осторожно подношу руку к его морде. Он нюхает мою руку и позволяет погладить его. Мама включает электробритву, чтобы выбрить волку бок, и он напрягается, услышав шум. Я посылаю ему еще магию, и он успокаивается.
Мы не можем призвать больше магии, чем уже есть в мире, хотя многие думают обратное. Ничего невозможно создать или разрушить. Магия существует, и мы лишь направляем ее. Многое из того, что мы делаем, сочетает магию и науку, магию и медицину, магию и исследования. Все работает в прекрасной гармонии, сохраняя в мире равновесие. Вот почему мама не может просто посмотреть на волка и исцелить его. Магия – это орудие, но лишь одно из многих.
И, конечно, мы не можем управлять животными, растениями или людьми. Магия работает вместе с природой, но не против нее. Я не способна заставить зверя сделать что-то против его воли, но могу открыть ему свои намерения, дать понять, что он в безопасности и послать ему магию, чтобы успокоить. Я могу попробовать направить животное – применить магию, чтобы уговорить, но все зависит только от самого зверя.
В конце концов, они дикие животные, какими и должны быть.
Выбрив волку бок, мама промывает рану, а я стараюсь успокоить зверя. Работать нужно вдвоем. Мама не может успокаивать и в то же время заниматься раной, а если перепуганный волк сбежит, беды не миновать. Поэтому я сижу рядом и глажу его, а моя магия обволакивает его, чтобы каждой своей частичкой он ощущал спокойствие.
Мама работает быстро. Остановив внутреннее кровотечение, она зашивает бок. Как только она заканчивает, чувствую, что сердцебиение волка замедляется, и он снова дышит свободно.
Он поправится.
Мы перевозим его в вольер на окраине заповедника, где ему не будут мешать другие животные, и он сможет спокойно набраться сил. Подбегает Зима и просовывают нос через металлическую ограду, пытаясь подобраться ближе к новому волку.
– Он не опасен, – говорю ей. – Он ранен. Пускай отдыхает и выздоравливает. Присмотри за ним.
Я могла бы прожить тысячу жизней, но никто не будет любить меня так же сильно, как Зима. Погладив волчицу по голове, иду в служебный домик, чтобы переодеться.
Пайк в домике ест бутерброд и читает книгу.
– Ты только не перетрудись, – говорю я.
Обойдя его, иду в подсобку, где лежит моя запасная толстовка. Стягиваю через голову перепачканную в крови кофту, и футболка задирается, оголяя живот.
Пайк смотрит на меня, и я ловлю его взгляд. От отводит глаза. Я надеваю чистую толстовку и оглядываюсь на него. Румянец заливает его светлую кожу. Он откашливается и кусает бутерброд.
– У меня сейчас перерыв на обед, – говорит он, возвращаясь к книге.
Книга большая, на левой странице нарисована сова, а на правой крыло.
– А до книг с текстом ты еще не дорос? – спрашиваю, заглядывая ему через плечо.
Пайк закатывает глаза.
– Это учебник, – отвечает он, не глядя на меня. – Для учебы, понимаешь? Не всем же так везет сразу после школы получить работу, которую не заслужил.
Школу я окончила в прошлом году. Мы с мамой говорили о колледже, но какой в нем смысл. Я и так знала все, что нужно для работы в заповеднике, а просиживать еще четыре года за партой, вместо того чтобы набираться опыта, работая на природе, мне не хотелось.
Я смотрю на рисунок совы. Словно живая. Все части тела подписаны. Темные глаза глядят на меня со страницы книги, напоминая о той северной сове. Я обхожу стол и надеваю непромокаемое пальто.
– Может мне и повезло, но я заслужила эту работу. Эта книжка не научит тебя чутью и доброте. Ты никогда не сможешь общаться с животными так же хорошо, как я.
– Может и нет, но я хотя бы стараюсь получить знания. А ты что делаешь? С людьми ты явно общаться не умеешь.
– Мне больше нравится общаться с животными, – отвечаю я, и мне неловко, что голос звучит тихо.
Но Пайк, кажется, ничего не замечает.
– Жаль, что ты не ведьма, так бы просто приворожила людей и все. Слышала, что ту девчонку из новостей освободили всего через два года? – Он качает головой. – Это же бред.
– Чем тебе так не угодили ведьмы? – стараясь выглядеть равнодушной, спрашиваю я, хотя вопрос дается мне нелегко. Но если Пайк будет у нас стажироваться, то лучше знать об этом.
Взгляд его карих глаз стекленеет. Несколько мгновений он смотрит в книгу, но мыслями он далеко.
– Я не доверяю магии, – наконец отвечает Пайк.
Отчего-то мне становится грустно. Я доверяю магии больше всего на свете, больше, чем многим людям. Покачав головой, я иду к двери.
– Ты чего так тяжело вздохнула? – вдруг шутливо спрашивает Пайк.
– А я вздохнула?
– И еще как. Словно я тебя достал, и ты решила поскорее уйти.
– Ты меня и правда достал. – Я тоже пытаюсь говорить шутливо, но тщетно – мой голос звучит зло и раздраженно. Возвращаюсь к столу и опираюсь на него. – Правда, почему ты терпеть не можешь ведьм? – Голос срывается, угрожая раскрыть мою тайну.
Мне хочется, чтобы Пайк сказал, что пошутил и вовсе не испытывает ненависти к ведьмам. Ладони у меня мокрые от пота. Внезапно снова вижу себя у папиного дома, на нем краской написано «ведьма». Не понимаю, почему быть ведьмой – это оскорбление? Почему другие не видят, как удивительна магия?
Пайк встает и вплотную подходит ко мне.
– Ты правда хочешь знать? – мягко спрашивает он.
Я лишь киваю в ответ. Сердце бешено стучит, и я тяжело сглатываю. Мне хочется, чтобы он засмеялся, сказал, что все это ерунда, шутка и не более того. Но Пайк не смеется.
Он наклоняется ко мне. Так близко, что я могла бы сорвать очки с его носа или потрепать его волнистые каштановые волосы. Так близко, что чувствую пряный запах чая.
– А я не отвечу тебе. Скажу лишь одно. Та девчонка из новостей. Жаль, что не она тогда сгорела.
Пайк разворачивается и выходит из домика прежде, чем я успеваю что-то сказать.
Когда мы с мамой заходим в дом, Сара уже там, на кухне. В доме пахнет душистыми травами и специями. Я снимаю пальто и глубоко вдыхаю аромат, пытаясь забыть слова Пайка. Его мрачный тон, который так напугал меня.
«Жаль, что не она тогда сгорела».
Мама поднимается наверх, чтобы принять душ, а я иду на кухню и сажусь за стол. Я всегда рада, когда Сара к нам приходит. В доме
