хмыкнул. — То… Я коня могу кулаком убить, мне против всадника нет нужды подпрыгивать. Я седока и так из седла добуду.
— У тебя очень закалённое тело, — согласилась Шу. — Прямо как живая иллюстрация старинных трактатов, в которые никто уже не верит.
— И голова, — серьёзно продолжил Дмитрий. — К каждому закалённому кулаку должна прилагаться в три раза более закалённая голова.
— Это постулат твоей школы? До-дзё, в котором ты тренировался?
— Да, первейшая аксиома. Её инструкторы новичкам прежде азбуки вбивают. Сорри, сенсэи, — поправился он. — У вас есть какой-нибудь квалификационный экзамен на разбивание твёрдых предметов?
— Тамэсивари? — она задумалась. — Канонизированно — нет. Так, как дополнение к турнирам. Квалификационные экзамены у нас состоят из спаррингов.
— Спарринги — то вторая часть. Само собой, потому что культура движений и техника тоже роляют… Но перед допуском к спаррингу есть первая часть теста. Она, кстати, и по деньгам недешёвая, — ухмыльнулся товарищ, что-то припомнив.
— Расскажи?
— Любая ударная поверхность, — он сжал кулак, — должна держать нагрузку не только в субмаксимальном режиме, но и в крейсерском. Причём одну и ту же нагрузку.
— Не поняла? — Шу нахмурилась.
Друг вроде говорил по-японски, каждое слово в отдельности было понятным — но в сумме смысл не ловился.
— Разбила ты кулаком кирпич в воздухе, — вздохнул Ржевский. — Самый обычный белый силикатный кирпич…
— Хороший уровень. Очень хороший уровень, — перебила азиатка. — Первый дан наверняка за плечами.
— Вот. Так и думал, что у вас на этом всё.
— А у вас?
— А у нас этот экзамен длится полчаса. — Партнёр по бизнесу помолчал и добавил, — для правой руки. Потом полчаса для левой. Потом полтора часа для головы. Ещё — локти, колени, пятки, рёбра ладоней, основания ладоней, но это всё опционно.
— Ты полчаса разбиваешь кирпичи только правой рукой?! — удивилась она.
Ничего себе. Как такое возможно.
— И полтора часа головой, — весело подтвердил Ржевский. — Только не кирпичи, кирпич даже ребёнок разобьёт.
Норимацу могла бы поспорить, но не стала: в такие моменты постигшего глубочайшие мудрости Пути надо слушать молча, а не перебивать якобы на равных.
— Мраморные монолиты, — продолжил товарищ. — В идеале — белый пиленый мрамор. Он попрочнее силикатного кирпича будет.
— Если не в идеале? — ей было не просто интересно.
Она понимала, что напарник сейчас делится примерно тем же, что стоит столько же, сколько и участок земли, который он на неё переписал.
Только в отличие от пары драгоценных антикварных домов в Золотом Квадрате, это знание было вообще бесценным — землю теоретически можно как-то купить.
— Если не в идеале, значит, ты из бедной семьи, — вздохнул Дмитрий. — Значит, пиленый мрамор тебе не по деньгам. Тогда гранит можно, он подешевле будет. Но в нём песка много, — товарищ опять что-то припомнил и поморщился. — Гранит — это чит, если честно. Его и четыре часа можно стоять да разбивать без вреда для здоровья.
— Дай скажу, что поняла, — японка положила пальцы на локоть друга, останавливая его тираду. — Человек приходит на экзамен и полчаса разбивает в полёте правым кулаком пиленые мраморные кубики. Правильно?
— Ага, примерно вот такие, — Дмитрий показал руками. — Строго кубический фут, это канонический размер.
— Фигасе, — впечатлилась Норимацу.
— И бросают их с интервалом не больше полутора секунд, — продолжил товарищ. — Как правило, секунда — секунда и две десятых, это важно.
— Какая колоссальная нагрузка.
— Ударная поверхность, — напомнил Ржевский, снова сжимая кулак. — Боевая, по вашему. Физика процесса такая: по мере эксплуатации под любой механической нагрузкой любая поверхность разрушается. Грубо говоря, ты можешь чудесно разбить десять тысяч кирпичей, но на каком-то этапе регенерация в теле начнёт подвисать: сосуды забьютс…
— Я понимаю. Да.
— Вот полчаса с бросками мрамора через секунду — это хорошая нагрузка для одной поверхности. Если твой кулак поразил не менее девяноста девяти процентов целей, значит, экзамен ты сдал.
— Хренасе. — Она даже употребила слово не из своего лексикона. — И это только правая рука?
— Конечно! Ты же должен знать ресурс своего организма в бою!
В принципе, логично. Он прав где-то.
Ничего себе, насколько одновременно высоки и глубоки, как оказывается, вершины Искусства.
— А голова — полтора часа, — фыркнул весело Ржевский, по новой что-то припоминая. — Все остальные поверхности — тридцать минут, а голова в три раза больше.
— Почему? Хотя теперь понятно, каким образом ты боевые нунтяку лбом ломаешь.
— Лоб — самая прочная кость, наибольшее содержание кальция, плюс естественный угловой изгиб броневого формата, — он провёл пальцем от брови до затылка. — Если учитывать наклон кости и соотношение коэффициентов прочности, головой можно в пять раз лучше, чем кулаком, разбивать. Только к ней хорошие мышцы не подведены и шея коротенькая и не гибкая — не ударишь нормально, — добавил он разочаровано. — На себя дёргать приходится и на встречных курсах лупить.
— А как ты тогда мрамор головой бьёшь? Если ею размахнуться нельзя? Разбегаешься и в прыжке? — недостойно пошутила на очень серьёзную тему Норимацу. — Да-дах лбом в каменный кубик?
И тут же пожалела о своём длинном языке.
Товарищ, впрочем, не обиделся:
— Зачем? Стоишь на месте, с лбом наперевес, как с алебардой, за целью не бегаешь. Тебе на голову бросают эти мраморные блоки. Ассистент хороший, как правило твой товарищ, скорость и энергия броска соответствующая.
Шу впечатлилась не по первому разу:
— Так у вас на экзамене тебе с разносом полторы секунды полтора часа в лицо камни летят?!
— Ну да! — живо закивал Ржевский. — Чтоб лоб подставлять удобнее было! Знаешь, такое нудное занятие, — он неожиданно шмыгнул носом. — Там секундный таймер висит всегда. Вот стоишь ты, бьёшь, бьёшь, бьёшь — надоело уже! Пару рассечений поймал, каменная крошка кожу расцарапала! Смотришь на часы — блииин, а только пятнадцать минут прошло. И тебе ещё пять раз по столько геройствовать.
Она даже не нашла, что сказать. Было страшно представить, что в той клановой школе вытворяют с теми, кто родом из менее знатных семей, чем он.
— Хотя результат того стоит, — признала японка вслух, неожиданно для себя прислоняясь к Дмитрию и на мгновение укладывая голову виском ему на плечо.
— О чём задумалась? — блондин озадаченно покосился на неё, старательно отодвигаясь.
— О вашей семье, кроме прочего, немало говорят как о бахвалящихся самцах. Знаешь, я раньше думала, что доля правды в тех словах есть…
— А сейчас?
— А сейчас считаю, что люди просто не всегда были готовы поверить в недостижимые высоты вашего мастерства. Мне уже в нескольких чатах сказали, что разбившихся о голову боевых окинавских нунтяку не бывает, — призналась она. — Не смогла удержаться, поделилась рассказом, извини.
— Да без проблем, — отмахнулся блондин. — Тоже мне, секрет… Мне кажется, те,
