Китай, конечно, повеселей, поэкзотичнее, но вон Ян Янович Зюмин, муж Нади Жекулиной — натуральный китаец, да еще знаток всяких тайных тибетских практик, куда там деду Мите… Но все-таки интересно, какая сволочь про Аргентину растрепала. Неужели Григулевич, он с неделю назад приезжал? Нет, Юзек парень дисциплинированный, конспирацию знает и зря бы не ляпнул.
Митя — мой единственный внук. А Мишка — единственный сын, так вот вышло, расстались мы с Ольгой в двадцать пятом. Да и то, как раз тогда мои бесконечные командировки и начались, какая уж тут семейная жизнь… Развелась и ушла к Мише Левандовскому, да тоже все не слава богу — погиб генерал Левандовский в Испании, в тридцать пятом. Так и остались мы, я разведенным, она вдовой. Видимся, конечно, но — чужие. Я так думаю, что такая бешеная любовь, как у нас случилась, долго не живет, а в ровные отношения перевести не получилось. Впрочем, чего тут ныть, хотел семейного счастья — послал бы Совинтерн с его командировками, звал меня тогда академик Ипатьев полимерами заниматься…
Сидел бы дома, в окружении врачей — Наташи и Ольги. Машка тоже вон, на медика выучилась, медсестра. Впрочем, она по свету помоталась едва ли не больше меня, знаменитый 11-й Отдельный отряд экстренно-полевой медицины. И подозреваю, наши врачи сделали для Советов столько, что вровень с оперативниками Совинтерна, если не выше. Как где катастрофа — там наши. Да и врачебные пункты по всему миру. Сперва на себе натренировались — в Средней Азии, Персии, Маньчжурии, — задавили эпидемии, систему поголовных прививок внедрили, диспансеризации эти. Детская смертность упала, продолжительность жизни выросла, сейчас на территории бывшей Российской империи двести девяносто миллионов человек живет, вдвое больше чем при царе-батюшке. Он, кстати, вполне себе до тридцатых годов дожил в Дании, под конец даже говорить начал. Правильно его обменяли — там вокруг него такое кубло монархистов собралось, любо-дорого, грызлись насмерть. Не без нашей помощи, конечно, подкидывали им яблочки раздора, чтобы они своими делами занимались, а в наши не лезли. А сейчас Дания медленно, но верно идет к вхождению в Союз Советов. Да и куда деваться? В Скандинавии социал-демократы доминировали давно, а в последние годы и советские партии поперли, так что ждем датчан и всяких там прочих шведов, как Маяковский писал. Мирно, постепенно, привязывая экономически — где они еще для своих “саабов” и “филипсов” такой рынок найдут?
Не везде так получалось, особенно поначалу. Виталик Жекулин с тех попыток полную грудь орденов заработал. В Китае воевал, в Испании воевал, с греками тоже воевал… Греки, конечно, умники еще те — разгромили беспортошную армию Кемаля и решили, что им все можно, а в особенности Константинополь. Ух, какие зарубы в Оккупационном совете Международной зоны были! Как греки в Лиге Наций Фессалию требовали — вынь да положь, и немедленно! Хотя это идея англичан, уж я-то знаю, им наше присутствие в Проливах нахрен не сдалось, вот и пытались по-всякому выдавить. Поначалу, конечно, тяжело было — мы с итальянцами против англичан, французов, греков, югославов и бельгийцев. Но мало-помалу и Югославия советизировалась, и во Франции Народный фронт победил, и бельгийцы как-то после этого подзатихли. Да и мы тоже заявили — не вопрос, уйдем, сдались нам эти проливы. Вот только все вооружение оставим туркам, чтобы зря не таскать. Вот англичане и взвились, и греков науськали, чтобы те, по старой памяти, турков еще разок вздрючили и к международной зоне подошли напрямую, только с востока. Пришлось за турок впрягаться, заодно всю непримиримую оппозицию из Средней Азии к Энверу сплавили — воевать под зеленым знаменем халифа. Ну и советников подкинули, вроде Витали. Вот он и развернулся, даром что в генералы не пошел. Зато спроси любого осназовца, кто таков полковник Жекулин — все знают.
— Митя, ты чего тут один? — подошла и проявила заботу Надя Зюмина. — Пойдем к нам.
