построил для себя как раз на новые налоги, и «госпошлину» с претендентов. И продолжает достраивать — вон: лес
а третьего крыла до сих пор наращивают кверху и в стороны.
Вот я и хочу, в числе прочего, помочь тебе сесть на место вымогателя-тирана.
Я… Хм. Достаточно подробно объяснил тебе свои… Мотивы?
— Да. Да. Достаточно подробно. И теперь я думаю, что ты был бы для Биркента отличным правителем. Дальновидным. Справедливым. Умным. И — сильным! Уж при тебе никто бы не осмелился на наш город напасть!
— Возможно. Но давай сделаем так, чтоб нападать никто не осмеливался и при…
Тебе.
Дверь в покои падишаха оказалась заперта.
Вот так, просто и буднично: заперта.
И все попытки северного гиганта открыть её голыми руками не помогли: жилы на его шее чуть не трещали от напряжения, но отворить дверь, или пробить мечом толстенные прочные доски, из которых она была набрана, не удалось!
— Надо же… Какая прочная. Не иначе — доски заговорены от стали! Вот ведь хитро…опая скотина. — теперь и Конан почесал затылок, — Ладно, сейчас чего-нибудь придумаем.
Много думать, впрочем, северянин не стал: мечом ударил в саманную стену торца коридора, в которую и была вмонтирована дверь. Остриё со звоном отскочило.
— Бэл раздери. Стена-то… Тоже заколдована. Но с таким я тоже сталкивался. Есть вариант.
Садриддин снова не без удивления пронаблюдал, как из необъятной сумы на свет божий вынимается странный набор предметов: несколько потемневших от времени до коричневости косточек странной формы — словно от неизвестного животного. Баночка из чёрного стекла, свёрток из плотной кожи, похоже, бычьей: очень толстой и негнущейся.
— Если опасаешься колдовства — лучше отойди!
Садриддин поспешил так и сделать, истово бормоча про себя молитву Мирте Пресветлому, однако взгляда от Конановских приготовлений не отрывал, не забывая оглядываться и в темноту коридора за их спинами.
Приготовления, впрочем, оказались чисто символическими: Конан, применяя вместо заклинаний ругательства на разных языках, полил на дверь густой ядовито-зелёной жидкости из баночки. Развернул свёрток, сыпанул на тягучие потёки — жёлтого порошка, оказавшегося там, и выкрикнул, воздев руки:
— Гаррат-Йешшади! Во имя Трёх! Откройся!
От двери пошёл пар. Затем повалил едкий зелёно-жёлтый дым, и вдруг доски вспыхнули ярким фиолетовым пламенем! И горели так, что гудел даже воздух вокруг!
Не прошло и минуты, как обломки препятствия попадали к ногам напарников, и проём открылся.
Внутри оказалось светло: странный голубовато-фиолетовый свет явно исходил не от солнца, и не от факелов или других светильников. Однако из проёма никто не выскочил. Садриддин сказал:
— Здорово ты меня… Насчёт колдовства. А я-то, я-то… Купился, как последний простофиля, впервые увидавший странствующего факира. А это — просто земляная смола и кхатайский порошок! А косточки-то тебе были зачем нужны?
Конан фыркнул:
— Ну — так!.. Факирские уроки даром не проходят: косточки — для нагнетания таинственности, и создания соответствующей атмосферы. Зато тебе точно не было скучно! А то за пять дней безделья мы совсем разленились. Отъелись, успокоились…
— Ага, все бы так бездельничали и отъедались!.. Ну что, посмотрим?
— А то!
Внутри оказался почти такой же интерьер, как в покоях принцессы: роскошная кровать с балдахином из драгоценного шёлка, столики-дастарханы, табуретки, занавеси…
Вот только окон, которым по-идее полагалось бы быть на своих местах, и дверей в помещения для слуг, не обнаружилось: стены казались монолитными, и сделаны были явно из чего-то получше и потвёрже, чем саманный кирпич.
Напарники рассматривали комнату с порога, не торопясь входить.
— Не нравится мне это. Слишком похоже на мышеловку.
— Почему?
— Стены. Видишь: какие блестящие и ровные. Готов заложить свой меч против зубочистки, что прочнее камня. Чтоб тот, кто будет иметь глупость забраться, не смог пробиться сквозь них.
— Но ведь они… Ну, вернее — мы! — всегда сможем выйти через проём! — Садриддин указал на догоравшие у их ног обломки досок.
Конан ничего не сказал, но посмотрел так, что юноша прикусил язык. Но всё же спустя минуту выдавил:
— Что же нам делать? Ведь пройти дальше мы можем только через эту комнату?
— Нет, не только. Можно ещё попытаться… — Конан, отошедший теперь к боковой стене коридора, попробовал потыкать в неё мечом.
Стена подалась: начала крошиться.
— Ага. — варвар удовлетворённо хмыкнул. — Всё правильно. На защиту стен уходит чертовски много колдовских компонентов, и сил мага. И её всё равно надо поддерживать. А маги обычно достаточно ленивы… Отойди-ка, чтоб не мешать, и прикрывай тылы!
Глядеть, как профессионал расчищает проём в стене мечом легче и быстрей, чем команда строителей — кирками и ломами, Садриддину было бы интересно. Если б он добросовестно не «бдил» в клубящийся неземным светом проём, и в черноту коридора.
Работа по выламыванию дыры, достаточной, чтоб пропустить человека, заняла не больше пяти минут:
— Давай-ка нашу плошку!
Внутри оказалась та же клубящаяся чернота, что и в комнатах вдоль коридора половины принцессы.
Дна или пола тоже не имелось. Киммериец покривил губы, и поработал языком, чтоб собрать побольше слюны. Плюнул вниз. Всматривался долго.
— Негралово отродье. Не повезло. Ладно — есть ещё другая сторона.
Когда взломали стену напротив, за ней черноты не оказалось. А оказалось там море. Вот так, буднично и просто: море! Под застывшим в зените жёлтым солнцем.
— Конан. Красиво-то оно, конечно, красиво… Но я и плавать-то не умею. У нас в Биркенте есть только хаусы, каналы, да арыки для полива!
— Понял. Но плавать не придётся. Думаю, тут мелко.
Действительно, когда киммериец попробовал, держась за стены, спуститься в «необъятный» океан, оказалось, что несмотря на громадные валы и завораживающую взор чернотой бездонную пучину, глубина этой самой «бездонной пучины» — по колено.
— Понятно. Иллюзия.
— Как это?
— Да очень просто. Нету тут никакой воды. И если б с нами был порошок цветка Парасты, мы бы посыпали себе на глаза, да и увидали… Как тут и что.
— А у тебя…
— Нет. Израсходовал на предыдущих магов. Так что закатывай штанины, и пошли.
Стена, вдоль которой они теперь пробирались вброд, тянулась и тянулась. Конан периодически похлопывал по ней рукой, Садриддин с тоской оглядывался: отверстия, через которое они влезли, не видно стало через несколько минут ходьбы. И хоть Конан и сказал, что вода — лишь иллюзия, это не мешало ей хлюпать в афганках, и быть чертовски холодной — почти как в потоке, который чуть не смыл их… Три? Четыре дня назад?
— Ну, думаю, что хватит. — киммериец остановился, и снова вынул меч.
Долбёжка прошла обычно: никто на той стороне их не ждал. И фиолетового тумана за дырой не
