старался больше, чем он, – улыбнулась она.
– Похоти бы очень понравился твой комплимент, – усмехнулся Юстин.
Лираса повернула ключ и распахнула скрипучую дверь. А затем бросила Юстину плащ и отмычку, чтобы тот смог освободить себя от оков.
– Когда будешь воскрешать святых, скажи им, что я тебе помогала.
– Идем со мной. – Юстин вставил отмычку в скважину на наручниках. – Ренрис убьет тебя, если узнает, что ты помогла мне.
– Он не узнает. Я спустилась одна, одна и поднимусь. Стража, охраняющая вход в темнице, ничего не заподозрит.
– Ты…
– Достойна лучшего? Ой, прекрати. Достали твои благородные речи. – Лираса развернулась, готовясь уйти. – И… Будь осторожен. В городе сейчас опасно. Умирай после того, как исполнишь пророчество. Хорошо?
– Я постараюсь.
– И когда все закончится, заходи в «Блажь». Скажи Муди, что ты от Лирасы. Он даст тебе ночлег.
И она ушла. А Юстин, накинув на себя плащ, выбрался из темницы через тайный ход, на который указал ему Сэльмон.
Юстин вышел с обратной стороны замка. Там, где высокие волны встречались с острыми скалами. Некогда протоптанная тропинка заросла травой, но скользкие из-за воды камни, уложенные вдоль нее, все еще оставались на месте. Несколько раз чуть не упав, Юстин хватался руками за выступы и медленно двигался вдоль стены дворца. Под ногами хрустели осколки выбитых витражей, и чем ближе он подходил к городу, тем громче становились крики горожан.
Юстин накинул на голову капюшон. Он торопливо обходил паникующих людей, прятался за кустами и разрушенными домами, когда видел наемников. Юстин должен был идти на пристань, но вместо этого бегал по улицам города в поисках Ренриса, у которого должен был забрать камень. Как? Юстин не знал и сам. Решил, что разберется со всем на месте.
«Иди к океану…» – Похоть наконец соизволила ему помочь.
«Гнев ждет нас у портового склада», – Тщеславие ерзало под кожей.
«Торопись, ягненочек!» – вдруг воззвала Похоть. И оглушенный Юстин, сорвавшись с места, побежал вниз, к порту, где стояли корабли.
Сэтхи оказались правы. Со стороны склада доносился шум, и, недолго думая, Юстин направился туда. Прячась среди ящиков, он медленно двигался к Тимсу и Ренрису.
Ренрис, с ножом в ключице, лежал, прислонившись спиной к бочке. Тимс направлял ему в лицо меч. Оба они были в крови, порванной и грязной одежде. Вокруг лежали сломанные доски и разбросанные фрукты из опрокинутых ящиков.
– И давно ты вынашивал этот план, Тимс? – Ренрис сплюнул кровь.
– Четырнадцать лет. – Тимс тоже пытался отдышаться.
– Ого! Твоя выдержка впечатляет… Почему не сделал этого раньше? Зачем тянул?
– У всех нас своя миссия, Бад. Все мы пешки в игре великих олхи. Ты должен был сделать свои ходы для того, чтобы потом сходили другие. Ты расчистил им путь.
– Кому им?
– Тем, кто воскресит святых. Юстин один из них.
– Юстин – бестолковая марионетка.
– Он король на шахматной доске, а ты – обычная пешка.