— Спасибо, Надюш, я пока тут, в тенечке. Хочешь — садись рядом, расскажи, как там твоя реформа.
— Ну как… со скрипом. Прямо как ликбез.
Ликбез завершили только к тридцатому году. Почти полная функциональная грамотность всего населения, добрых полсотни новых институтов и университетов, лаборатории, целые исследовательские центры. Были у меня тогда сомнения, не вернутся ли в химию, да посмотрел — молодежь, что в двадцатом на рабфаки пришла, сама учит, новое поколение зубастое и цепкое, куда я против них со швейцарским еще багажом, это, почитай, все заново учить надо. А этих гоняли дай боже! Помню, Сонька рассказывала, сдавала задание по теоретической механике самому Ивану Всеволодовичу Мещерскому, князю, между прочим. И он работу просмотрел, проверил и вернул — “Исправляйте, у вас ошибка”. Соня по новой пересчитала — все верно, приносит опять, тот опять ее с теми же словами отправляет. Только с третьего раза, в слезах уже, нашла — запятую пропустила! Зато теперь ведущий специалист “Гидропроекта”, известный инженер-гидротехник, тоже по всему миру поездила, консультировала.
— Что мешает?
— Боятся неравенства. Нельзя, дескать, выделять. А дети-то все разные, одни лучше с гуманитарными предметами, другие с техническими, у третьих абстрактное мышление развито, — начала заводиться сестра. — А их всех по единой программе, под одну гребенку. Но ничего, мы этих ретроградов дожмем! За нас вон, вся наука.
Она кивнула в сторону Семена Иванова, будущего нобелевского лауреата. Ну или нет, не знаю, как там в теоретической физике с очередностью. Семка у самого Альберта Германовича учился, сейчас у Капицы работает, в Физическом институте, доктор наук и до кучи книжки популярные для детей пишет. И очень Надю поддерживает, кивая на результаты Физтеха, института, что создали лет двадцать тому — так и школы надо специализированные, чтобы качественных специалистов готовить. Кстати, старший брат его, Ваня, капитан-полярник, тоже для детей три книжки написал. Первая вообще ураган была — целыми классами срывались Арктику осваивать, Норильск строить, Севморпуть обустраивать. Тоже примета времени: родители, Иван да Аглая — проще некуда, а дети писатели.
Подошел Пашка, младший из Жекулиных и увел Надю. Вот, кстати, на кого типовые программы обучения рассчитаны — в школе был балбес-балбесом, пошел на завод, там, в коллективе, остепенился, сейчас станочник из первых на Москве. Его наши уговаривали пойти учится, да он только смеялся — я, говорит, рабочий человек, хозяин страны! Действительно, хозяин — делегат районного Совета. Единственный из клана, кто хоть краешком по государственной стезе пошел, хотя казалось бы, при таком основателе клана…
***
Похороны отца и прочий траур я провел как в тумане.
Бесконечный поток людей через зал Дома Советов, непрерывные речи, знакомые лица на трибуне, из которых почему-то запомнился дядя Вася Баландин, вздымавший кверху большие крестьянские руки.
Наташа и зареванные сестры в черном, соболезнования от официальных делегаций — поляков, финнов, немцев, всех, кто успел доехать. Профсоюзы и кооператоры, военные и медики, путейцы, строители, газетчики, профессура…
Двойной караул из соратников и бойцов Московской Пролетарской бригады. Непрерывная печальная музыка оркестра за кулисами — Шопен, Бетховен, Берлиоз.
Гроб вынесли на руках под “Вы жертвою пали”, революционный траурный марш, дальше тронулись под любимую отцом “Варшавянку”, так и не поставив на лафет, который медленно катился следом. Мимо “Большой Московской гостиницы”, мимо наполовину снесенного Охотного ряда за строительным забором… Вдоль зданий университета на Моховой стояли студенты, рабфаковцы и профессура, с венками и транспарантами на черной ткани.
Людская змея по Волхонке вползла на Пречистенку, где к ней присоединились слушатели Первых рабочих курсов. Мелькнул стоящий на постаменте фонаря при выходе на Садовое высоченный детина, громким голосом читавший стихи, из которых запомнилась только строчка “…пускай нам общим памятником будет построенный в боях социализм!”
