— Пятьдесят медных тарнских дисков, — ответил мой продавец.
— Это слишком много, — заметил капитан. Я был с ним совершенно согласен, но заводить об этом спор со своим надсмотрщиком не стал.
— Такова назначенная за него цена, — пожал плечами надсмотрщик.
— Хорошо, — сказал капитан и жестом приказал стоящему у него за спиной писцу отсчитать моему продавцу пятьдесят медных монет.
— Могу я спросить, — обратился я к капитану, — имя моего нового хозяина и название его корабля?
— Я Тенрикс, — ответил он, — Тенрикс из Темоса. А корабль мой называется «Звезда Темоса».
— И когда мы отходим? — спросил я. Он рассмеялся.
— Раб, ты задаешь вопросы, как пассажир.
Я улыбнулся.
— Мы выйдем в море с вечерним отливом, — сказал он.
— Спасибо, хозяин, — поблагодарил я его.
Тенрикс в сопровождении писца двинулся дальше вдоль ряда рабов. Я заметил, что рыбак уже закончил свою работу и тоже собрался уходить. Он аккуратно сложил залатанную сеть и перебросил ее через плечо. Затем он поднял с земли трезубец и, даже не оглянувшись, побрел с пристани.
Старший надсмотрщик пересчитал полученные пятьдесят медных монет.
Я неодобрительно покачал головой.
— Это слишком много, — сказал я ему. Он пожал плечами и усмехнулся.
— Раз кто-то выкладывает требуемую сумму, — сказал он, — значит, цена приемлемая.
— Да, — согласился я, — пожалуй, вы правы.
Я не был особенно разочарован, увидев «Звезду Темоса». Это, конечно, оказался круглый корабль. Я с удовольствием разглядывал его широкие палубы. Его трюмы должны быть очень глубоки и вместительны. Такой корабль будет двигаться медленно.
Меня даже не расстроила выданная мне в качестве обеда корка хлеба с луковицей и пригоршней гнилого гороха; не думаю, чтобы мне пришлось долго так питаться.
— Сомневаюсь, что грести на таком корабле покажется тебе пустячным делом, — заметил гребной мастер, пристегивая мои кандалы к тяжелому брусу, лежащему вдоль скамей.
— Что-то рабов у вас маловато, — с нескрываемым сожалением сказал я.
— А кроме того, — усмехнулся он, — сомневаюсь, что тебе покажется пустячным делом мне угодить.
— Что же рабов у вас так мало? — никак не мог успокоиться я.
Мастер повернул ключ в замке на моих кандалах и, хохоча во все горло, отправился на кормовую палубу, где и уселся на своем кресле, лицом к нам.
У него перед креслом, поскольку корабль был действительно велик, сидел темп-мастер — громадного роста широкоплечий мужчина с перетянутыми кожаными ремнями запястьями. Перед ним стоял громадный медный барабан, ударами в который темп-мастер по ходу движения судна отмечает ритм для гребцов.
— Весла наружу! — раздалась команда старшего мастера.
Все гребцы выставили весла в бортовые проемы.
Над головами у нас, на верхней палубе, раздавались крики матросов, отдающих швартовы и отталкивающих корабль от пристани тремя традиционно принятыми для этого длинными шестами. Паруса не будут подняты на реях, пока судно не выйдет из гавани.
Я услышал скрип рулей, ощутил едва заметный крен судна, услышал глухой плеск воды о проконопаченный, пахнущий смолой борт.
Мы отошли от земли.
Огромные глаза, нарисованные по обеим сторонам на носу корабля, теперь, наверное, уже смотрят в сторону моря. На всех кораблях Гора, независимо от типа или класса, к которому они принадлежат, всегда изображаются глаза — на деревянной голове тарна, возвышающейся над носовой палубой боевых кораблей-таранов, или прямо по обеим сторонам носовой части круглых судов, таких, например, как «Звезда Темоса». Это последнее, что делают с кораблем перед его первым спуском на воду. Изображенные на бортах судна глаза отражают веру горианских матросов в то, что корабль является чем-то живым, одушевленным. Поэтому ему необходимы глаза, чтобы он мог видеть море.
— Приготовиться! — приказал старший гребной мастер.
Весла замерли в горизонтальном положении.
— Весла на воду! — последовала команда.
Темп-мастер ударил обмотанной кожей деревянной колотушкой в стоящий перед ним громадный медный барабан.
Весла, все, как одно, погрузились лопастями в воду.
Я покрепче уперся ногами в деревянный брус под скамьей и изо всех сил налег на рукоять весла.
Корабль медленно, как упитанная, пышнотелая, тяжелая и неповоротливая птица, начал нехотя двигаться к проходу между двумя высокими круглыми башнями, охраняющими вход в гавань Телнуса, столицы острова, города, в котором находится трон убара Коса.
Мы уже два дня были в море.
Сейчас, как и четыре раза в день, мы ели из жестяных мисок брошенную в них горсть гнилого гороха, луковицу и ломоть хлеба. Затем по очереди передавали друг другу кожаный бурдюк с водой.
Весла были втянуты внутрь.
Нам не приходилось грести до изнеможения, как обычно. Все два дня мы шли под попутным ветром, который начал стихать только вчера под вечер.
На «Звезде Темоса», как на большинстве круглых кораблей, мачты были установлены намертво, в отличие от боевых галер, на которых мачты можно было снимать. Грот-мачта располагалась примерно посередине судна, а фок-мачта находилась ярдах в четырех-пяти впереди. Паруса на обеих мачтах имели треугольную форму, а рея фок-мачты была вполовину короче реи грот-мачты.
До сих пор мы шли с хорошей для тяжелого корабля скоростью, но ветер постепенно слабел.
Этим утром нам уже несколько часов пришлось просидеть на веслах.
Время перевалило за полдень.
— Как я догадываюсь, — произнес, подходя ко мне сзади, гребной мастер, — ты был капитаном в Порт-Каре.
— Да, я капитан, — согласился я.
— Был капитаном в Порт-Каре, — уточнил он.
— Для Порт-Кара я так и остался капитаном.
— Ну, здесь не Порт-Кар, — заметил он. — Да и ты не капитан.
Я пристально посмотрел ему в лицо.
— Порт-Кар находится везде, куда доходит его сила и власть.
В глазах гребного мастера появилось удивление.
— Я просто заметил, что ветер стихает, — пояснил я свою мысль. Он побледнел.
— Да, ветер стихает, — согласился он. В этот момент с верхушки грот-мачты до нас донесся крик впередсмотрящего:
— Два корабля слева по борту!
— Весла наружу! Приготовиться! — тут же поступила команда гребного мастера, торопливо направившегося к своему креслу.
Я быстро смахнул в рот остатки хлеба и гороха и поставил миску под скамейку.
Затем вытолкнул весло в бортовой проем и установил его в уключину.
Над головой у нас, по верхней палубе, забегали десятки ног.
Вскоре, перекрывая крики людей, раздалась команда капитана Тенрикса: