темные воды подземного озера. Пахло кровью. Она была на его руках, капала со лба, где была рассечена кожа прямо над бровью. Под ключицей адски болело. Ван Цин медленно поднял руку и коснулся собственной груди. Одежда была порвана, а края раны тошнотворно набухли. У него было рассечение, которое болело, как сквозная дыра. Стиснув зубы, он огляделся. От движения головой длинные волосы мазнули по взмокшей от пота шее, прошлись кончиками по пояснице.
На берегу валялись догорающие факелы и стрелы. Вода в озере была мутной, и от нее пахло мертвой гнилью. Кто-то резко схватил его за руку.
Ван Цин обернулся и замер. Все тело сковало и невозможно было пошевелиться. Рядом с ним стоял человек в запачканных кровью одеждах. Его длинные, абсолютно белые, как снег, волосы намокли и облепили тяжелыми прядями плечи и грудь. В руке он сжимал что-то, напоминавшее подвеску, прикрепленную длинной тесьмой к широкому поясу. Но вовсе не это так изумило Ван Цина. На него смотрели так знакомо, так пронзительно.
Смотрели сизыми, как утренний туман над полем, глазами.
Он почувствовал, как шевельнулись собственные губы.
– Байхуа…
Они оба вздрогнули, когда услышали воинственные крики со стороны темных сводов пещеры. Ван Цин сжал чужую ледяную руку, придерживая человека рядом. Он стоял с трудом; его бок весь был залит кровью. Внезапно показался яркий свет факелов, в их сторону метнулся рой выпущенных стрел.
– Быстрее, – раздалось почти над самым ухом, и Ван Цин ощутил, как снова двигается тело без его на то желания.
Он словно был внутри, запертый и безвольный, но чувствовал страх, адреналин, растекавшийся по венам. И силу. Странную, подвижную, которая делала каждое его движение легче и быстрее, будто подталкивая и помогая не останавливаться.
Они забежали за скалистый выступ, который скрыл их от пространства перед озером. Все дрожало, как при землетрясении. Запах крови стал еще отчетливее. Человек рядом был бледен; на его лбу выступили маленькие капельки пота. Ван Цин ощущал горькое волнение за него, как за кого-то очень близкого. Это было так похоже на те чувства, что он испытывал к Лун Аню. Они с этим юношей казались похожими, но глаза… этот взгляд…
Время потеряло свое значение. Оно то тянулось медленно, то срывалось на бешеную скорость. Они сражались снова и снова. Когда все затихло, он видел пламя костра, который разжег собственными руками. Он задыхался от боли в груди, где была рана, но не показывал этого: шутил, говорил без умолку, задавал вопросы. Одежда на нем, насколько он мог увидеть, была насыщенного изумрудного цвета. По талии шел крепкий пояс, на котором привычной тяжестью висел меч в ножнах.
В какой-то момент он скинул с себя верхние одеяния, чтобы укрыть бывшего с ними маленького мальчика, которому на вид было не больше десяти лет. У него тоже были белые, как иней, волосы. Они не знали, сколько прошло времени. Периодически они переговаривались, но Ван Цин не запоминал слов, словно в тумане.
Мир остановился, будто налетел на преграду и рассыпался искрами костра.
Человек рядом тихо говорил о погибшей сестре, о нападении на его семью. В этот момент его глаза напоминали льдистое пламя.
Потом они сражались снова. Ван Цину казалось, что пещера просто рухнет им на головы. Что он погибнет, навсегда останется погребенным под толщей воняющей кровью воды и грудой камней. У них было оружие, но вскоре они не смогут вот так прятаться здесь. Это западня.
Тело работало на пределе возможностей. Картинки сменялись в голове так быстро, но он понимал каждую, словно успевал все прожить и прочувствовать. Боль, запах крови, жар, окутывающий голову горячими тисками. Когда бой был окончен, он, словно сквозь дурман, слышал чужой голос, который звал и звал его, пытаясь вырвать из лап темноты. Кто-то произносил его имя, дотрагивался пальцами до его пылающего лба, убирая с него волосы. Прикосновение показалось таким знакомым, словно он уже когда-то боролся с болью, чувствуя эти прохладные руки у своего лица.
«Не теряй сознание».
«Ван Сяоши».
– Ван Цин…
Пальцы дрогнули, когда их крепко обхватили. Ван Цин распахнул глаза. Лун Ань сжимал его руки в своих. Голова кружилась; тело ощущалось как желе, совершенно не хотевшее слушаться. В горле пересохло, а в поле зрения были только их рукава и крепко сцепленные, как в танце, ладони.
– Дыши глубоко, – повторил Лун Ань то же, что говорил ему раньше.
– Что… мы… – попробовал произнести Ван Цин, но мысли словно рассыпались в пыль, когда он пытался их озвучить.
– Тише. Не говори ничего.
Мир снова собирался воедино, как из обломков. Ван Цин вдохнул полной грудью свежий воздух с легким запахом дыма от костра. У него начали дрожать руки, и Лун Ань, не отпуская, погладил их большими пальцами.
– Все хорошо.
Сердце бешено колотилось в груди от осознания, что он только что видел. Ван Цин понял, что все это время сидел, низко склонив голову и прижимаясь лбом ко лбу Лун Аня. Они были как две сломанные куклы, которые не могли устоять и просто рухнули бы на землю, если бы не держали друг друга.
На глазах от напряжения выступили слезы. Ван Цин зажмурился, стараясь следить за дыханием, как советовал Лун Ань.
– Мы… сражались с кем-то. Похоже, я начитался древних легенд, пока готовился к съемкам, вот мне это и приснилось, – произнес наконец он, когда горло перестало так сдавливать.
Лун Ань покачал головой. Ван Цин почувствовал, как путаются их волосы, потому что они так и сидели, соприкасаясь лбами.
– Это не сон.
– У тебя… была рана на боку?
– Угу.
– И ты звал меня так странно? Это… до сих пор у меня в голове звучит.
– Да.
Ван Цин крепче сжал его руки, не признаваясь себе в том, какое именно чувство им движет. На какую-то секунду во время медитации ему показалось, что они вообще стали единым целым, что все их эмоции смешались между собой, утянув во тьму и неизвестность.
– Там… тебя зовут Лун Байхуа? – произнес он шепотом.
Лун Ань молчал. У Ван Цина пальцы сводило из-за того, как сильно он сжимал их. Лун Ань осторожно пошевелил правой рукой, заставляя его немного ослабить хватку, мягко высвободился и положил ладонь на его плечо почти у самой шеи.
– А тебя – Ван Сяоши.
Это имя прозвенело в воздухе, как звук порванной струны, когда она резко отскакивает, ударяя по пальцам. Рядом потрескивали угли костра, который уже успел погаснуть, но еще хранил жар былого пламени. Ван Цин все
